Министерство национальной политики. Почетные граждане игринского района

Драматург елизаветинской эпохи. Родился в феврале 1564 в Кентербери (графство Кент). Его отец, Джон Марло, по профессии сапожник, был почетным гражданином города.

Единственный лист, сохранившийся от списков стипендиатов кентерберийской Королевской школы, свидетельствует о том, что Марло до поступления в университет получал в этой школе стипендию. Согласно архивам Корпус-Кристи-колледжа Кембриджского университета, он окончил школу в 1580 и получал в колледже стипендию, учрежденную несколькими годами раньше архиепископом М.Паркером. Поскольку записи о выплатах стипендии в отсутствие стипендиата не производились, можно заключить, что сначала Марло занимался усердно, но в последние годы часто уезжал из Кембриджа. Марло без труда получил степень бакалавра в 1584, но в 1587 году ученый совет отказал в присуждении ему степени магистра, сделав это лишь после специального распоряжения королевского Тайного совета. Англия готовилась выступить против испанской Непобедимой армады, и, по-видимому, молодой поэт был каким-то образом связан с британской разведкой. Это предположение подтверждается и загадочными обстоятельствами его убийства шесть лет спустя.

Получив степень магистра, Марло почти сразу отправился в Лондон , где вошел в первую в истории английской литературы группу профессиональных драматургов, за которыми закрепилось название «университетские умы» (Д.Лили, Т.Нэш, Р.Грин, Дж.Пил и Т.Лодж). Он привез в Лондон рукопись первой части трагедии Тамерлан (Tamburlaine ), написанной, вероятно, еще в Кембридже.

Бурная личная жизнь Марло отразилась и в его произведениях. Несдержанный на язык, он нажил себе немало врагов. 30 мая 1593 Марло был убит в драке в дептфордской таверне «Дейм Элеанор Булл» близ Лондона. Перед этим у него возникли неприятности с властями – его даже вызывали в Тайный совет. Возможно, причиной убийства послужила некая интрига, связанная с его секретной службой. Марло похоронен в дептфордской церкви св. Николая.

Самая известная, хотя и не лучшая пьеса Марло Тамерлан (часть 1 – 1587, часть 2 – 1588) посвящена истории безвестного скифского пастуха, ставшего властелином мира. Первая английская трагедия, написанная блестящим, виртуозным белым стихом, Тамерлан ознаменовал начало нового периода в английской драме. Благодаря мощному драматизму, звучности стиха, поэтической изысканности пьеса имела оглушительный успех; поток цитат, подражаний и пародий не иссякал многие годы.

Следующими пьесами Марло были, скорее всего, Мальтийский еврей (The Jew of Malta ) и Доктор Фаустус (Doctor Faustus ). Текст обеих пьес, к сожалению, испорчен как небрежными переписчиками, так и переделками для театральных постановок, но следов руки автора достаточно, чтобы дать представление о величии и красоте первоисточника. Герой Мальтийского еврея – пьесы, несомненно повлиявшей на Венецианского купца Шекспира, – еврей-купец, богатый и коварный; его замыслы терпят крах, дочь бежит к христианину, а сам он разоряется.

Лучшим произведением Марло большинство критиков считает Доктора Фауста . Это первая из двух великих драм, основанных на истории реального лица – доктора Иоганна Фауста из Гейдельберга (в архивах Гейдельбергского универститета есть запись о присуждении ему степени бакалавра в 1509), который, как гласит легенда, продал душу дьяволу. Источником пьесы Марло послужила народная немецкая Книга о Фаусте , английский перевод которой вышел в 1592. Впрочем, некоторые данные свидетельствуют о том, что пьеса написана в 1588–1589. В таком случае не знавшему немецкого Марло был доступен более ранний, не дошедший до нас перевод Книги о Фаусте . И.В.Гёте, использовавший тот же сюжет в своей трагедии Фауст , очень высоко ставил пьесу своего английского предшественника. В сколь бы поврежденном виде ни дошел до нас текст Марло, в нем сохраняются первоначальная сила чувств, мастерство сюжетного построения и великолепие стиха. Особенно впечатляет последняя сцена, где всего за несколько минут сценического действия разворачивается драма человека, душа которого обречена на вечную гибель.

