Священник Сергий Круглов: Фантазия о Рае. Сергей круглов

Отец Сергий читал стихи. Слушали с нескрываемым волнением – за каждым словом – точный, меткий, зримый образ. И такой добрый. И такой узнаваемый. Полтора часа узнавания самих себя, полтора часа узнавания Бога в поэзии отца Сергия.

О многом он говорит с юмором. С юмором добрым, без тени цинизма. О многом – со скорбью. В улыбке его стихов – безмерная любовь к тем, о ком он пишет. Он спокоен, но неравнодушен. Он не поддается на разговоры о том, как нынче Петров пост неумолимо долог. Он служит в небольшом сибирском городе, приехал в Москву всего на три дня – провести несколько творческих поэтических вечеров, чтобы скорее вернуться домой в Минусинск, где на весь город всего три священника. Священник Сергий Круглов, давно полюбившийся многим по своим стихам и правильным, ясным – в яблочко – ответам на сложнейшие вопросы – провел два творческих вечера в Москве – клубе ОГИ и храме св. мц. Татианы при МГУ.

Главное событие московского дня для о.Сергия – служение Литургии в храме свт. Митрофания Воронежского вместе с другом и собратом о.Константином Кравцовым. «Представляете, какая у меня сегодня радость, о.Константин пригласил меня послужить в свой храм» – первым делом сказал о.Сергий утром по телефону, договариваясь о времени интервью. К этой праздничной Литургии он еще не раз возвращался в своих рассказах. «В книжном одно расстройство, если даже часть взять того, что нужно прочитать, никаких денег не хватит, да и места в квартире. Но какая же у нас радость сегодня – удалось Литургию послужить!».

«Сегодня на проповеди я передал прихожанам поклон из Сибири и спросил, какая самая главная святыня Москвы», – с этих слов о.Сергий начинает свой поэтический вечер в храме св. мц. Татианы. «Самая главная святыня Москвы– это москвичи, люди! Христос воскрес не ради стен, не ради предметов, а ради людей”.

Незадолго до крещения, в 1996 году, отец Сергий перестал писать стихи. Вернее, они сами перестали писаться. Пропало вдохновение – техника есть, а вдохновения нет. После уже – сжег все свои написанные до крещения стихотворения. Перерыв был длинный – восемь лет не писал стихотворений о.Сергий. Теперь его поэтическое слово – это не только портрет с натуры, это – слово о Христе. Стихи – это слово от человека к человеку, поэтому, уверен отец Сергий, они могут привести человека к вере, если только написано от всей души.

Отец Сергий читал стихи. Слушали с нескрываемым волнением – за каждым словом – точный, меткий, зримый образ. И такой добрый. И такой узнаваемый. Полтора часа узнавания самих себя, полтора часа узнавания Бога в поэзии отца Сергия. Маленькая девочка в конце встречи спросила: «Батюшка, вы про все нам рассказали, но забыли рассказать про котенка, который у вас живет», и благодарные слушатели еще долго не хотели отпускать батюшку.

Заглянем ненадолго на вечер отца Сергия, послушаем, как он читает стихи.

Антипасха

Федору Васильеву и Облакову_Штанаху

Не всяк невидящий – блажен.

Не всякий жаждущий – напьется,

Когда тысячелетний плен,

Чтобы закончиться, начнется.

Но ты – узнаешь ли Меня

В соитии вина и хлеба,

В смиреньи смерти и огня,

Фома, попавший пальцем в Небо?

Россия перед Вторым пришествием

Не раскаянье – сплошь окаянство.
Но чего-то, упорствуя, ждёт,
Беспробудным спасается пьянством
И терпением русский народ.

Чем сберечь нам жестокую выю,
Подходящим к последней черте?
Детской верою: нас не чужие
Будут, русских, судить на Суде.

Поповская лирика

о.Константину Кравцову, с братской любовью

Великий Вход грозно сияет.
Бледный священник висит, никакой,
Уцепившись за Чашу.

Но все пройдет, отляжет,
Его помилуют,
Он станет легок и многословен,
Как напакостившее дитя, избежавшее порки.
Опьяненный глазами паствы,
С амвона он скажет спич,
И нимбы икон померкнут.

И грозные Врата покорно
Дадут себя завесить
Катапетасмой обыденности.

* * * * *
смирись прихожанин!
я – твой пастырь
а нам пастырям знаешь ли тоже
не чуждо ничто овеческое

(особенно шкура)

перед тем как дать начальный возглас
последний взгляд
в алтарное зеркальце
(не забыл ли подровнять бороду? – все в порядке
прыщик? – еще не созрел
глаза? – глаза еще светят
ровным невозмутимым
светом выгорания)

«Блааагословееен…»
вечеренка
журчит обиходом
как всегда как вчера
как завтра

Птичий Двор

Перед панихидой дьякон озадачил меня вопросом: вот в записке написано имя «Эдвард» – как его возглашать, наверное, «Евгением»? С чего бы это, спросил я. А вот он помер, и родным известно, что был он когда-то давно крещен, а с каким православным именем – никто не знает… Что за ерунда, сказал я. Как есть – так и называйте. Господь Сам знает, как его звать, зачем же изобретать что-то несусветное?..

На это дьякон отвечал, что другие батюшки его корят и прещают, когда он вот этак-то возглашает вслух имена, не содержащиеся в наших святцах, и де как же быть?

М-да уж, зачесал я тут затылок…и посоветовал дьякону: а вы в таких случаях пищать научитесь.

Как это?!!

Да так, – как по телевизору пищат, ежели кто-то допустил в речи нецензурное слово. Так и вы возглашайте: «..усопших рабов Божиих: Иоанна, Дарии, – ПИИИИИИИ – Симеона…»

Единорог

Жизнь навалилась?

– давай-давай, рогом упирайся!

Ах, не можешь?

рог обломался?

так у тебя второй есть.

Откуда? – да брось!

Смирись да признайся хоть сейчас-то, что какой уж ты там величавый весьвбелом волшебный таинственный геральдический единорог–

ты просто самая обыкновенная сидорова коза, бесстыжие глаза, за шиш с маслом куплена, все бока луплены.

Стыдно? – ничего! Со стыдобушкой-то оно – спасительнее будет.

Направо – агнцы

Налево – козлищи

А гордого единорога – вроде как некуда

Так и стоит посреди

В нелицеприятном свете прожекторов Суда

От напряжения поджилки дрожат

Но марку пока держит

Губу закусил не плачет

На Судью чтоб слезами себя не выдать типа не смотрит

И Судья на него не смотрит листает Книгу Жизни

И все остальные молчат

Листает медленно

Тщательно водя перстом

Проглядывает страницы

Тянет время – жалко дурня

Да только в Книге Жизни –

Ну ни единой картинки

С горделивыми геральдическими единорогами

(Других подходящих впрочем тоже

Нету картинок:

В эпоху чести и ристалищ

Традиции изображать на гербах

Нищих духом животных

Видимо как-то не сложилось)

И вот в тот самый миг

Когда горючая

Детская по сути

Слеза таки не выдержала и покатилась

Оставляя некрасивый мокрый

След на холеной серебристой шерсти

Судья захлопнул книгу

Улыбнулся мудро и нежно

Светло как первый дождик в апреле –

И принял решенье.

Песок духа

Отцы наши
вечерю в горнице
Сионской правили.
Пили, за горла
яли сосуды,
полные всклень
вина Духа,
били об углы,
хрипели, наставляли
стеклянные розы,
кривые осколки
канонов, преданий,
брат брату
в яремные вены
за аз единый.
Кости трещали,
горницы стены
ходуном ходили,
смешан с юшкой,
в песок тек Дух –
вино Божье.

Мужики дерутся –
не лезь, бабы,
вон, пащенки дети!

Под утро стихло.
Пуста горница.
Хлопает ставень.
Сквозняк ржаво
свистит в горлышки
бутылей битых.
Мамка над мертвыми
в углу воет.

Слепые детки,
приблизились робко,
ползаем ныне
под столом, ищем
пролитого Духа,
мрём, жаждем.
Сбираем, жрём
песок горстями,
высасываем до капли.
И на том спасибо,
отцы, деды.

Песок дерёт горло.
О…чьи пальцы, –
вот наткнулся,
во тьме шарят
предрассветной,
гладной, сиротской,
мне навстречу –
ты ли, братик?

Я, братик.
Держись, милый.
Бог не оставит:
песка много.

Раскол

Навеяно levkipp*ом

маленького батюшку
затукали остроконечники
подобрав полы рясы
бежал в блефуску

«какая разница —
–успокаивал свою
маленькую
пастырскую совесть –
–и там
такие же лилипуты»

Чипполлино

Молодой дьякон, вбегле хиротонисан,
С плачем просыпается: приснилось ему,
Что служил он лихорадочно, среди каких-то кулис,
И пахло мышами, а сцена ползла во тьму.

Что служил он с потным позором, в одних трусах,
В ораре, прилепленном скотчем к плечу, бледный, как мел,
И голос дрожал, а в уничтожающий ответ
Хор незримый “анаксиос!” гремел.

И вот проснулся; и трясся, – сердце где,
А где селезёнка! – и так дьякон рыдал:
“Моя мразь наставляет меня в ночи!
Я не вычитал правила, Господи, я так мал!

