Священник Александр Ельчанинов: Тифлисский период биографии. Из писем к молодежи
24 августа, в день кончины, мы публикуем отрывки из «Записей» священника Александра Ельчанинова (1881-1934), пастыря Русского Зарубежья, церковного историка и писателя. «Он представлял собой явление необычайное и исключительное, ибо воплощал в себе органическую слиянность смиренной преданности Православию… со всей утонченностью русского культурного предания», - написал об отце Александре протоиерей Сергий Булгаков. «Записи» отца Александра Ельчанинова - в основном не предназначавшиеся для публикации размышления, изданные после его смерти, - своего рода «Моя жизнь во Христе», но только человека уже XX века, умудренного горечью изгнания, которому во всей полноте раскрылись целительность страдания и важность и ценность каждого мига земной жизни со Христом и во Христе.
О жизни духовной и бездуховной
Если мы примем решение во всем всегда следовать голосу совести, так как это голос Божий в нас, то эта решимость разовьет в нас утерянный орган богообщения.
Наслаждаюсь здесь тишиной, свободой и - главное - полным досугом. Положительно, он временами необходим для нормальной жизни души. Наша обычная жизнь, вся сплошь занятая делами и почти ни минуты не оставляющая, чтобы передохнуть и опомниться, серьезно вредит тому подсознательному, что должно созревать в тишине и некоторой видимой бездеятельности.
Наша постоянная ошибка в том, что мы не принимаем всерьез данный протекающий час нашей жизни, что мы живем прошлым или будущим, что мы все ждем какого-то особенного часа, когда наша жизнь развернется во всей значительности, и не замечаем, что она утекает, как вода между пальцами, как драгоценное зерно из плохо завязанного мешка.
Постоянно, ежедневно, ежечасно Бог посылает нам людей, обстоятельства, дела, с которых должно начаться наше возрождение, а мы оставляем их без внимания и этим ежечасно противимся воле Божией о себе. И действительно, как Господь может помочь нам? - Только посылая нам в нашей ежедневной жизни определенных людей и определенные стечения обстоятельств. Если бы мы каждый час нашей жизни принимали бы как час воли Божией о нас, как решающий, важнейший, единственный час нашей жизни - какие дотоле скрытые источники радости, любви, силы открылись бы на дне нашей души!
Будем же всерьез относиться к каждому встретившемуся на пути нашей жизни человеку, к каждой возможности сделать доброе дело, и будьте уверены, что этим вы исполняете волю Божию о вас в этих обстоятельствах, в этот день и в этот час.
Если бы у нас было больше любви к Богу - с какой легкостью мы доверили бы Ему себя и весь мир со всеми его антиномиями и непонятностями. Все трудности - от недостатка любви к Богу, и все трудности среди людей от недостатка любви между ними. Если есть любовь - трудностей быть не может.
Мудрость жизни, в том числе и христианской, - не быть требовательным к людям.
Часто люди, имея даже запас времени, всегда опаздывают во всяком слове и действии. У них есть какой-то неосознанный ими самими упор против всякого действия - безразлично, приятного или неприятного, - нейтрального. Когда приходит момент сказать, взять, сделать - они бессознательно тормозят, производя множество мелких ненужных действий, имеющих целью отдалить момент предстоящего акта, и в конце концов опаздывают. Я думаю, этот механизм есть во всякой душе, доходя до психоза у одних и совершенно исчезая у праведных.
Нужно постоянно читать то, что питает твою душу, указывая цель - единственную цель в жизни. Здесь нужен своего рода аскетизм, самоограничение, самопринуждение. Всякий христианин - подвижник. Запомни это. Человеческая природа так искривлена, что на нее приходится жестоко нажимать, если хочешь выравнять себя по евангельским меркам, и выравнивать приходится каждый день, каждый час; помоги тебе в этом Господь…
Как сделать, чтобы не было скучно с человеком? - Надо понять, что Бог творит Свою волю о нас через людей, которых Он посылает нам. Нет случайных встреч: или Бог посылает нам нужного нам человека, или мы посылаемся кому-то Богом, неведомо для нас.