Последняя из значительных пьес Марло, Эдуард II (Edward the Second ), отличается от всего написанного им прежде сдержанностью манеры, свидетельствующей о творческой зрелости автора. Цельность сюжета, стройность композиции, глубокое проникновение в психологию, особенно женскую, при отсутствии ходульной риторики – все говорит о том, что перед гибелью поэт достиг расцвета своего дарования. В Эдуарде II Марло впервые проявляет интерес к теме романтической любви. Вместе с тем эта пьеса – один из первых серьезных успехов английской исторической драмы. Она основана главным образом на сведениях из Хроник (1577) Р.Холиншеда (ум. ок. 1580). По сравнению с ней две более поздние трагедии Марло – Дидона, царица Карфагена (Didona, Queen of Carthage ) и Парижская резня (The Massacre at Paris ) – не имеют сколько-нибудь серьезной ценности.

Несомненен талант Марло и в области недраматической поэзии, хотя он оставил всего две поэмы – Геро и Леандр (Hero and Leander ) и Страстный пастух – своей возлюбленной (The Passionate Shepherd to His Love ), причем в первой Марло принадлежат только две песни, а остальные были дописаны после смерти Марло его другом Дж.Чапменом.

Влияние Марло на Шекспира уже давно не вызывает сомнений; подражания и реминисценции из его сочинений отмечены примерно в половине пьес и поэм Шекспира.

Кристофер Марло
Christopher Marlowe

Портрет неизвестного. По мнению части исследователей, здесь изображён Кристофер Марло
Дата рождения Неизвестна. Крещен 26.02.1564
Место рождения
Дата смерти 30 мая (1593-05-30 ) […] (29 лет)
Место смерти
Гражданство (подданство)
Род деятельности поэт, переводчик и драматург
Язык произведений английский
Файлы на Викискладе

Биография

Юность

Марло родился в один год с Шекспиром (1564) в семье сапожника из Кентербери . До 1580 года посещал местную школу, где изучал латынь, основы греческого языка, а также пение и стихосложение. Затем с марта 1581 года учился, как стипендиат архиепископа Паркера, в Кембриджском университете . В Кембридже Марло сблизился с Томасом Нэшем и Томасом Уолсингемом, племянником члена Тайного совета Ф. Уолсингема . Марло окончил Колледж Тела Христова в Кембриджском университете, став бакалавром (1584), а затем - вероятно, по протекции Уолсингема-старшего - магистром (1587).

Связь Марло с Уолсингемом, по-видимому, объясняет вольности в его поведении ещё во время учёбы в Кембридже. Например, с середины 1584 года в документах университета отмечаются продолжительные отлучки Марло. Однажды он побывал в родном Кентербери, но куда он ездил в остальных случаях (например, с февраля по июнь 1587), точно неизвестно. Тайный совет потребовал от руководства университета допустить Марло к выпускным испытаниям, ссылаясь на то, что «он хорошо поработал на благо королевы» во время пребывания на континенте . Предполагается, что Марло собирал во Франции сведения о деятельности английского католического подполья, пытавшегося бросить вызов протестантскому режиму королевы Елизаветы I . По возвращении с континента Марло стал тратить крупные суммы на выпивку и хороший стол .

В 1592 году Марло был задержан властями Соединённых провинций в портовом городе Флиссингене и обвинён в фальшивомонетничестве . Его выслали в Англию, где он должен был предстать перед лордом Бёрли ; по возвращении на родину никаких обвинений ему предъявлено не было. Биографы Марло связывают этот эпизод с его разведывательной деятельностью .

Марло в Лондоне

Пользуясь своими обширными связями, Кристофер Марло переехал в Лондон , где занялся активной литературной деятельностью. Он сблизился с т. н. «университетскими умами», кругом драматургов, писавших для общедоступного театра, куда входили поэты Д. Лили , Т. Нэш, Р. Грин , Дж. Пил и Т. Лодж . В английской столице за ним закрепилась репутация курильщика, распутника, скандалиста, дуэлянта, колдуна, вольнодумца и содомита . Тогда же была поставлена его первая трагедия «Тамерлан великий, скифский пастух», которая пользовалась таким колоссальным успехом, что Марло вынужден был написать её продолжение (чего раньше на лондонской сцене не случалось) . В этой пьесе в полной мере проявился вкус Марло к напряжённой экспрессии, к живописной экзотике и сценическим эффектам.