Христе мой! Душат меня сопли, а платка чистого нет,
Отпусти меня, Господи, нет мне, грешнику, прощёного дня!
Мне снилось, что право правили вальсамоновы стражи: повалили, рыча,
И, риза за ризою, облачение содрали с меня!”

И Господь присел, утешая: “Клирик ты луковый, опять не спишь!
Ну не плачь ты, милый, ну прости ты их.
Что ж ни силы, ни славы не можешь ты удержать!..
Ох, руки твои дырявые – вроде Моих.

Ну содрали стихарь, ну подрясник с бородой,
Ну тело, душу, – ну что? всё равно не твоё.
Это – Моё. А сердцевинка-то луковки – гляди! – цела,
Вот она! И уж никто не дерзнёт её.

Се, чтоб родилось дитятко, сдирают с него послед,
И мать снимают с него; и – чист, грязи грязней.
Так, слой за слоем, за любовью любовь – тебя
Одену Я светом, луковка, яко ризой Моей.”

Халкидон, знамение пререкаемое

Над могилами мучеников лампады не гаснут.
Злой ветер в ночи воет,
С трепетными пламенами воюет,
Зло хохочет:
“Какой же Ты Бог, если умер!
Какой же Ты Человек, если воскрес!”

Внук расстрелянного священника,
Семинарист-первокурсник,
За полночь к экзамену готовясь,
Уснул сидя.
Ломкие плечи зябки,
Рыжий вихор, слюны капелька – всё
В нём спит. Под головою –
Книга, история Вселенских Соборов.
Парнишка во сне улыбается: он видит,
Как в белизне и злате, там, в небе,
Кирилл и Несторий
Встретились и обнялись, плача.

Безумствуй бессильно, злой ветер!
Ты – знак распада:
Ведь Бог и человек – две полноты совершенных,
И когда они воссоединились
В крови и сиянии слёз, – миру
Стало их не вместить, и ночь,
Треща, лопнула. И в швы
Хлынуло утро.

Льдинкой хрустит, март пророчествует
Сиреневая звезда.
Маленький город сонно ворочается
За пазухой у Христа.

Спи, ещё рано, спи, Мой выстраданный,
Суетный Мой!
Скоро будильник взорвётся, выстрелит
Новой весной.

Небо, как хлеб, разломим надвое –
Синь, высота!
Радостно с серых крыш закапают
Кровь и вода. †

Блудный сын

Так я ничьим рабом не быть старался,
Что в плен попал в земле глухонемых,
И привкус поролоновый остался
В твоих, о жизнь моя, стихах переводных.

Прошло ли двадцать лет? вчера? сегодня? –
С Тобой, лицом к лицу, стоял я зло,
И из передней, как из преисподней,
Угарной вольностью несло.

Был май лихой, и пьяный и зелёный,
И Ты в дорогу мне конвертов передал,
Но я тогда не верил в почтальонов
И стиль эпистолярный презирал.

А здесь …хватает мне труда дневного,
Чтоб по навозу вилами писать,
И не припомнить мне ни улицы, ни дома,
И нет слюны, чтоб марку облизать.

Всё так, как есть; лишь иногда, ночами,
В воды стекло стоялое гляжусь,
И сединой, и горем, и глазами
Я на Тебя похожим становлюсь.

Егорий из Скотопригорьевска

Ксении Лученко

А поворотись-ка, сын!
(Гоголь)

И вот наш алтарник вырос,
Уехал от нас в большой город
И, закончив там первый курс семинарии, на вакации прибыл.

Снисходительно пройдясь по храму, ставшему ему тесноватым,
Перво-наперво поразил он
Девчонок из воскресной школы
(На их робкие приветствия кивнув сдержанно, как младой Тихонов-Штирлиц)
Лощеным кроем черной семинарской пары.
Затем довел до свекольного румянца
Молоденькую сей же школы директрису,
Расспросив, не завели ли еще на приходе
Православного молодежного ночного клуба,
А также и сочувственно заметив,
Что не целовать иконы во время месячных – народное суеверье.
Затем, взойдя на клирос, где шла спевка,
Послушал, вполголоса хмыкнул: «Глас десятый!…
Этот стон у нас песней зовется!» –
И, золочеными очочками блистая,
Прочел наставительным тоном притихшим пенсионеркам
Лекцию о демественном распеве.
Войдя в алтарь, оглядел иконы,
Писанные в синодальное время оно,
На которых упитанные архангелы складчато вздымали
Пучочки белых печеночниц под видом ваий
И газовые горелки с ручками под видом мечей,
Архангелы с ширококостными простодушными важными ликами
(Модели безвестных богомазов, почетные мещане,
Давно упокоились в суглинке, под рябинами местного погоста),
И, скривив губы, молвил:
«Мда!… Скотопригоньевский стиль, вырожденье!…
И где обратная перпектива?
Архимандрит Зинон был бы в шоке!..»
И, наконец, когда обличительно перстом указал он
На деревянного, крашеного в белый,
Голубя над Царскими вратами
И начал: «Упадочная тенденция! Еще на Большом Московском соборе…»,
А голубь в ответ, не утерпев, метко, смачно капнул
На отутюженный его воротник, попутно
Стеколки очочков забрызгав, –
Так он обиделся, такие рдяные, рясные
Навернулись слезы на пушистых русых ресницах,
Что старенький батюшка рассмеялся:
«Жорка-обжорка! Да какой же ты, родненький мой, большой стал!»
И, потянувшись на цыпочках, поцеловал чадо
В непокорную вихрастую макушку.

Процесс

Церковные старосты, цитируя мистиков,
Имеют поймать еретиков с поличным.
Еретики, цитируя тех же мистиков,
Норовят подсыпать старостам в молоко пургену
(Если пост - то молоко, разумеется, соевое).

Процесс так разросся,
Что папки с делами заняли две трети помещений
Епархиального управления. Что-то будет.

Мистики - те молчат. Они знают:
Как бы ни повернулось дело,
Всё равно именно им придётся за всё ответить.

Как дети под дождём, стоят они молча
(Когда семью выгнали из дома,
А взрослые, поклявшись мстить, ушли в горы).
В ПУСТЫНЕ

Оставив злой, гнилой, погибающий мир,
Ты отвернулся и ушёл в пески,
Прочь от скверны, прочь.
Там, в пустыне, ты начал заново: молитва и пост,
Небо и ты.
Бог тихонько вздохнул,
Поднял брошенный мир и побрёл за тобой вслед.
Увязая в песке,
Бог подошёл и неловко пристроил мир
У твоих ног. Когда ты не обернулся,
Он кашлянул, подвинул ношу поближе.
(Так, выйдя из джунглей, туземная мать,
Ни слова не разумея по-человечьи, кладёт
Безнадёжно раздутое в тропической водянке дитя
У ног большого белого человека:
Спаси моего ребёнка, сагиб.)

И какая разражается битва! В каком
Яростном отчаяньи вы двое!
Сцепились, рыча друг другу в лицо,
Жилы вздулись, не дрогнет ни один!
Небесные силы – и те
В ужасе скрылись, страшатся глядеть!

А мир – тот ничего не видит. Мир спит,
В липком сне зубы его скрипят – видимо, глисты,
Солнце палит веки, изъеденные лишаём;
Миру снится гуашевый сон:
Солнышко о шести толстых лучах, белый песок,
Красное море – лазоревым вдалеке,
Павел – коричневый старичок – в профиль, под пальмой плетёт
Опоясание из палой листвы,
Пряничный ворон, янтарный хлеб.

АЙЯ ЭАРЕНДИЛ ЭЛЕНИОН АНКАЛИМА

в пригородной лесополосе – праздник победы

добра над злом:

там мирные ролевики-толкинисты с гопниками сражались

выстояли одолели связали

посадили на опушке

ждать восхода

когда солнышко превратит гопников в камень

толкинисты - всем под сорок

одиннадцать мужиков и две тетки

лучезарные у всех имена из одних гласных

плебейским языком и не произнесешь рискуешь

поиметь заворот гортани –

тихо улыбаясь точат

деревянные мечи

сурово и ласково на синдарине

гопников увещевают:

«то-то тролли служители мрачного срача смиритесь

радуйтесь скоро станете

добрым поделочным камнем сердоликом

годным на талисманы руны и плащные застежки

послужите на дело победы

сил света!»

гопники – двоим из троих по пятнадцать

одному восемнадцать – не отвечают

лежат на траве вповалку

дрожат от предутреннего хлада шмыгают носами

сквозь дыры от выбитых зубов цыкают розовым тягучим

треники от росы намокли

мосластые локти сведены за спиною

посинелые ладони в цыпках

обреченно прислушиваются: вон в тумане

прогудела первая электричка

взойдет солнце

Потопная песнь

За мной, за мной, весёлый Ной,
Отважный капитан!
Веди кораблик заводной
Сквозь рифы и туман!

Грузи на борт свой скарб скорей
С собакой и котом,
В дорогу трубочку набей
Душистым табачком,

Винца бутылку погрузи,
А то и не одну,
И сыновей своих возьми,
И верную жену,

И том стихов, и свет свечи,
И сладких снов ушат,
И тараканов, что в ночи
За печкою шуршат,

Возьми печалей и забот,
И умерших друзей,
И всех соседей, кто живёт
На улице твоей,

И город погрузи на борт,
Весь прах его и тлен
(Кряхтит кораблик, но свезёт -
Вот только б не дал крен!..),

И лет прошедших тяжкий груз,
И смерть, что впереди, -
Возьми, покуда отвернусь,
В кораблик посади.