Мы умоляем Бога о помощи, а когда Он посылает нам ее через определенное лицо, мы отвергаем ее небрежностью, невниманием, грубостью.
Я думаю, в основе твоих душевных недомоганий лежат две причины: 1) чрезмерная занятость собой и - как результат - малая занятость окружающими и 2) малая любовь ко Христу. Эта любовь есть основа и корень всякой духовной жизни и силы, и ее нужно в себе растить и воспитывать. Начни хоть с такой неотразимой мысли, что прекраснее Христа не было никогда ничего во всю человеческую историю. Всматриваться в этот образ, выяснять и углублять его в себе, жить мыслью о Нем, отдавать Ему свое сердце - это и есть жизнь христианина.
Чтение Евангелия именно по утрам даст несколько иной тон началу каждого дня и поможет провести его более достойно
Обычно мы живем какими-то самыми поверхностными слоями нашей души и сознания. Видно это хотя бы по тому, как легко мы предаемся негодованию по пустякам, сколько значения придаем вещам вовсе нестоящим. Половина наших огорчений и жизненных трудностей исчезла бы, если бы мы перенесли центр наших интересов на большую глубину. Оттого так настоятельно я вам и рекомендую чтение Евангелия именно по утрам, что это даст тогда несколько иной тон началу каждого дня и поможет провести его более достойно, поможет мирным сохранить свое сердце, какие бы жизненные бури ни случились в предстоящий день.
Замечаю часто в исповедующихся желание безболезненно для себя пройти через исповедь: или отделываются общими фразами, или говорят о мелочах, умалчивая о том, что действительно должно бы тяготить совесть. Тут есть и ложный стыд перед духовником и вообще малодушный страх всерьез начать ворошить свою жизнь, полную мелких и привычных слабостей. Настоящая же исповедь, как благое потрясение души, страшит своей решительностью, необходимостью что-то переменить, да даже просто хоть задуматься над собой.
Будем стараться, чтобы все наши поступки, вся наша жизнь были не сонным прозябанием, а возможно более сильным и полным раскрытием всех наших возможностей - и все это не когда-нибудь, а теперь, сейчас, всякую минуту. Иначе от слабой, неряшливой жизни неизбежно появится бессилие, дряблость души, неспособность к вере, к сильным чувствам, попусту будет растрачена жизнь, и ее холодную накипь мы уже вряд ли сможем преодолеть - ее смог бы сжечь тогда только огонь настоящего подвига.
О страданиях и скорбях
Болезнь не несчастье, а поучение и Божие посещение; больного преподобного Серафима посетила Матерь Божия, и нас, если мы смиренно переносим болезни, посещают высшие силы.
Признак, что мы Христовы, - наши страдания; и чем больше мы страдаем, тем больше, значит, мы «не от мира». Почему все святые, вслед за Христом, так страдали? Соприкосновение с миром и погружение в него дает боль последователям Христа, а безболезненными себя чувствуют только дети мира сего. Это вроде безошибочной химической реакции.
Если разделить несчастие на хронологические моменты, то иногда несчастие не окажется ни в одном из них
Если разделить несчастие на хронологические моменты, то иногда несчастие не окажется ни в одном из них.
Жизнь - тяжелое испытание, и наши горести не оставят нас до смерти: идиллии и комфорта христианин не будет иметь никогда. Зато и радости, которые посылает Бог христианину, не сравнятся ни с какими радостями «мира сего».
Вот и смысл страданий! Господь бесконечно жалеет нас, но что делать, если мы можем дать какие-то искры, какой-то святой огонь, только когда нас поражают несчастья, катастрофы. В этом смысл войны, революций, болезней.