Приблизительно с этого времени его отношения с правительством резко меняются. Вольнодумный кружок У. Рэйли , в который вступил Марло, не был на хорошем счету у правительства. Считалось, что там проводились некие «кощунственные обряды». В мае 1593 года в Лондоне произошли волнения, в которых участвовали католики и протестанты. В городе распространялись памфлеты с выпадами против рабочих-иммигрантов из Фландрии. Тайный совет искал авторов этих воззваний среди лондонской литературной богемы. Были произведены обыски, в том числе на квартире, которую Марло делил с драматургом Томасом Кидом . Среди его бумаг были обнаружены заметки, содержащие крамольные и даже атеистические высказывания, как то: «Кто не любит табака и мальчиков - дураки» и «Евангелист Иоанн делил ложе с Иисусом » .

Убийство

Пьесы

  • «Дидона, царица Карфагена » («Dido, Queen of Carthage », совместно с Т. Нэшем, около 1583)
  • «Тамерлан » («Tamburlaine », около 1587)
  • «Доктор Фауст » («Doctor Faustus », около 1588-89)
  • «Мальтийский еврей» («The Jew of Malta », 1589)
  • «Эдуард II» («Edward II», 1592)
  • «Парижская резня» («The Massacre at Paris », 1593)

Стихи и переводы

  • Отрывки из «Фарсалии» Лукана (ок 1582)
  • Отрывки из Овидиева «Искусства любви » (ок. 1582)
  • «Страстный пастух - своей возлюбленной», перевод

В Кембридже Марло сблизился с Томасом Нэшем и Томасом Уолсингемом, племянником члена Тайного совета Ф. Уолсингема . Марло окончил Колледж Тела Христова в Кембриджском университете, став бакалавром (1584), а затем - вероятно, по протекции Уолсингема-старшего - магистром (1587).

Связь Марло с Уолсингемом, по-видимому, объясняет вольности в его поведении ещё во время учёбы в Кембридже. Например, с середины 1584 года в документах университета отмечаются продолжительные отлучки Марло. Однажды он побывал в родном Кентербери, но куда он ездил в остальных случаях (например, с февраля по июнь 1587), точно неизвестно. Тайный совет потребовал от руководства университета допустить Марло к выпускным испытаниям, ссылаясь на то, что «он хорошо поработал на благо королевы» во время пребывания на континенте . Предполагается, что Марло собирал во Франции сведения о деятельности английского католического подполья, пытавшегося бросить вызов протестантскому режиму королевы Елизаветы I . По возвращении с континента Марло стал тратить крупные суммы на выпивку и хороший стол .

В 1592 г. Марло был задержан властями Соединённых провинций в портовом городе Флиссингене и обвинён в фальшивомонетничестве . Его выслали в Англию, где он должен был предстать перед лордом Бёрли ; по возвращении на родину никаких обвинений ему предъявлено не было. Биографы Марло связывают этот эпизод с его разведывательной деятельностью .

Марло в Лондоне

Пользуясь своими обширными связями, Кристофер Марло переехал в Лондон, где занялся активной литературной деятельностью. Он сблизился с т. н. «университетскими умами», кругом драматургов, писавших для общедоступного театра, куда входили поэты Д. Лили , Т. Нэш, Р. Грин , Дж. Пил и Т. Лодж . В английской столице за ним закрепилась репутация курильщика, распутника, скандалиста, дуэлянта, колдуна, вольнодумца и содомита . Тогда же была поставлена его первая трагедия «Тамерлан великий, скифский пастух», которая пользовалась таким колоссальным успехом, что Марло вынужден был написать её продолжение (чего раньше на лондонской сцене не случалось) . В этой пьесе в полной мере проявился вкус Марло к напряжённой экспрессии, к живописной экзотике и сценическим эффектам.