Скорей! А то Мой гнев придёт -
А ты в порту стоишь!
Что увезёшь - то пусть живёт.
Всё, что благословишь.

МОСКВА – ТРЕТИЙ РИМ

Осень – ярый пожар, да внутри гнилой.
Золотая, но смерть по сути своей.
Костер раскола разжигал Аввакум,
Но дрова-то собирал Филофей.

Отпала гордыня, смирилась до зела,
Да смочило дождями – грязь да зола.

Приступит Русь, и сердце глубоко,
А в сердце – грязь до дна, и на грязи воздвигнуть
непросто
Вавилонскую башню, третий Рим,
Музей холокоста.
ОБЩЕНИЕ СВЯТЫХ

Мы когда-то считали, что нимб –
Просто блестящий металлический диск,
Которым голова прикрепляется к доске.
Мы за чудо почитали копоть икон
И неразличимость цветов. Чудес
Мы не знали. Но произошло
Открытие небес, светолитие дня.

Как молоды оказались вы!
Раскрыв рты, мы смотрим на вас,
Как младшие братья, позабыв совок,
Из песочницы восхищенно глядят
На белозубого брата-моряка,
Пришедшего на побывку весной.
Лучистый смех, сиянье погон,
Сильные руки, вверх взмывает малыш.

Так вот что такое пурпур – живая кровь!
Так вот что есть бытие – вохра и санкирь!
Так вот что есть золото – не металл,
Но живое сгущение света! Так вот
Что такое белое!

Когда вы склоняетесь, встаете близ,
Мы забываем уныние и печаль,
Одиночество, тревогу и плен,-
Собственно, все, что и составляет предмет
Нашей слезной молитвы к вам.

Наши меньшие братья, - то, что осталось на земле от рая. Вместе со звездами, цветами, деревьями, первым снегом и летним дождем, они - часть первоначального творения, которое осталось непадшим в самой сердцевине падшего, изъеденного злом и смертью мироздания. Текст и стихи священника Сергия КРУГЛОВА

Ян Брейгель "Рай"

Любой писатель или поэт, думаю, не раз сталкивался с проблемой: изображать ад - легко и увлекательно, а вот рай… Один мой знакомый, читая «Божественную комедию» Данте, читал ее выборочно: «Ад» — охотно, «Чистилище» — так себе, а до «Рая» так и не добрался. И говорил: «Скучновато, понимаешь… Да и сам посуди: кому интересно читать про то место, в котором нет злодейства, а значит - динамики, про те отношения, в которых нет интриги, губительной страсти, трагедии?.. Даже новости все смакуют криминальные и скандальные, а про что-то хорошее и созидательное - никому не интересно…».

Я вспомнил его слова, когда случайно увидел японское анимэ, которое так и называлось - «Данте», в этом мультике Данте был супергероем, который спускается в ад, чтобы найти возлюбленную и снять с себя проклятье, и там сражается с жуткими монстрами. В самом деле, про рай мангу не нарисуешь!.. И вообще не выскажешь ничего, если разве только не умеешь говорить, по слову апостола, «глаголами неизреченными», в то время как ад, его образы, его законы - вот они, внутри и вокруг нас, мы в них родились, они нам ох как знакомы.

На самом-то деле все наоборот, и христианам это известно: ад не только страшен, но прежде всего - уныл и скучен, вспомним хотя бы свои списки повседневных грехов, неотвязных, как мухи, с которыми - с одними и теми же — мы годами ходим на исповедь. Они и есть само вещество ада, что в них увлекательного? А рай - это жизнь. Любовь, творчество, приключение, радость, здоровье - все лучшее, что есть в нашей жизни, создано Богом как «добро зело», и, как бы ни было испорчено нашей бренной суетой, носит в себе райское зерно.

Что же делать нам, чтобы увидеть воочию отблески рая здесь, на земле? Ангелов мы видеть не можем, да, по правде говоря, и слава Богу: для наших грешных глаз вид Ангела - слишком блистателен и грозен, они - вовсе не умилительные толстые купидончики с картин Рафаэля и не сусальные существа с софринских пасхальных открыток, вспомните поражающие человека явления Ангелов в Ветхом Завете. Кроме того, явленный Ангел вовсе не очевиден: ребенок или святой ему обрадуется, а материалист - даже не заметит, как, помните, у Льюиса в «Космической трилогии» Рэнсом чувствовал на Малакандре присутствие эльдилов, а злодеи Уэстон и Дивайн - нет.

Но кое-что райское уже здесь, на земле, видеть можем мы все. И это «кое-что» — очень даже велико, несмотря на то, что обычно и буднично. Это - домашние животные. Те самые, которые не остались в опустевшем Эдеме, но и не озверели вслед за тиграми и комарами, а моментально составили меж собой молчаливое совещание, минуту посидели, обсудили ситуацию, покивали главами своими - и пустились догонять изгнанников, чтоб быть с ними бок о бок на всех путях неведомого мира, уже - падшего…

Домашние животные

На зеленом холме уснул я
И проснулся, плача во сне:
Мне привиделись двое добрых,
Двое светлых приснились мне.

Мне снилась моя далекая младость,
И с двоими я шел домой,
А один любил утраченный кров,
Хозяина крова - другой.

Я златые, сполна, им нарек имена,
От словесных вин опьянев,
И пускай тень пса - это волк,
Зато свет кота - это лев!

На зеленом холме уснул я,
А проснулся - на голой земле:
Нет ни пса, ни кота, только я, сирота!
Да дорога в осенней мгле.

Да и может ли мудрая тварь живая
В эту даль увязаться за мной?
Никого со мной рядом, и ноябрь мреет хладом,
И бреду я, и стыну, не домой - на чужбину.

Когда-то вся тварь почитала человека своим царем и господином. Всем им Адам, пользуясь доверенной ему Творцом священной словесной силой, дал имена, и об этом помнит - смутно, сквозь пелену тысячелетий, но помнит — и слон, которого зовут слоном, и крокодил, которого только в силу дробления, розни и естественного отбора, порожденных грехопадением и укоренившихся в природе, зовут то кайманом, то аллигатором, то гавиалом. Тем более - помнят человека как царя, наследника Божьего, и даже почитают его таковым и поныне, домашние животные.

Хвалите Господа с небес,
Хвалите и с земли!
Хвали Его, сгоревший лес,
Чернеющий вдали,

Хвали и голубь, чьи крыла
Припаяны во мгле
Заботой, прочной, как смола,
К растресканной земле,

Хвали, паршивая овца,
Войдя по горло в грязь,
И ты, свинья, хвали Творца,
Под лезвием склонясь,

И ты хвали, бетонный хор
Фабричных серых крыс,
И коршун, словно метеор
Вдруг падающий вниз,
И, с мордой вдавленно-тупой,
Мохнатый персиан,
И бесполезный мопс, и злой
Убийца доберман,

Комар, зудящий в зное дня,
Асфальтовых полей броня,
И ржавая вода -
Но не хвалите лишь меня,
Нигде и никогда.

Осанна ваша слез полна,
А мне - допить ее,
За то, что дал вам имена,
Но позабыл свое.

Среди людей церковных я нередко сталкиваюсь с комплексом предубеждений, а то и суеверий, связанных с кошками и собаками. Особенно достается последним: они нечистые, дома их держать грех, если в храм забежала собака - храм осквернился, его надо заново освящать… Никакие ссылки на молебные чины переосвящения храма, которые совершаются, по канонам, только в том случае, если животное, а равно и человек, умерли или родили в храме с истечением крови, или на книгу Товита в Библии, в которой юношу и Ангела сопровождала собака, на эти предубеждения не действуют. Дело ли тут в непросвещенности, в устойчивости приходских предрассудков, в том ли, о чем писал Достоевский, говоря, что в России животных ценят утилитарно, лошадь - за то, что пашет, корову - за молоко и мясо?.. Не знаю. К счастью, с тех пор я узнал много христиан, которые любят домашних животных, кормят, лечат и спасают, и в этом нет того извращения, о котором говорят иногда: вот мол, людей ненавидят, а собачек тетешкают… Нет, в заботе и милосердии по отношению к малым сим я часто вижу трезвое проявление памятования о словах Спасителя: если в малом ты неверен, как доверю тебе большое? Сможешь ли любить и миловать своих ближних, брать на себя ответственность за них, если топить котят и щенят кажется тебе неизбежным и практически полезным делом?.. Если ты - органичная часть системы мира, в которой котенок на помойке, старый бродячий пес, бомж у вокзала, ребенок-сирота с ДЦП, безродная старушка - просто балласт, помеха на пути к успеху и «нормальной жизни», то как тебе жить и чувствовать себя в Царстве Божием, где все наоборот, где последние становятся первыми у Бога?...

Ко псу

Из дому изгнан вон, нескладный пес кудлатый
Дождем укрыт и дремлет невпопад,
Как вековечный муж, забывший свадьбы дату,
Надсед и виноват.