Мир крив, и Бог его выпрямляет. Потому страдал (и страдает) Христос и страдали все мученики, святые, преподобные - и мы, любящие Христа, не можем не страдать.
Земное счастье - любовь, семья, молодость, здоровье, наслаждение жизнью, природой - все это «добро есть», и не надо думать, что христианство сурово осуждает все это.
Плохо только рабство своему счастью, когда оно владеет человеком и он всецело в него погружен, забывая главное.
И страдания, с точки зрения духовного роста, ценны не сами по себе, а только по своим результатам; отнимая земное счастье, они, ставя человека лицом к лицу с высшими ценностями, заставляют его открыть глаза на себя и мир, обращают его к Богу.
О посте
Жизнь наша не идет плавно и равномерно. Она идет, как всякий живой процесс, как жизнь природы, - моментами упадка и возвышения. Пост - период духовных усилий. Если мы не можем отдать Богу всю свою жизнь, то посвятим Ему безраздельно хотя бы периоды постов - усилим молитву, умножим милостыню, укротим страсти, примиримся с врагами.
Пост усиливает дух в человеке. В посте человек выходит навстречу ангелам и бесам
Пост усиливает дух в человеке. В посте человек выходит навстречу ангелам и бесам.
Тело духовное созидается слезами, постом, бодрствованием.
О молитве
Препятствия к молитве - от слабой, неправильной, недостаточной веры, от многозаботливости, суеты, занятости мирскими делами, от грешных, нечистых, злых чувств и мыслей.
О ненужности делать усилия в молитве, в любви к Богу могут говорить только люди, не имевшие опыт в этом. Всякое, даже самое слабое, даже вынужденное устремление к Богу дает живой и неопровержимый опыт Его любви. Тот, кто имел этот опыт, уже его не забудет.
Важна всякая, даже невнимательная. Если бранное, грязное слово сквернит и ранит душу произносящего и даже слушающего, то святые слова молитв, даже рассеянно повторяемых, тонкими штрихами покрывают нашу память, ум, сердце и производят над нами благую работу, нам неведомую.
Мы склонны думать, что раз мы не ощущаем определенного удовлетворения в молитве, то не стоит и молиться.
Чтобы в этом разубедиться, достаточно вспомнить, что молитва и любовь к Богу - одно и то же. Существо молитвы не состоит только в тех радостных ощущениях, которыми она иногда сопровождается. Любовь-молитва может существовать и без них, и это более очищенный и бескорыстный вид ее, так как, будучи лишенной радости духовной, она имеет целью только Бога.
Если сердце холодно и молитва не идет - обратиться к Евангелию; если не поможет - раскрыть любимого святого отца; такой «друг-святой» должен быть у каждого.
Всякое самое малое дело начинайте молитвой - призыванием силы Божией на ваше дело и вознесения этого дела на высоту. Тогда не будет, не сможет быть у вас плохих дел.
О смерти и жизни после смерти
Нельзя жить истинной и достойной жизнью здесь, не готовясь к смерти, то есть не имея постоянно мысли о смерти, о жизни вечной.
Смерть близких - опытное подтверждение нашей веры в бесконечность
Смерть близких - опытное подтверждение нашей веры в бесконечность. Любовь к ушедшему - утверждение бытия другого мира. Мы вместе с умирающим доходим до границы двух миров - призрачного и реального: смерть доказывает нам реальность того, что мы считали призрачным, и призрачность того, что считали реальным.
Рождение мистично - к нам приходит вестник из другого мира. Смерть близких еще сильнее будит в нас мистические чувства: уходя от нас, они из ткани нашей души протягивают за собой длинный провод, и мы уже не можем жить только этим миром - в наш теплый, уютный дом поставлен аппарат в бесконечность.
Зрелище смерти всегда поучительно. Какая бы она ни была, она всегда - чудо и таинство. Наша мысль, а если это близкий человек - наша любовь вместе с умирающим как будто переступает через эту грань, заглядывает в иной мир и удостоверяется в его существовании.