Приблизительно с этого времени его отношения с правительством резко меняются. Вольнодумный кружок У. Рэйли , в который вступил Марло, не был на хорошем счету у правительства. Считалось, что там проводились некие кощунственные обряды. В мае 1593 года в Лондоне произошли волнения, в которых участвовали католики и протестанты. В городе распространялись памфлеты с выпадами против рабочих-иммигрантов из Фландрии. Тайный совет искал авторов этих воззваний среди лондонской литературной богемы. Были произведены обыски, в том числе на квартире, которую Марло делил с драматургом Томасом Кидом . Среди его бумаг были обнаружены заметки, содержащие крамольные и даже атеистические высказывания, как то: «Кто не любит табака и мальчиков - дураки» и «Евангелист Иоанн делил ложе с Иисусом » .

Убийство

Кид, помещённый в тюрьму, под пытками показал, что бумаги принадлежали Марло и остались от совместной работы над пьесой два года назад. Был или не был Марло тайным агентом, формально совет должен был допросить его, тем более что королева оставила на рапорте резолюцию: «Довести расследование до конца» . Поэта, гостившего у Томаса Уолсингема в поместье Скедбери (Кент), вызвали на заседание Тайного совета 20 мая 1593 г., но не арестовали, а лишь велели каждый день отмечаться в канцелярии Совета до тех пор, пока не будет вынесен приговор по его делу. Однако допрос, вероятно, не состоялся, так как через 10 дней Марло убили.

Марло был зарезан в таверне Дептфорда 30 мая г. В последний день своей жизни Марло обедал в таверне с компанией подозрительных личностей: Инграмом Фризером, Николасом Скирсом и Робертом Пули. Есть основания считать, что эти люди были связаны с секретными службами . После между ними возникла ссора. Марло выхватил из рук Фризера кинжал и нанёс тому несколько ударов. Фризер пытался вырвать оружие из рук Марло, в потасовке кинжал вонзился над правым глазом Марло и прошёл прямо в мозг. Его тело было предано земле 1 июня там же.

По поводу обстоятельств и причин смерти поэта до сих пор существуют противоречивые версии. Некоторые исследователи считают, что бытовая ссора, приведшая к фатальному исходу, была подстроена. По этой версии поэт намеревался уехать из Англии через Дептфорд, но правительство решило помешать этому ввиду его причастности к секретам английской разведки.

В этом деле действительно много странного, начиная от путаницы с точной датой смерти поэта (по одним данным - 30 мая, по другим - 1 или 2 июня) до имен убийц (их имена несколько раз менялись, а основные подозреваемые - Фризер, Скирс и Пули - считались агентами секретной службы, что и помогло им впоследствии уйти от наказания). Расследование преступления велось крайне неопрятно. Вердикт судьи гласил, что Фризер действовал в пределах самообороны . Складывалось впечатление, что власти хотят быстрее замять это дело.

Марло и Шекспир

Кристофер Марло - единственный современник, которого Шекспир прямо цитирует в одном из своих сочинений . Когда в Лондоне был опубликован памфлет, поносивший Марло и Шекспира за дурновкусие, оба поэта парировали обвинения лёгкими эротическими поэмами в классицизирующей, овидиевской манере («Геро и Леандр» Марло и «Венера и Адонис» Шекспира). Есть мнение, что в пьесе «Убийство Гонзаго», которую ставит Гамлет (т. н. сцена мышеловки), Шекспиром спародирован стиль монологов Марло .

Ссылки

  • Черноземова Е. Н., Захаров Н. В. . Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира» (2012). Проверено 29 февраля 2012. .

Отрывок, характеризующий Марло, Кристофер

Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.

Марло Кристофер (тж. Марлоу, Кит) (англ. Christopher Marlowe ) [ок. 26.02.1564, Кентербери — 30.05.1593, Дептфорд] — английский драматург XVI в., основоположник жанра высокой трагедии Возрождения в Англии.

Родился в семье сапожника, мастера цеха сапожников и дубильщиков. Не сразу в семье нашлись деньги для того, чтобы дать Кристоферу начальные знания. С XVI в. в Королевской грамматической школе бесплатно обучали 50 мальчиков за счет церковных доходов.