Спи, мокни, пес! смерди старением и тиной,
Невозвратимое напоминая мне;
И где ж избыв, отрада где всей жизни кобелиной,
Как не во сне.

И мнишь ты, спя, что ангел - кобель чорный
И добель белый, распрострев крыла,
Вернут твой век, и юный и проворный,
И всяк твой грех отмоют добела.

И что, как встарь, дела не будут плохи,
Что отворят тебе, и жолту кость дадут,
И шкура высохнет, и изумрудны блохи
Былую жизнь свою согласно поведут.

Домашние животные, в этом я убежден, даны нам не просто так: их цельность, смирение, простота, терпение, верность - напоминание нам, людям, о райских качествах, которые мы утратили, без которых и человек не может быть человеком. При этом домашние животные безгласны и безответны, они сообщают нам об этих качествах (не добродетелях, добродетели суть завоевания в борьбе с грехом и являются прерогативой только человека) - без слов, напрямую, ясно и очевидно. Кота и собаку способен увидеть и понять и высокоученый муж, и несмысленный младенец, кот и собака - живые проповеди Божьи о рае, тем более действенные, что слышны и атеисту. Они, вместе со звездами, цветами, деревьями, первым снегом и летним дождем, певчими птицами, жирафами и медведями коала, которые настолько не умеют защищаться, что, спасаясь от лесного пожара, не убегают, а обхватывают лапами ствол дерева и плачут - часть первоначального творения, которое осталось непадшим в самой сердцевине падшего, изъеденного злом и смертью мироздания.

Памяти кота

Вот, эти
Наши ближние, которых мы возлюбили, как самих себя,
Покидают нас, оставляя нам нас самих.
Возвращаются в вечное лоно.
Все, все свое они забирают с собой:
Булатное отточенное смиренье,
Бриллиантовую верность,
Пламенную настойчивость,
Червленое серебряное лукавство.

Память, шерстяная, потертая, серая,
Севшая от употребления, потерявшая форму и размер,
Рваная кое-где (заштопать, немного поносить),
Но пока еще теплая, - хоть это мы успели оставить себе.

Закутавшись до плеч, мы не спим,
Сидим и сидим с тобой на крыльце,
Молчим,
Смотрим, задрав головы, им вслед,
В невероятную бездонную ночь,
В которой мерцают зеленоватой надеждой
Линии их жизней на подушечках лап.

Читатель, ты уже заметил и готов напомнить мне, что, размышляя о проявлениях рая в нашей земной жизни, я не сказал о главном: о Христе, о Его Церкви и ее таинствах, о молитве и Евангелии, о Царстве Божием, обетованном нам… Да, все так. Райский свет мы видим в очах Богочеловека Христа, свет Христов - в лицах наших ближних, которых нам заповедано любить. Я только напоминаю: прежде чем пытаться быть христианами, многим из нас хорошо бы стать просто людьми. И для начала - заново увидеть, с радостью, изумлением и благодарностью, привычного лохматого Барсика, который каждый вечер устраивается теплой тяжестью тебе аккурат к радикулитной спине, и не менее привычного лохматого Шарика, который утром, стоит тебе выйти на крыльцо, гремит цепью и виляет тебе, улыбаясь до ушей, всем своим существом.

Дома

Вот интересно,
когда нас никого нет дома -
Ты на Голгофе, мы на Суде -
что они там делают, эти
невеликие наши домашние питомцы?

Спят, свернувшись,
вылизывают миску,
гоняют клубочек,
перепрятывают старую кость,
выкусывают под хвостом?

Да ну, все это -
лишь видимость. На самом деле
все они, как сказано, доныне
стенают,
мучаются
ожидают откровения двери,
наконец-то скрипа, шума шагов
и усталого, счастливого, не верящего себе
голоса, такого родного:
«Эй, фью-фью! Кис-кис!
Где вы там? Вот
Мы и дома!»

Священник Сергий Круглов совершил просто немыслимый в нормальные времена поступок: встретился с еретиком-протестантом, расспросил его, как обстоят дела с библеистикой в России, каковы перспективы языка Церкви, что такое традиция и обряд, а потом опубликовал это интервью на сайте «Правмира». Я лично не могу себе представить, чтобы какой-нибудь живший в древности пастырь, скажем, апостол Павел или святитель Афанасий Великий, пошел бы к еретику за пониманием сути христианства, а потом начал распространять запись беседы с ним среди своих пасомых.

На фото: священник Сергий Круглов

За хранение еретической литературы грозила смертная казнь

Ученик апостола Иоанна Богослова священномученик Поликарп Смирнский рассказывал, что когда его учитель увидел в бане местного еретика Керинфа, то выбежал на улицу со словами: «Бежим, как бы не обрушилась баня: там ведь Керинф, враг истины».

И своим духовным детям апостол Иоанн заповедовал не только не разговаривать с еретиками, но даже и не здороваться с ними. В его Втором послании говорится: «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его». Согласно толкователям, здесь апостол предостерегает христиан от общения с еретиками - докетами.

В «Постановлениях апостольских» говорится: «Бегайте, говорим, общения с еретиками и будьте чужды мира с ними».

Истинные пастыри и духовные отцы запрещали не только разговоры с неправоверующими, но и чтение их писаний. Преподобный Исаия Отшельник говорил: «Нашедши еретическую книгу, не дозволь себе прочитать ее, чтоб не наполнилось сердце твое ядом смертоносным».

На Вселенских соборах принимались постановления о сжигании еретических книг. На Первом Вселенском соборе, в заседаниях которого принимали участие такие великие люди, как святитель Николай Чудотворец и святитель Спиридон Тримифунтский, было принято решение предавать смертной казни тех, кто будет уличен в хранении сочинений еретика Ария. А тех, кто осмелился бы защищать учение Ария, отцы постановили отправлять в ссылку или в заточение.

И это все не чрезмерные меры предосторожности. О том, что еретические учения страшно омрачают ум и душу, знают не понаслышке те антимодернисты, которые вынуждены читать статьи модернистов.

Общение с еретиками и чтение их писаний может привести к поистине трагическим последствиям. Даже преподобный Антоний Радонежский страшно повредился во время защиты Церкви от нападений одного раскольника. Когда он был еще мирянином, то как-то раз пришел в гости с раскольнику. Тот стал нападать на Церковь. Преподобный Антоний принялся защищать ее. В какой-то момент раскольник заявил, что не существует нетленных мощей. Эти его слова запали в душу преподобного Антония, а бесы стали яростно разжигать зародившиеся у него сомнения.

Дело дошло до того, что он стал требовать у одного монаха открыть ему мощи благоверного князя Константина Муромского и его чад. А когда тот отказался это сделать, заявил, что там лежат не мощи, а куклы, покрытые пеленой. И вот что, со слов преподобного Антония, последовало вслед за этим: «Сердцем овладела злоба, досада на всех и на все; в духе немирность, страшное томление, тоска, хульные помыслы не только на одни мощи, но и на все святое. Я чувствовал, что враг овладел мною, что я погибаю». И хорошо еще, что Господь через одного священника открыл перед Своим избранником нетленные мощи благоверного князя Глеба, сына благоверного князя Андрея Боголюбского. После этого преподобный Антоний пришел в себя, а то бы он так и погиб в омуте еретичества.

Волк в овечьей шкуре

А что делает священник Сергий Круглов? Он отправляется на беседу с еретиком-протестантом Михаилом Калининым не с целью обратить его на путь истины, а для того, чтобы получить у него ответы на такие вопросы: «Что такое, на ваш взгляд, традиция, зачем обряд?», «Как вы думаете, каковы перспективы языка Церкви?», «Что из православия для вас стало ценным?», «Как, на ваш взгляд, обстоит сегодня в России дело с библеистикой и с переводами Священного Писания? Какими переводами пользуетесь вы?», «Каков ваш взгляд на современное состояние Церкви (и протестантской, и Русской Православной) в России, на ее отношения с обществом?». Причем, из последнего вопроса видно, что священник Сергий Круглов считает, что протестантское еретическое сообщество входит в состав Церкви, - это ересь экуменизма.

И протестант Калинин долго разглагольствует о Церкви, о том, как он относится к Синодальному переводу Библии, через кого он пришел к пониманию «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника. То есть священник Сергий Круглов и портал «Православие и мир» ставят еретика, погрязшего в сатанинском искажении истины, судьей над православием, над отцами и над Церковью. Это неимоверное унижение святой Соборной и Апостольской Церкви, главой которой является Христос. Как после этого можно считать сотрудников редакции «Правмира» и священника Сергия Круглова православными людьми? Они просто насмехаются над нами и над тем, что для нас свято.

Истинный пастырь - святитель Игнатий (Брянчанинов) - не ходил к католикам и протестантам за вразумлением, а называл их мертвыми душой людьми, находящимися в общении с дьяволом: «Вы говорите: «Еретики те же христиане». Откуда вы это взяли? Разве кто-нибудь именующий себя христианином и ничего не знающий о Христе, по крайнему невежеству своему решится признать себя таким же христианином, как и еретики, а святую веру христианскую не отличит от богохульных ересей! Иначе рассуждают об этом истинные христиане! Многочисленные сонмы святых прияли венец мученический, предпочли лютейшие и продолжительнейшие муки, темницу, изгнание, нежели согласиться на участие с еретиками в их богохульном учении. Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душой, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелью».