Молясь об умерших, мы упражняемся в ощущении нереальности этого мира (ушла его дорогая нам часть) и реальности мира потустороннего, действительность которого утверждается нашей любовью к отшедшим.
Многое облегчалось бы для нас в жизни, многое встало бы на свое место, если бы мы почаще представляли себе всю мимолетность нашей жизни, полную возможность для нас смерти хоть сегодня. Тогда сами собой ушли бы все мелкие горести и многие пустяки, нас занимающие, и большее место заняли бы вещи первостепенные.
Самая острая об умершем есть скорбь о себе - эгоистичная, личная боль.
Человек приходит из бесконечности и в бесконечность уходит. Почему же в этот короткий миг своей жизни почти всякий средний человек так боится всякой мысли о том, что роднит его с бесконечным, что выходит из тесных и привычных рамок обыденности, и строит свою жизнь как будто нарочно так, чтобы вовсе не дать в ней места ничему духовному?
В нашей жизни мы знаем наверно только то, что мы умрем; это единственно твердое, для всех общее и неизбежное. Все переменчиво, ненадежно, тленно, и, любя мир, его красоту и радости, мы должны включить в нашу жизнь этот последний завершительный и тоже, если мы захотим, могущий быть прекрасным момент - нашу смерть.
О святых
Отчего так важно чтение житий святых? Среди бесконечного спектра путей к Богу, раскрытого в различных житиях, мы можем найти свой путь, получить помощь и указание, как из дебрей нашей человеческой запутанной греховности выйти на путь к свету.
Не всеми одинаково серьезно сознается важнейшее в наших духовных путях значение созерцания жизненного пути святых. Многие говорят: «У меня есть Евангелие, у меня есть Христос - мне не нужны посредники». Иные, может быть, не скажут этих самоуверенных слов, но фактически не прибегают к помощи святых в периоды (а у кого их не бывает) духовного упадка. Ведь что такое всякий святой? - Тот же человек, но который, пойдя по правильному пути, нашел то, чего ищем мы все, - Бога. Как же нам не вглядываться в них и не брать пример с них, не идти за ними! Собственно, «святость» - задача каждого из нас в меру его сил.
Я убедился, что ежедневное чтение святых отцов и житий в наших условиях - главнейшее и действительнейшее средство для поддержки нашей веры и любви; это чтение конкретно рисует нам области, куда мы стремимся, дает нашей вере образы, идеи, чувства, указывает пути, обнадеживает описанием ступеней, этапов внутреннего движения, согревает сердце влечением к блаженной жизни святых подвижников. Как можно любить то, чего не видишь, от чего не имеешь постоянных впечатлений? Первые христиане оттого и горели такой верой - любовью, что слышали, видели своими очами, осязали руками (1 Ин. 1: 1). Эту возможность иметь прямые впечатления от Божественного света дает нам или общение с живыми святыми, или общение с ними же через проникновение, путем чтения, в их внутреннюю жизнь.
Все мы счастливы уже хотя бы одним тем, что принадлежим к Православной Церкви
Все мы счастливы уже хотя бы одним тем, что принадлежим к Православной Церкви, которая научила нас молиться, открыла всю вестимую нам мудрость и продолжает видимо и невидимо наставлять нас.
Краткая биографическая справка
Дата и место рождения : 1(13) марта 1881, г. Николаев18 ноября 1905 - член совета Московского религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева
С 1907 - член Кружка ищущих христианского просвещения
С 1910 - занятия педагогикой, лекции на Высших женских курсах по истории религии и о новой русской религиозно-философской мысли
1912 - преподаватель Тифлисской гимназии, 1914 - директор гимназии
1921 - переезд с семьей в Ниццу
1926 - рукоположен в священника и назначен для служения в православный собор в Ницце
1934 - назначен в Александро-Невский собор в Париже (в нем он прослужил всего неделю)
Активно участвовал в жизни РСХД .