В грамматическую школу Марло пошел только в 14 лет, на церковную стипендию, и изучал латинский и основы греческого языка, пение и стихосложение. В течение многих веков в Кентербери шли многочисленные паломники к могиле Томаса Бекета, непокорного архиепископа, убитого гонцами Генриха II. Там же находился дворец архиепископа, главы национальной церкви, обладавшего правом короновать английских монархов. Одним из самых ярких впечатлений Кристофера был приезд в Кентербери королевы Елизаветы . Две недели в городе присутствовали пышно одетые придворные, проходили торжественные процессии и праздники.

Архиепископ Паркер учредил несколько стипендий для обучения уроженцев Кентербери в Кембридже и для подготовки их к духовной карьере. Это дало возможность Кристоферу продолжить образование. С марта 1581 г. он стал студентом Кембриджского колледжа Тела Христова. Университетская жизнь тех лет отличалась определенной вольностью нравов. Но для небогатых студентов правила были достаточно строгими. Их необходимо было неукоснительно выполнять, чтобы получать еженедельную стипендию размером в шиллинг. Нужно было обязательно посещать занятия, нельзя было носить длинные волосы и модную одежду.

В университете Марло познакомился и подружился с Томасом Нэшем, совместно с которым после окончания университета он напишет первую пьесу «Дидона, царица Карфагена» (“The Tragedie of Dido, Queene of Carthage”, 1587) — о любви Дидоны к Энею. Пьеса не пользовалась большим успехом. В эти же годы Марло сблизился с Томасом Уолсингемом, племянником руководителя английской тайной полиции и члена Тайного совета сэра Фрэнсиса Уолсингема.

В 1583 г. Марло получил степень бакалавра и стал готовиться к экзамену на степень магистра. Но в праве сдавать экзамен ему было отказано из-за частых пропусков занятий, связанных с поездками, маршрут и цель которых были неизвестны. Экзамен был сдан после извещения Тайного совета о том, что Марло оказывал услуги ее величеству королеве . После окончания университета Марло поселился в Лондоне, в районе Нортон Фольгейт — ближе к театрам и начал писать пьесы.

Подлинным триумфом было появление в театральном сезоне 1587—1588 гг. трагедии Марло «Тамерлан великий» (“Tamburlaine the Great”). В центре пьесы — титаническая личность, человек, ставящий перед собой грандиозные цели, что в эпоху Возрождения считалось единственно достойным человека. «Скиф безвестный, простой пастух», обладающий сильной волей и физической мощью, стремится создать огромную империю, стать повелителем мира. Он златоволос, «высок и прям <...> и так широк в плечах, что без труда он мог бы... поднять весь мир», «тугие мышцы длинных, гибких рук в нем выдают избыток гордой силы». «Свидетельствует мощь его и стать, что миром он рожден повелевать» (пер. Э. Линецкой). Великолепным исполнителем роли Тамерлана стал ведущий актер труппы Лорда-адмирала Эдвард Аллейн (тж. Эдвард Эллин), прекрасно передававший патетику нерифмованного пятистопного ямба, которым был написан текст. Белый стих Марло отличался живостью, конец фразы или синтаксического периода не всегда в нем совпадал с концом строки, что способствовало возникновению богатства интонаций.

Ко времени появления «Тамерлана» на королевском придворном театре и на сцене одного из самых дорогих лондонских театров — Блекфрайерс — уже шла пьеса «Александр и Кампаспа», написанная придворным драматургом королевы Елизаветы Джоном Лилли. В центре этой пьесы — властелин полумира Александр Македонский, стремившийся быть одинаково великим и на полях сражений, и в мирной жизни. Тамерлан поглощен лишь страстью к завоеваниям. Вместе с тем он — живой человек, способный любить. Но и в любовных грезах рядом с Зенократой он предается мечтаниям о грядущем могуществе. Монологи Тамерлана посвящены рассуждениям о человеческом величии и красоте. В сражениях он жесток и беспощаден. И уже зная, что его ожидает смерть, продолжает сражение и хочет подчинить своей воле даже недуг и смерть. Он желает быть победителем даже над естественным ходом вещей.