Попытки единения с еретиками - измена Христу

Когда священник Сергий Круглов задает очередной вопрос, он говорит, что и через православных, и через еретиков, действовал Святой Дух: «Язык богословия - язык высокой поэзии. Псалмы Давида, гимны Симеона Нового Богослова, поэмы Мильтона и Данте, «Пророк» Пушкина и стихи из «Доктора Живаго» Пастернака, проповеди митрополита Антония Сурожского и отца Георгия Чистякова, дневники отца Александра Ельчанинова, отца Александра Шмемана и отца Томаса Мертона, стихи Шарля Пеги, Томаса Элиота, Тимура Кибирова, Сергея Аверинцева, Ольги Седаковой и так далее - все это питаемо одним Духом, и все это - язык Церкви».

Данте - католик, Мильтон - протестант, митрополит Антоний Сурожский, священник Георгий Чистяков и священник Александр Шмеман - еретики-модернисты. Святой Дух через них действовать не мог. Через них мог действовать только сатана.

Когда священник Сергий Круглов задает другой вопрос, он называет отпадение католиков от Церкви через ереси, (как то было на самом деле), разделением двух церквей из-за политических и культурных амбиций: «В первые годы своего священнического служения, помню, я очень болезненно воспринимал факт раскола Церквей, видя его только как грех: Христос создал одну Церковь, а люди раскололи ее, следуя своим политическим, культурным, этническим амбициям и самостям. Сегодня, зная, что Господь из всякого нашего греха старается сделать для нас если не конфету, то спасительное лекарство, я думаю об этом несколько иначе, не столь однозначно: в конце концов, хотя из смешения языков при Вавилонской башне и произошло рассеяние единого человечества, народы и племена, поживши в рассеянии, реализовали некий вложенный в них Богом потенциал, накопили каждый какое-то неповторимое богатство, и теперь рожденные в этих народах и традициях люди могут делиться им, одновременно проживая опыт принятия «другого».

Из текста вопроса видно, что священник Сергий Круглов надеется на то, что православная Церковь будет соединена с объединениями католиков и протестантов, и что в созданное объединенное сообщество и православные, и католики, и протестанты принесут все то богатство, которое они накопили за прежние века. То есть этот священник считает все накопленные еретиками ереси богатством, и считает, что мы нуждаемся в том, чтобы нас ими обогатили. На самом деле, как только произойдет такое объединение, православная Церковь, вобрав в себя ереси, отпадет от Христа и превратится в лжецерковь.

Вот что писал архимандрит Лазарь (Абашидзе) в статье «Пасха без Креста или еще раз об экуменизме»: «Экуменизм останется разрушительной силой в отношении к истинной вере при любом подходе к нему. Это очевидное зло, и зло тонко-коварное, лукаво прельщающее, убивающее спасительную веру, зло, действующее на душу неприметно, но парализующее самые главные центры духовной жизни христианина. Мы утверждаем, что любое религиозное общение с еретиками, попытки единения с ними при умалчивании, прикрывательстве в отношении разности, догматической непримиримости учения Православия с учением каких бы то ни было еретиков и иноверцев и тому подобное двоедушное, лицемерное поведение, приучающее православных людей скрывать самую главную основу их веры, суть всей их духовной жизни - что Истина только в Православии и нигде более, - все это есть измена Христу, отступление от Истинного Бога! Мы, православные христиане, твердо верим и не сомневаемся в том, что Истина только в Православии».

Алла Тучкова, журналист

Featured Posts from This Journal

• 
  Модернисты изобрели новый грех – неумение постоять за себя

  Совсем недавно на сайте «Правмира» отгремела кампания по борьбе с православным учением и Церковью, которая велась под благовидным…

• 
  «Правмир» совсем изолгался

  Портал «Православие и мир» бросил в массы идею о том, что богослужение надо переводить на русский язык. Никаких твердых аргументов в…

• 
  Модернисты почему-то решили, что они постятся строже отцов

  «Правмир» за последнюю неделю выпустил два материала про пост со скрытыми в них нападениями на пищевое воздержание. В одном из этих…

• 
  Журналистка РИА «Новостей» написала донос на тех, кто приглашал ее на акции

  Сегодня я первый раз в жизни видела своими глазами журналистку, которая пришла на акцию активистов, а после нее поехала в полицию и написала…

«Смысл жизни в том, чтобы жить! А как жить – Бог подскажет! »

Накануне 2013 года любимый православными минусинцами священник Спасского Собора отец Сергий Круглов дал свое последнее для нашей газеты, как тогда казалось, интервью. И хотя прихожане знали, что батюшка собирается переехать служить в столицу, мы все же не акцентировали внимание на этом событии. Не стали прощаться! И правильно сделали.

Отец Сергий вернулся служить в родную для него Сибирь спустя три с половиной года. И мы, конечно, не упустили случая, чтобы встретиться с ним в теплой редакционной обстановке, за чашечкой кофе.

- Священники, как и военные, свою судьбу не выбирают?

И те, и другие служат - это верно. Перемещение или назначение на приход бывает связано с необходимостью, с интересами церкви. Но в моем случае - это скорее Промысел Божий. Плюс, личное желание, которое давно вынашивал. Я, кроме всего, еще и человек пишущий, литературный, были свои планы относительно столицы. Обратился с ними к нашему архиерею, Митрополиту Красноярскому и Ачинскому Пантелеимону, он с пониманием отнесся. Сказал: «Ну что же, поезжай, попробуй свои силы там. Если не получится, приезжай обратно ». Благословил меня и благочинный Минусинского округа церквей, настоятель Спасского собора города Минусинска протоиерей Евгений Нещерет, за что я ему благодарен.

Служил я в Москве, в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке, снимали мы в Подмосковье, в Сергиевом Посаде. Параллельно вел передачи на радио «Культура (о современной поэзии),на православном радио «Вера », занимался литературной деятельностью. Москва - замечательное место, хотя большой город отнимает много сил. Возраст, болезни, дороги, переезды, семейные трудности - все это, безусловно, накладывает свой отпечаток. В какой-то момент принял решение, что надо возвращаться в родные края. При этом, никогда не забывал Минусинск, потому что большая часть жизни прошла здесь. Всегда поминал и молился о минусинских прихожанах. Теперь у меня есть друзья и паства как в Москве, так и в Минусинске.

- Столичная паства сильно отличается от сибирской?

Люди везде одинаковые. У японского поэта Басё есть замечательное стихотворение:

«Запад, Восток -
Всюду одна и та же печаль:
Ветры равно холодят…»

- Ваше возвращение - это воля Божья или больше ваша воля?

В христианстве есть понятие «синергия» - сотворчество Бога и человека. Ведь Бог - Отец, а люди - это дети, и человек не некая управляемая Богом марионетка, а самостоятельная личность. И точно так же, как отец учит чему-то сына, Бог - учит нас. Папа говорит ребенку, давай научу держать молоток, и мы вместе будем делать табуретку. Не отец делает вместо сына, не сын делает сам по себе, а вместе работают. Поэтому в каждой житейской ситуации проявляются и наша воля, и Божья, а Его воля проста: Он хочет, чтоб человек был добр, счастлив, трудолюбив, бескорыстен, умел любить, был свободен и ответствен за эту свободу, научился справляться со своими греховными страстями.

Важно всё это понять и научиться жить вместе с Богом, по данным Им заповедям. Это и есть христианство. Ведь именно для этого Сын Божий пришел на землю и стал человеком - чтобы человек мог иметь с Богом тесный контакт, тот, который когда-то был прерван в грехопадении.

Обычно из провинции в столицу едут, чтобы улучшить свой быт, сделать карьеру, словом, за хорошей, более богатой жизнью. К священникам это не относится?

А кто сказал, что материальные блага - это плохо? Бог сам стал материальным, когда стал человеком. Его можно было потрогать руками, можно было даже гвоздями приколотить ко кресту… Он ел, пил, спал, точно так же нуждался во всем. Мир - это не какой-то грех или скверна, а прекрасное творение, за которое надо благодарить Бога. И то, что человек пытается улучшить свои материальные условия - это само по себе не плохо. Другое дело, чем он жертвует ради этого? Важно не создать из материальных благ кумира. Смотришь, вроде человек крещеный, православный, а бог у него - ипотека, а у другого- карьера. Живет ради этого, детей приучает к своим жизненным ценностям, ввергает в ту же самую кабалу. А иной, например, талантливый художник, но у него бог - искусство или поэзия. Замечательно, конечно! Но… чем кончили Есенин, Высоцкий? Идолопоклонство - это шаткая конструкция, рано или поздно надломится, и ты упадешь.

- Но, согласитесь, когда этим грехом страдают священнослужители, предпочитающие «Жигулям » «Мерседесы » - это особенно бросается в глаза?

Повторюсь, у священника, как и у любого человека должно быть чувство меры. Помню резкие, но верные строки из старого стихотворения Арановича: «Кто проповедь сказать желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они »… Одно дело, когда батюшка, служа в маленькой деревенской церквушке, ищет спонсора, чтобы открыть приют для детей-сирот при храме. Другое – когда священник использует паству для личного благосостояния... Довелось побывать во многих городах России, для многих она начинается сразу за МКАДом – жизнь всюду примерно такая же, как в Минусинске, с нередко бедным и трудным существованием. И в таких условиях священники зачастую стяжают, но не для себя - а для церкви.