Составил тематическую подборку духовных наставлений св. прав. Иоанна Кронштадтского.
Не будучи, видимо, лично знаком с А. В. Ельчаниновым, С. И. Фудель знал его как друга священника Павла Флоренского, а позднее внимательно читал и с одобрением цитировал «Записи» отца Александра. Отца Александра роднит с Сергеем Иосифовичем не только круг общения, но и понимание Церкви, собиранию которой он посвятил свою жизнь.
Духовный путь
Начиная с ноября 1916 года, С. И. Фудель вместе со своим отцом протоиереем Иосифом Фуделем начал регулярно посещать заседания Московского религиозно-философского общества, целью которого была проповедь веры в утерявшем ее обществе, особенно среди интеллигенции. Секретарем общества до 1912 года был Александр Ельчанинов. Его старший друг, С. Булгаков, назвал это время его жизни «светским пастырством», «собиранием духовных сил против безбожия и равнодушия» . Булгаков пишет: «Когда он появлялся - со своим лучистым ласковым взглядом - навстречу ему раскрывались сердца и улыбки» .Призвание к общению с людьми продолжало раскрываться в педагогической деятельности: Ельчанинов стал учителем, а затем директором одной тифлисской гимназии. Школа давала учащимся намного больше, чем только знания: по словам одной из учениц, это была школа «радости, творчества и свободы», которые так ярко передавало преподавание будущего отца Александра. Его ученики подчеркивают, прежде всего, очарование его личности: «Ему можно было сказать о том, чего никому другому не доверил бы. У него можно было искать разрешения разных сомнений и советов в трудных случаях жизни». Он никогда никому ничего не старался навязать, он только стремился помочь «найти путь в ту сторону, куда каждого из нас влекло» . В эти же годы Александр Ельчанинов читал лекции по истории религий на Высших женских курсах, а также о новой русской религиозно-философской мысли и об отдельных ее представителях, которых он всех знал лично.
После революции он оказался с семьей в Ницце, после чего вскоре был рукоположен в сан диакона, затем - священника. Вот что он сам говорит об этом: «Меня всегда, особенно последний год, пугало быстрое течение времени; это потому, что я стоял на месте. Теперь (с решением принять священство) я пошел вразрез со временем или, вернее, нырнул в глубину, где время безразлично». Также: «До священства - как о многом я должен был молчать, удерживать себя. Священство для меня - возможность говорить полным голосом». «Священство - единственная профессия, где люди поворачиваются к тебе самой серьезной стороной и где сам все время живешь всерьез» .
Отец Александр был глубоким духовником и проповедником. Кроме того, он вел беседы с молодежью в летних лагерях, где его всегда ждали с нетерпением. Он активно участвовал в съездах Русского студенческого христианского движения, с которым он был связан еще в России через М. А. Новоселова . Отец Александр пишет, что все больше ценит «Движение» как «собрание и собирание всего живого и честного в Церкви, всех тех, кто принимает христианство не как традицию, не как слова, не как быт, а как жизнь». Ежегодные съезды Движения напоминали ему отдаленно тот «горячий воздух тесных христианских общин апостольского века, в котором дышит Дух Святой и совершаются чудеса, без которого христианин задыхается и является только тенью, только схемой христианина» .
Помимо богослужений и уроков в лицее, о. Александр вел еще религиозно-философские кружки. В Ницце его домик буквально «наводнялся» близкими ему людьми - друзьями и духовными детьми. Они вместе пели церковные песнопения, затем читали Писание. Отец Александр делал пояснения, но больше всего хотел вызвать участников кружка на разговор, иметь в них не «пассивных слушателей, а активных сотрудников» . Отец Александр всю свою жизнь стремился собирать людей, общаться с ними и созидать их общение друг с другом - основные вехи его биографии свидетельство этому. Отец Александр отдавал всего себя людям - он был готов помогать им, говорить с ними, жить вместе с ними и для них. В священстве, в Церкви его призвание оказалось исполненным, завершенным.