В первые же годы жизни в Лондоне Марло входит в кружок Уолтера Рали, отличавшегося свободомыслием, атеизмом и казненного в 1618 г. по ложному обвинению в измене королю. Рали объединял вокруг себя поэтов, был блестящим критиком и написал «Ответ нимфы», в котором показал нелепость пасторальных условностей в стихотворении Марло «Страстный пастух — своей возлюбленной». В кружке Рали Марло познакомился с высоко им ценимым Томасом Хэриотом (1560-1621), выдающимся ученым-математиком, разработавшим многие положения алгебры и аналитической геометрии, состоявшим в переписке с Кеплером и применявшим телескоп для наблюдения за звездным небом. Свои новые впечатления и прежние наблюдения за университетской жизнью Марло воплотил в «Трагической истории доктора Фауста» (“Doctor Faustus”, 1593), которую в современном английском литературоведении считают последней пьесой, написанной Марло. В ней воплотились размышления эпохи Возрождения о гранях между сомнением и ересью. В центре произведения — фигура доктора Фауста, неукротимого в своей жажде знания. Марло одним из первых введет в мировую литературу этот образ немецких народных книг, переведенных на английский язык и изданных в Англии в 1550 г. Фаусту кажутся невыносимыми любые ограничения, накладываемые на знания. Он готов отдать свою душу за абсолютное великое знание. Но он поражен тем, что даже Мефистофель не станет ему отвечать на все вопросы. Он не получит ответа на вопрос «Кто создал мир?» и упрекнет Мефистофеля: «Клялся ты на все вопросы давать ответы!» И Мефистофель ответит ему: «Коль нашу власть они не подрывают» (II, 1, пер. Е. Бируковой). Мысль Фауста окажется смелее и дерзновеннее мефистофелевской. Но Фауста не прельщает ограниченное знание. И теперь, чтобы удержать Фауста, необходимо вмешательство самого князя тьмы — Люцифера. Он ввергнет Фауста в вихрь событий. Некоторые сцены пьесы Марло построены по правилам моралите — жанра, в котором традиционно о судьбе героя спорили Порок и Добродетель. За душу Фауста борются Ангел и Дух, Старик и Мефистофель. Появляются и характерные для моралите аллегории семи земных грехов — Гордости, Алчности, Ярости, Зависти, Чревоугодия, Лености, Распутства. Но присутствие в пьесе такой мощной фигуры, как Фауст, выводит ее за рамки моралите и поднимает до высокой трагедии Возрождения.

Фауст сам выбирает между Пороком и Добродетелью. Он произносит слова: «Иль не хозяин ты души своей?» В финале Фауст выносит себе приговор, считая, что нет ему прощения прежде всего за то, что, обретя нечеловеческое знание, он забудет о своих великих замыслах и станет растрачивать его на пустые фокусы. Ему нет прощения и потому, что он увлекает на свой опасный путь людей, совершенно к этому неготовых. Комична по своей тональности сцена, в которой конюх Робин по магической книге вызывает Мефистофеля, сам не зная для чего. Мефистофель взбешен тем, что забавы ради должен был проделать путь из Константинополя, и забрасывает Робина шутихами. Буффонность этой сцены помимо веселья несет в себе и атмосферу страха: на что еще способен недостойный человек, в руках которого окажется легко добытое могущественное знание? О важности того, в чьих руках оказывается знание, в английской литературе будут писать Ф. Бэкон, Дж. Свифт, Г. Уэллс, О. Хаксли.

Не менее страшной силой обладают и деньги, и не менее важно, кто становится их обладателем. Марло сумел показать это в трагедии, которая подчас читается как гротескная зловещая комедия — «Мальтийский еврей» (“The Jew of Malta”, 1589). Центральный ее персонаж — ростовщик Варрава, зараженный «приятной красотой денег». Ему, занятому делом, некогда размышлять о нравственности или безнравственности своих поступков. Его увлекает свойство денег, которое задолго до появления науки, изучающей функции денег, опишет Марло: золото в процессе обмена умножает самое себя — «из ничего сперва создашь немного, потом побольше, а затем и много» (пер. В. Рождественского). Варрава готов погубить свою единственную и страстно любимую дочь, только бы не потерять ничего из своих богатств. Он сметлив только в накоплении. Когда герой видит, что люди, наделенные властью, могут у него отнять деньги, он рвется к власти путем предательства, лишь бы сохранить свое право распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Варрава поддерживает турок против ордена мальтийских рыцарей и старается сделать так, чтобы его враги истребили друг друга. Все это оборачивается гибелью для него самого. Возрождение требовало от человека более широкого взгляда на вещи. Герои Шекспира будут размышлять о том, что деньги — не высшая ценность в жизни. Варрава же будет и страшен, и смешон до отвращения.