И хотя всякое стяжание - грех, в данном случае гораздо более опасен грех осуждения. Человек отвлекается от себя и начинает переключать внимание на других, стараясь обличить их несовершенство. А ведь любые перемены всегда начинаются только с себя самого. Мир изменить не получится! Жизнь катится, как колесо, она равнодушна ко всем, не важно, праведник ты или грешник. Только Господь милует человека!

Есть хорошее правило: за что человека осуждаешь, то есть в тебе самом. Пример: маленький ребенок идет с мамой по улице. Вокруг что только не делается: путаны стоят, пьяные орут, наркоманы шатаются. А малыш этого не замечает, потому что в нем самом этого нет.

Поэтому не надо спешить осуждать. В Новом Завете сказано: сначала скажи человеку наедине, если не послушает - приведи свидетелей, если нет - скажи церкви. Человеку, осуждающему священников, надо задать вопрос: православен ли он? Если христианин, действуй по-христиански. Если нет - Бог тебе судья. Тогда можешь не только осуждать, можешь прийти с топором, батюшку зарубить, как это бывает в наше время…

Поносить и доносить всегда проще, чем понять и помочь. Все-таки страна, которая прошла через ГУЛАГ, очень хорошо, увы, наторела в этом отношении. Писатель Довлатов говорил: «Сталин, конечно, чудовище, но кто написал четыре миллиона доносов?.. »

А христианство учит: покрывай зло добром. Кто-то кому-то нанес рану, попробуй исцелить. Не можешь, дай возможность сделать это другому человеку.

Батюшка, многие рассуждают, мол, зачем ходить в церковь, Бог внутри, в душе. А у икон и дома можно постоять. А некоторые и вовсе возвели православие в некий тренд современного общества. Так насколько все же важно посещать церковь?

Мне всегда интересно, «Бог внутри » - это в каком месте? Может, в двенадцатиперстной кишке?.. И с чего возникло понятие о «необходимости», о том, что кто-то человека заставляет идти в храм? Христианство дает человеку свободу. Человек волен выбирать сам - ходить в храм или не ходить. Подобные суждения - это, скорее всего, наследие советского воспитания. В советское время положено было всем вступать в комсомол, и все вступали. Думаете, свято верили в коммунизм? Нет, просто если не вступишь в комсомол, в институт точно не поступишь, будешь иметь разные житейские проблемы.

В «Декамероне » есть замечательный рассказ. Два друга - христианин и иудей. Христианин все время склонял иудея ко крещению. Тот согласился с условием, что съездит в Рим и посмотрит, как живут папа Римский и архиереи. Друг уехал, а христианин за голову схватился: «Мама дорогая, он как насмотрится на весь этот бардак и разврат, окончательно откажется от христианства »… А тот приехал довольный, крещеный.

Ты где крестился?

Но, неужели ты не видел, как живут высшие церковные люди?

Видел, - сказал иудей. - Но я подумал, если, несмотря на все это, церковь полторы тысячи лет жива, значит, в ней что-то есть истинное… И я вступил в нее.

Отвечая на ваш вопрос, хочется заострить внимание именно на том, что человек, идя в церковь, должен, прежде всего, думать, ЗАЧЕМ он туда идет. Суть не в том, чтобы спешно креститься и переступить порог храма. Смысл верующего - это путь к Богу. К Отцу. А путь к Отцу один – вернуться в семью, вот церковь и есть такая семья. Или, как сказал православный писатель и исповедник Сергей Фудель, «церковь есть преодоление одиночества».

Отец Сергий, сегодня в моду вновь вошли покемоны. И если раньше они приковывали детей к телевизорам, сегодня молодежь ловит их на улицах посредством смартфонов. Как церковь к этому относится?

Умиление всегда вызывает вопрос: как к тому или иному факту относится церковь? Если откровенно, то в церкви много народа, и каждый человек относится к происходящему по-своему. У диакона Андрея Кураева, известного проповедника и апологета, как-то спросили, как церковь относится к Гарри Поттеру? Он ответил: «Да много чести Гарри Поттеру, чтобы церковь к нему как-нибудь относилась ».

Об этом Поттере, кстати, в свое время такие споры в информационной сети развернулись… Одна женщина, преподаватель воскресной школы одного из городов России, как-то даже написала пьесу про то, как Гарри Поттер пришел к православию, не смогла вынести, что полюбившийся ей персонаж – и вдруг некрещеный.

Помню, как только покемоны появились в телевизоре, стали говорить, что это страшный японский мультик, который зомбирует детей, вызывает у них эпилепсию… Ничего такого нет. Просто смотреть мультики нужно в меру, чувство меры нужно во всем.

Если с утра до ночи смотреть анимэ - крыша поедет. И круглосуточный просмотр даже самого благонамеренного телеканала - тоже не приведет ни к чему хорошему.

В мире столько всего происходит, важно уметь отделять зерна от плевел. Иногда бывают, как это называют, «вызовы времени» такие, что куда там покемонам…

Однажды, скажем, в московский храм пришла молодая дама. И говорит мне: батюшка, мы с мужем православные, восемь лет вместе прожили. - И что, ушел? - спрашиваю. - Нет, он пол поменял, вот и не знаю, как за него теперь молиться: как за мужчину, или как за женщину?

- Пол поменял, а живут вместе?

Не знаю, кто там с кем живет - не стал спрашивать. И уж тем более воспитывать. Человек задал мне вопрос, будь добр ответь. Перебрал в уме каноны православной церкви, ничего, разумеется, по теме не нашел, и сказал: если вы действительно верующая и молитва важна для вас, молитесь за такого человека, каким его создал Бог.

А однажды пришел в храм гей, который тоже считает себя христианином. Воспитывался в нормальной семье, в 90-е годы родители его обратились в православие. А парень к 16 годам понял, что в гендерном плане он не такой, как все… Родители его осудили. Но суть не в этом. К сожалению, даже в многомиллионном городе человеку бывает просто не с кем поговорить о его проблемах. Голубая тусовка при разговорах о православии у виска крутит. Мол, ты что, чокнутый? А в храм придешь, того и гляди крестом в лоб дадут, у многих священников именно такая, резко нетерпимая, реакция на подобные вещи.

- А вы как к этому относитесь?

Не оправдываю, но и не стремлюсь уничтожить. Важно, чтобы человек понимал свою немощь и слабость. И не оправдывал свои грехи, в том духе, что вот мол, такова моя природа. Природа – да, но ведь это испорченная, больная природа. И если человек этим страдает, но пытается каяться, бороться, держится за Христа – то он настоящий христианин.

Существует тайна исповеди. Может ли священник ее нарушить в случае, если человек действительно представляет опасность для общества?

Никаких случаев, в которых можно нарушить тайну исповеди - нет. Как говорил святитель Феофан Затворник, совершая исповедь, рядом с собой положи нож, поглядывай на него и думай: лучше отрежу себе язык, чем кому-то что расскажу.

Основа таинства исповеди - это покаяние. Человек понимает, что совершил грех и хочет от него избавиться. Если пришел педофил, от сердца раскаявшись в том, что насиловал детей, долг священника отпустить ему грех, утешить и молиться о нем.

Но не всегда таинство исповеди совершается! Основа таинства исповеди – именно личное покаяние человека и его обращение к Богу с просьбой помочь в том, чтобы никогда более такого не совершать. Если же священник видит, что человек пришел без покаяния, при этом еще и бравирует своими грехами, я мол, убивал и убивать буду, тогда какая это исповедь? Тут уж и сам батюшка может полицию вызвать.

Таинство исповеди всегда совершается вживую. Но абсолютно нормально при этом, что священники общаются с прихожанами через Интернет. Бог ведь его для того и создал, чтобы объединять людей по всему миру.

- Отец Сергий, люди добрые?

Вспомнил Булгакова, разговор Иешуа и Пилата в «Мастере и Маргарите »: «Видишь Марка Крысобоя? Добрые люди бросались на него как дикие звери »… Шутка, конечно.

Человек по своей природе добр и прекрасен - это дитя Божье. Только испорчен грехом и болен его последствиями – смертью, одиночеством, неверием, отчаянием… Как быть человеку? Есть одна хорошая индейская притча. Внутри у человека живут два волка: один белый, другой черный, они вечно бьются друг с другом. Какой победит? Тот, которого будешь кормить.

- Вы смотрели игру сборной России по футболу, не было желания предать их анафеме?

Я не любитель футбола. Да и права предавать анафеме у меня нет. Хотя анафеме иногда хочется предать того человека, которого по утрам вижу в зеркале… Я- то о своих грехах знаю гораздо лучше, чем другие.

- Вы часто исповедуетесь?

Да. Грех - это такое же противное и нудное дело, как пыль на шкафу. Сегодня вытер тряпочкой, а завтра на том же месте появилась. Поэтому исповедоваться нужно как можно чаще. Ко мне иногда приходят и говорят: «20 лет хожу на исповедь, и все равно гневаюсь, осуждаю… что делать? » А что тут сделаешь, с грехами надо терпение иметь…

Многие священники говорят, что нужно найти личный контакт с Богом, научиться разговаривать. А что такое внятный разговор с Богом?