В сезоне 1589 г. появилась и другая пьеса Марло — «Парижская резня» (“The Massacre at Paris”), в которой исследовалась проблема власти: в чьих руках она оказывается и какой ценой завоевывается. В ходе гражданской войны во Франции между гугенотами и католиками победу одерживает король-гугенот Генрих Наваррский. Католики изображены Марло вероломными, своекорыстными, заносчивыми и жестокими. Их глава — герцог де Гиз. Гугеноты сильны своей сплоченностью, одержимы идеей братства и мира. Это придает им определенное величие. С необыкновенным достоинством держится сын угольщика Рамус, прямо отвечающий на все обвинения.

Марло продолжил исследование этой темы в пьесе 1592 г., в основу которой взял сюжет из национальной истории, описанный в хронике Холиншеда «Эдуард II» (“Edward the Second”). Находящийся на троне король Эдуард II, пользуясь своей властью, приближает к себе многочисленных фаворитов и осознает свою ничтожность лишь после того, как оказывается свергнутым с престола своим политическим противником Мортимером-младшим, который на словах действует во благо Англии, но, вступив на трон, оборачивается тираном и тоже свергнут с престола.

Через все произведения Марло проходит мотив судьбы, неподвластной рассудку, но тесно связанной с человеческими страстями. Эту же тему Марло старался развить в поэме «Геро и Леандр» — о богине, увлеченной пастухом. Когда две части поэмы были уже написаны, в Лондоне прошли волнения подмастерьев. В поисках прокламаций полиция учинила обыск в доме драматурга Роберта Кида, у которого была найдена рукопись с вольными высказываниями. Арестованный Кид сказал, что трактат был собственностью Марло. Последний вынужден был дать подписку о невыезде из Лондона, но из-за вспышки чумы отправлен в Дептфорд в трех милях от Лондона, где был убит 30 мая 1593 г. во время драки в таверне тремя людьми круга Уолсингема, который, видимо, предвидя арест Марло, боялся его показаний об известных ему фактах деятельности тайной полиции.

Похоронен Марло был на следующий же день на кладбище Дептфорда.

Внезапная таинственная смерть Марло породила множество легенд и версий. Ю. Нагибин в новелле «Надгробие Кристофера Марло» разработал одну из наиболее поэтичных: почитатель таланта Марло убивает его, совершая геростратов подвиг, таким образом добиваясь, чтобы в надгробной надписи было запечатлено его имя (пусть в роли убийцы) рядом с именем его кумира.

Соч .: Эдуард II / пер. Н. В. Гербеля // Современник. 1864, август; Гербель Н. В. Английские поэты в биографиях и образцах. СПб., 1875 (пер. из «Фауста» и «Эдуарда II»); Мальтийский жид / пер. М. Шелгунова. СПб., 1882; Эдуард II, пер. Родиславской // Искусство. 1885; Фауст / пер. Д. Минаева. СПб., 1899; The Works of Christopher Marlowe / ed. by C. F. Tucker Brooke. Oxford: Clarendon Press, 1910; Фауст / пер. К. Бальмонта. М., 1912; The Plays of Christopher Marlowe / World"s Classics Series No. 478. Oxford University Press, 1939; Marlowe’s Plays and Poems / M. R. Ridley. Everymans Library No. 383. J. M. Dent & Sons, 1955, 1958, 1961, 1965; Эдуард Второй. М., 1957; Трагическая история доктора Фауста. М., 1959; Соч. М. : Государственное издательство художественной литературы, 1961; Стихотворения в сб.: Европейские поэты Возрождения. М., 1974; The Complete Works of Christopher Marlowe (5 vols) / ed. by Roma Gill. Oxford University Press, 1986-1998; Doctor Faustus and Other Plays / ed. by David Bevington, Eric Rasmussen. Oxford University Press, 1998; Christopher Marlowe: The Complete Plays (Penguin Classics) / ed. by Frank Romany, Robert Lindsey. Penguin Books Ltd, 2003.

Емельянов Константин Васильевич

Емельянов Константин Васильевич родился 23 сентября 1926 года в деревне Лонки-Ворцы Игринского района. Родился в большой крестьянской семье. По национальности удмурт.

В 1933 году со своими сверстниками пошел в школу. Для него это было большим событием, большой радостью, уж очень хотелось учиться. Но его учебу прервали, так как к началу учебного года ему не исполнилось 7 лет.

В 1934 году снова пошел в Лонки-Ворцынскую начальную школу. За примерную учебу не раз поощряли. Во втором классе наградили годовой подпиской на детскую газету «Дась лу!». И с того времени у Кости, читая заметки, корреспонденции ребят-учащихся, появилось желание писать в газету.

Константин Емельянов 7-ой класс закончил с Похвальной грамотой. Поступил в Якшур-Бодьинское педучилище без экзаменов. Проучившись 2 месяца вернулся домой по семейным обстоятельствам. С началом войны отца Кости отправили в армию, а маму послали на государственную лесозаготовку.

Продолжил обучение в 8 классе Игринской средней школы. Первую свою заметку Костя написал в газету «Сталинский путь». Стал отправлять свои корреспонденции в республиканскую газету «Советской Удмуртия». Закончил курсы механизаторов при МТС и пошел работать в колхоз трактористом. Работал в колхозе «Рассвет» трактористом, слесарем- наладчиком, механиком, бригадиром.

Деревенский механизатор Константин Васильевич Емельянов успевал писать разные зарисовки, статьи, юморески. Его первая зарисовка была напечатана в газете «Советской Удмуртия» в 1947 году. Затем печатались другие зарисовки, статьи. В 1960 году редакция газеты «Удмуртская правда» организовала в совхозе селькоровский пост, где ведущим был Константин Емельянов. Селькоры писали о совхозных новостях.

Постепенно перешел на другой жанр - рассказ. В 1965 году опубликован один из популярных и признанных рассказов Константина Васильевича «Ветли меда, ой меда...»

Были опубликованы его следующие книги: «Ветли меда, ой меда...» (1971); «Бускельёс» (1975); «Эшъёсы-юлтошъёсы» (1978); «Пилиськем горшок» (1989); «Капка сьорын» (1995). В последние годы его произведения публиковались в районной газете «Вакыт», в республиканских журналах «Кенеш» и «Ашальчи». В издательстве «Удмуртия» лежит рукопись рассказов и повестей для отдельного сборника.

Произведения К.В.Емельянова пользуются признанием и уважением народа. За заслуги в области развития национальной литературы не раз награжден Почетными грамотами Президиума Верховного Совета Удмуртской Республики. Первую Почетную грамоту получил в 1957 году от Президиума Верховного Совета Удмуртской Автономной Советской Социалистической Республики за многолетнее активное участие в работе печати и её распространении среди населения.

За творческий вклад в развитие удмуртской литературы в 2006 году награжден премией Кедра Митрея.

Так же за многолетний труд награжден медалями и Почетными грамотами Президиума Верховного Совета УАССР.

В 1986 году Константин Васильевич награжден медалью «Ветеран труда» а в 1987 году ему присвоено звание «Заслуженный колхозник».

Константин Васильевич Емельянов — прекрасный человек, умный, эрудированный, самокритичный.

Константина Васильевича отличает неизменно доброе, благожелательное отношение к людям. Скромен, прост, безотказен. Требователен к себе и окружающим, дисциплинирован и тактичен. Пользуется авторитетом среди населения.

Вместе с женой воспитали четверых детей, все получили высшее образование, и каждый из них нашел достойное место в жизни.

П.К. Поздеев, член Союза писателей Удмуртии, в статье журнала «Кенеш» написал: «По вышедшим книгам К.Емельянов давно должен был стоять в рядах Союза писателей. Но в силу своей чрезмерной скромности, отсутствия высшего образования он не подал заявления в Союз писателей Удмуртии. Константин Васильевич Емельянов - настоящий писатель удмуртской литературы, его имя народ не забудет. Писательский профессионализм не зависит от членского билета в Союзе писателей. Творчество писателя оценивает сам народ».