Молитва - это и есть разговор человека с Богом, причем не монолог, а диалог. Важно, чтобы она шла от сердца (и не так важно, что именно при этом на сердце – вдохновение или, наоборот, будничная серость, или ропот, или плач… Какие есть, такими и доверим себя Богу, ведь Он всегда готов принять нас). Важны, конечно, молитвенные правила в молитвослове, они приучают православного человека к молитвенному труду. Но надо учиться разговаривать с Господом и своими словами. Протараторить себе под нос заученную молитву, исполнить «положенное» для отмазки - это не разговор с Богом. Мы же не общаемся с мамой или ребенком по книжке. Так и здесь. Молитва - это общение, а не заклинание.

- А вам часто бывает стыдно перед Богом?

Конечно, в зеркало порой стыдно смотреть… Но чаще я испытываю к Нему чувство благодарности. Ведь Он так много мне дает! И этим учит, что все настоящее всегда дается просто так, даром, по любви. Заслужить благодать какими-то бонусами невозможно. Как, знаете, мужик с похмелья просыпается и начинает «очки зарабатывать»: с ребенком гулять, теще помогать, всё делает, чтоб жена не ругалась. Это же не значит, что он исправился… Поэтому и говорю, что Богу нужны не правильные слова, а искренние слова. В своих трудах Блаженный Августин рассказывал о своём сложном пути к Богу. В юности он был горячий, страсти кипели, но в то же время тянулся к Богу и просил его: Господи, избавь ты меня от этих страстей, но…только не сейчас. Вот это честно!

- Вы строгий священник?

Скорее, нет. Человек и так, образно говоря, получает в лоб всю жизнь. Зачем же еще и я буду в церкви создавать ему такие условия… Может, кому-то такая позиция не нравится, но уж как есть, так и есть. Священники тоже люди, и, к счастью, все разные. Кто-то служит Богу и людям своей строгостью, кто-то – чем-то иным, а вместе делаем общее Христово дело.

- Чего ждет от нас Господь?

А что мы можем дать ему, кроме радости и благодарности? Вот того и ждет. Но никак не стенаний и страданий, как некоторые полагают. Многие склонны к этому: «Ой, у меня зуб заболел - это Господь послал страдания. Это я за веру страдаю ». Да просто есть надо было меньше сладкого, и зубы бы не болели.

Сострадание, сочувствие, печаль, кстати, легко подделать. Мне еще мама рассказывала про такое «сострадание». В день, когда умер Сталин, она еще училась в школе, и всех учеников обязали плакать. А у нее с подружкой не было слез. Весна была, сели они на завалинку под сосульки и ждали, когда слезы им на лицо накапают…

А вот радость подделать тяжело! И благодарить иной раз сложно. Бывает, повеситься человеку хочется, работы нет, жена пилит, болезни одолели, дети пустились во все тяжкие, а тут благодарить надо. Особенно, я заметил, трудно жителям мегаполисов, большинство из которых не успевают за жизнью, недовольны ею, и часто находятся в состояние гипертрофированного уныния, депрессии.

Некоторым и в провинции скучно! Всегда! Ловят себя на мысли, что жизнь однообразна, как в песне: дом, семья, работа, деньги куем… что тогда делать?

Это вообще-то хорошо, что человек начал ловить себя на мысли – значит, есть еще мысли в голове! – и задумываться. Значит, душа заболела. Значит, нужно идти и искать смысл жизни. Главное, не останавливаться. Скука тоже может быть началом, пусть долгого, трудного, но все же, процесса выздоровления человека. Возвращения его от уныния - к радости и благодарению

- А в чем смысл жизни, батюшка?

На эту тему есть хороший еврейский анекдот: « - Ребе, в чем смысл жизни? - Ой, дорогой, такой замечательный вопрос, и ты хочешь поменять его на такой паршивый ответ!».

Есть вопросы, на которые нет простого, сиюминутного ответа. Но задаваться ими все же необходимо. Потому что сам процесс поиска заставляет тебя жить. Смысл жизни - в том, чтобы жить! А как жить - Бог подскажет.

Фото: Николай Щипко Она приурочена ко Дню православной книги, который отмечается 14 марта.
13.03.2019 ИА Таймырский Телеграф Штатный священник храма св. благ. кн. Александра Невского протоиерей Владимир Собенин посетил п. Хайрюзовка Иланского района.
13.03.2019 ГУФСИН России Сегодня, 11 марта, православные верующие вступают в Великий пост - самый строгий и долгий из многодневных постов.
11.03.2019 1-LINE

Фото: Николай Щипко В Норильске отметят Прощеное воскресенье и последний день Масленицы, а 11 марта начнется Великий пост.
09.03.2019 ИА Таймырский Телеграф Настоятель храма Архистратига Божия Михаила поселка Нижний Ингаш иерей Иоанн Князев посетил часовню св.
06.03.2019 ГУФСИН России Деревню Универсиады впервые показали журналистам. Для спортсменов там открыли даже свой религиозный центр и салон красоты.
28.02.2019 Седьмой канал

Священник Сергий Круглов, храм Воскресения Словущего на Успенском Вражке

На Церковь и ее природу есть разные взгляды. Есть и такой: Бог – Отец. Люди – Его дети. А Церковь – место, где они собираются, чтоб быть дома и жить вместе, семьей, место, куда они могут вернуться из тягостных скитаний «на стране далече». Это – новая жизнь, в которую вступают через крещение как через порог, жизнь по новым правилам, и с новыми, личными, отношениями к Богу и друг другу. На личностность отношений указывает и главнейшая заповедь – о любви к Богу и ближнему, и слова Самого Христа, обращенные к Церкви, о том, каков критерий подлинности Церкви, ее христоцентричности: не в разговорах о Христе («не всякий, кто говорит мне: «Господи, Господи!», спасется») – а в глубине взаимопознания, в глубине личных отношений («по тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою….»).

Мое личное знакомство с о. Александром Менем произошло, как и у многих, через его книги, и укрепилось – через воспоминания о нем разных людей, которые мне попадали в руки. Это произошло не сразу, не в первый год моего воцерковления.

* * *
Что в сентябре – астры да сухоцвет.
Сирени, воздуха, соловья!
Скоро в лодку – не в свет одет,
Не так уклюже – но взойду и я.

Батюшка, благослови, прости
За жестокую выю, за слухи, полные льсти,
Благослови, батюшка, простить
Опомнившихся в начале пути;

Батюшка! Из этой полузимы
Поплывем – небо внизу, весна впереди,
Поплывем в сосновой лодочке мы, –
Бок о бок, руки крестом на груди.

Лодочка без мотора! Волной завьет,
И пусть осень в свои силки
Уловит лишь вылетевших воробьев –
Глупые земные обиняки.

Суетна погребальная кутерьма
(лодочка причаливает к косе) —
В новой деревне, на склоне холма,
Все равно деревенские встретятся все.

Новое утро, новое пиво, новый из-за
Престола свет, из нового света фелонь,
Брада твоя Аароня, оленьи глаза –
Благослови новый храм и входящих в онь!

И тогда-то, в восьмой невечерний день,
Уже не упущу немногого своего:
Всего, что хотел свершить, да было лень,
Всего, что хотел спросить, да не было у кого.

Крестился я в 1996 году, в 1999 – уже стал священником (в «лихие 90-е», как мы помним, такая скоропалительность бывала оправдана кадровой необходимостью), и личность о. Александра спасла, помимо многого иного, очень важное во мне – мое творчество.
Дело в том, что священником я служу 14 лет, а более четверти века – занимаюсь литературным творчеством. Придя в Церковь, я открыл для себя огромный пласт православно-церковной литературы, которая до крещения мне в руки не попадала. Попросту говоря, человек, ранее читавший Бердяева и Соловьева, Льюиса и Честертона, впервые взял в руки молитвослов и учебник «Закона Божьего»… Говорят, что для неофита в Церкви все одинаково свято, что он еще не видит всей неоднозначности церковной жизни и ее реалий, он пока не способен понять, что Церковь – широка и люди в ней, исповедующие одного Христа и единый Символ веры, все –разные, от крайних ригористов до крайних либералов, а Церковь, как мать, привечает в себе всех. Будучи таким неофитом и начитавшись разных книг и брошюрок, циркулирующих в те годы в приходской среде, я встретил в них такой взгляд на творчество: человек не может быть творцом, так именовать себя суть «прелесть», творчество – оно от лукавого, оно мешает спасению, «доверишь листу – не донесешь Христу», христианину не должно интересоваться «мирским» и «во зле лежащим», и вместо романов и стихов он должен читать только акафисты и псалтырь (которая, к слову замечу, вообще-то, есть, помимо прочего, сама по себе великолепный образец поэтического языка; о большинстве же, кстати, акафистов этого, увы, не скажешь…). Чувствуя общее – что в Церкви есть Христос Спаситель, есть смысл, есть жизнь, есть правда, которых так давно искало сердце, я наивно считал тогда, что так же исполнено смысла и истины абсолютно все, бытующее под грифом «церковность», в результате чего одним из первых шагов моих было: я вынес на свалку огромное количество книг с книжных полок, ввиду оных книг «неправославности» (а годы спустя жалел: эх, вернуться бы на ту свалку!…), а также собрал и уничтожил все свои прежние стихи… И восемь лет стихов не было, не писалось, а появились они уже позднее, по явному промыслу Божию. И, уверен, по молитвенному предстательству о. Александра – процитированный выше стих, посвященный ему и написанный 9 сентября 2004 года, как раз один из первых, написанных после лет молчания…

Его книги и лекции, особенно посвященные художественному творчеству – о Библии в мировой литературе, о русских философах и писателях – буквально открыли дверь в душной комнатке, полной моих неофитских страхов и сомнений, и впустили туда свежий евангельский воздух. Терзания насчет уместности для священника заниматься «неспасительным» стихописанием снова и снова не оставляли меня:

Мчится лавой и рубится конница,
Кричит потревоженное вороньё, –
Это поэт со священником борется,
И поле битвы – сердце моё.

А Ты, Господи, поодаль, в одиночестве,
И нет улыбки, не мягок взгляд:
Какая ирония, когда, по пророчеству,
Восстал войной на брата брат!

Не будешь Ты ломать, обличая, трости,
Не будешь льна пылающего угашать,
Но Ты выжидаешь, когда просвет откроется –
Броситься между и лезвия удержать.

– и я по-детски радовался, когда узнавал об о. Александре новые и новые факты: оказывается, он любил фантастику и кино! Оказывается, он был прекрасный рисовальщик и хорошо разбирался в живописи! Оказывается, именно благодаря ему мы знаем и любим книги Клайва Льюиса! Оказывается, роман Грема Грина «Сила и слава», который совершил во мне благое потрясение в первые годы моего священства, я прочел именно в его переводе!

Дух свободы, ответственности – и творчества неотменимо присущ и самому о. Александру, и тому христианству, которое он несет людям. Нельзя сказать, чтобы о. Александр активно боролся – в духе этакого диссидентства – с тем, что мы иногда называем «охранительным православием», он был по своей конституции не подпольщиком, не революционером-разрушителем, а созидателем. Но он неустанно объяснял и подчеркивал: да, человек, особенно человек советский, нередко стремится в Церковь как в гавань спасения, в место, где можно найти защиту от того зла, которое бурлит в мире, и это вполне естественно – но это не оправдание пассивной потребительской позиции, христианин призван не застревать на первой ступени, а идти дальше и реализовывать, в духе евангельской притчи о талантах, все свои творческие дарования и способности, развиваясь и духовно возрастая сам и служа этими способностями ближним.

В послеперестроечные годы о. Александр и его слово, как мы знаем, были очень востребованы, он выступает на телевидении, в ДК, больницах и школах, встречается со студентами, учеными, врачами, педагогами, музыкантами, поэтами и художниками. И во время встреч с творческой интеллигенцией снова и снова говорит о призванности человека Богом к свободе творчества и об ответственности творящего. Вот, например, его слова из выступления тех лет, перед художниками на выставке «Метасимволизм»:
Немало людей сегодня, входя в круг христианских идей, представлений, духовной жизни, думают, что с этого момента (как будто где-то есть какая-то демаркационная линия) человек должен полностью от произведений искусства отказаться, считая творчество чем-то греховным, что оно целиком принадлежит падшему миру, что истинный христианин не должен заниматься ни живописью, ни литературой, ни любым другим видом творчества. Единственное, быть может, исключение – это целевая храмовая живопись или храмовая архитектура.

В силу того, что существует такая распространенная точка зрения, я хочу, чтобы вы имели достаточную информацию к размышлению на эту важную тему.

Вопрос первый. Что порождало искусство, кроме спонтанного внутреннего движения в душе человека, который хочет создавать свой мир, создать новый мир, как бы зреющий в его душе, сплавляя внутреннее переживание, внутреннее видение с тем, что человека окружает в его социальной, природной действительности? И это стремление всегда было органически связано с философской и религиозной жизнью человечества, что вполне естественно. Человек стоит перед вечностью и у него возникают самые острые, самые глубокие переживания, потому что на самом деле человек, который ищет Абсолют в земных ценностях, чаще всего приходит к разочарованию, к печальному выводу, что не этого он хотел, не к этому стремился. Культ искусства, культ любим, любой другой ограниченный культ потому часто приводит к кризису, что в глубине, в подсознании человек ищет абсолютного. А в земном, тварном, человеческом мире абсолютного нет, оно лишь частично воплощается.

Но когда искусство – и всякое культурное творчество – занимает свое, органичное место, тогда этого разочарования не наступает. Нет иллюзии и нет внутреннего катаклизма. И тогда мы приходим к замечательному, но на самом деле хорошо известному для всех факту, что куда бы мы ни взглянули в прошлое – нарисован ли на стенах Альтамиры зубр или мамонт, воздвигнут ли на скале акрополя Парфенон, или вьются затейливые узоры на пагодах Индии, или витражах средневековых соборов – это всегда отражение, это человеческое воплощение духовной жизни. Это всегда феномен – от глубинного религиозного ощущения. Как человек видит (внутренне) себя, вечность, окружающую природу, так он и строит свой дом, храм, картину, даже предметы обихода. Флоренский, например, говорил, что по дамским модам можно судить о сущности цивилизации.
Во всех сферах проявляется это духовное ядро.
И в сфере поэзии, добавлю я от себя, и я благодарен о. Александру за помощь в формировании моего собственного взгляда на поэтическое творчество. Взгляд этот прост и ясен: способность к словесному творчеству дана человеку Богом как часть Его образа и должна быть человеком реализована. Язык поэзии сохранил в себе черты первозданного языка, на котором человек говорил с Богом в Эдеме, разные виды поэзии несут на себе эту печать: гимнография – это воспевание хвалы Богу, «пою Богу моему дондеже есмь», эпос – отклик человека на мир и событие, лирика – обращенность человека на свою душу, на свой внутренний мир, взыскание утраченной любви, печаль о своей падшести и разъединенности с Богом и ближними и покаянная надежда на новую встречу. Поэтические строки способны дать читающему благой духовный толчок, показать ему направление к Небу из кажущейся безысходности повседневной жизни, послужить частью Благой Вести – вести о Христе Спасе и Его воскресении, о жизни вечной, уготованной Отцом всем нам. И велика ответственность поэта за тот дух, который он вкладывает в эти строки, за то, станут ли они растлевающими «цветами зла» – или формой благого служения ближнему…

Тема творчества в контексте христианства – бесконечна и, конечно, не может быть объята в небольшом сообщении. Однако вот какой ее аспект мне кажется очень важным, и я должен его подчеркнуть: проблема творчества касается всего, что есть в мире, и всего, что есть в Церкви. Творчество христианина, а если быть точным – со-творчество, синергия с Богом – это творчество и по взращиванию в себе «новой твари» во Христе, и по устроению церковной жизни в духе свободы и ответственности верующего за свою веру и свою Церковь (последнее становится особенно важно сегодня, в свете обнажения острых сторон отношений Церкви и общества и новых вызовов времени, на которые общество ждет от Церкви ответа). Именно это и было важным предметом раздумий и приложения сил о. Александра Меня. И его опыт в этой области, то, что мы называем его «наследием», не должен стать приложением интересов одних только архивистов и каталогизаторов, занять свое место не только и не столько на стендах музеев – это наследие должно стать для нас сегодня живым подспорьем в творческом труде по устроению Церкви. А в таком устроении и таких наших трудах Церковь нуждается ежедневно, потому, что она – живой, постоянно растущий и меняющийся, подверженный болезням роста и обновляющийся Богочеловеческий организм, живущий и действующий в непростом, бурном мире.

ПРИНОШЕНИЕ

Так свищет март! Усердствует весна,
Чтобы в кадиле угли не угасли,
А в эпицентре ветра – тишина,
Сочится свет на маленькие ясли.

Собор – как шлюз, отверстый в высоте.
«Покрый, владыко!» – дьякон возглашает,
И тишину Твою, Царю Христе,
Латунная звездица накрывает.

И глас, часы читающий, дрожит,
И хоры ангелов немеют в удивленьи,
А у амвона – Церковь предстоит,
Участвуя в Христовом приношеньи.

Цари и воины, оратаи, купцы,
Омфалопсихи, книжники, юроды,
Молчальники, певцы и простецы –
Все чают этой смерти и свободы.

Вино и миро, ладан и елей,
И плоти вкус, и цвет души нестыдный,
И хлеб с волчцом израненных полей,
И яспис принесли кристалловидный.

И девы пеннобедрые свою
Печаль приносят, ставят на амвоне,
И погребальную и брачную струю
Их горла точат в тонкие ладони.

В рубашках стираных, неловки и чисты,
Стоят нахлебники – общинные сироты,
Пришли по праву, руки не пусты:
В ладонях ковшиком – вода из водомета.

А вот поэт – сторонен, дик, как встарь.
Он знает, что минуло время теней,
Но две эклоги, оду и тропарь
Неловко он пристроил на ступени.

И вот – «Свершилось!» – рвется тишина,
И ветер злой не сдерживает свиста,
И без Тебя любовь не солона,
И ни одна свирель не голосиста!

Вступая в круг огня неторопливо,
Крещением креститься, чашу пить
Идет приход, чтобы с Тобою быть,
И закалается, чтоб мир благословить
Неосвященный, косный и блядивый.