Отец Александр скончался после долгой и мучительной болезни от прободения язвы желудка 24 августа 1934 года.
Церковь в «Записях» отца Александра
В «Записях» отец Александр говорит о том, что такое Церковь. Это «живой организм, объединенный взаимной любовью, составляющий абсолютное единство во Христе живых и мертвых». «Человек находит в Церкви самого себя, но не в бессилии своего духовного одиночества, а в силе своего единения с братьями и Спасителем». «Неведение и грех - удел отдельных особей», в церковном единении преодолевается и то, и другое. В Церкви как собрании близких по духу людей даются человеку «святость и познание» . Церковь - это люди, общение, но, конечно, не любое. Отец Александр говорит о том, как тяжело молиться с чужими людьми, незнакомыми между собой, хочется большей близости с ними, «действительно общей молитвы». И, наоборот, как легко и радостно идет молитва вместе с теми, кого знаешь и кто «вникает в слова молитв» . Важно быть внутри Церкви, принять ее жизнь как свою, иметь «решимость переменить жизнь» . Многие хотели бы покаяться, улучшить свою жизнь и приходят для этого в Церковь, но пока они не станут ее подлинными членами, не войдут в «общение любви с братьями» , Церковь будет бессильна им помочь. Отец Александр сетует, что «мы мало знаем и не пытаемся, в большинстве, узнать наше богослужение, жизнь нашей Церкви». В древние времена не было алтарной преграды между священником и молящимися, все обязательно причащались и пели на богослужении, теперь же это обязанность «профессионалов». «Мы своим стоянием в церкви как бы подписываем письмо, которого не читали, берем на себя обязательства, которых не знаем» .Отец Александр говорит о «малых церквях отдельных семей»: он называет их «сгустками церковной теплоты» . В этих «группах», руководимых священником, можно было бы изучать Евангелие и богослужение, помогать больным и бедным. Но самая главная цель - это церковное общение людей друг с другом.
Из «Записей» отца Александра
О вере
Для веры страшна не отрицательная полемика, не испытание ее умом - это испытание она выдержит. Ей страшна в нас слабость духа, «сердечное отступничество» (выражение Киреевского).О смерти и вечности
Для людей нашего строя жизни смерть является неожиданностью, нелепостью, она никак не гармонирует и не вяжется со всем предшествующим. А так как смерть - явление высшего божественного порядка, то значит весь строй нашей жизни не вяжется со строем Божественным.
Многое облегчалось бы для нас в жизни, многое стало бы на свое место, если бы мы почаще представляли себе всю мимолетность нашей жизни, полную возможность для нас смерти хоть сегодня. Тогда сами собой ушли бы все мелкие горести и многие пустяки, нас занимающие, и большее место заняли бы вещи первостепенные.О призвании к обожению человека
Человек, отвергающий свое родство Богу, отказывающийся от сыновства Ему - не настоящий человек, ущербный, только схема человека - т.к. это сыновство не только дается нам как дар, но и задается, и только в выполнении этого задания, в сознательном облечении себя во Христа и Бога и может быть полное выявление и расцвет каждой человеческой личности.
Нам непонятны многие божественные истины - но ведь непостижимость, необъятность их - их свойство. Чтобы мы, со своим ограниченным человеческим сознанием, их могли целиком охватить - мы должны сами стать наравне, стать божественными.Об аде и Царстве Божьем
И ад и рай уже отчасти имеем мы здесь на земле - в страстях наших и в опыте добра.О жизни
Жить надо не «слегка», а с возможной напряженностью всех сил, и физических и духовных. Тратя максимум сил, мы не «истощаем» себя, а умножаем источники сил.
Осуществленное, проведенное в жизнь, хотя и самое малое добро, живой опыт любви, бесконечно больше двинут нас вперед, отвратят всякое зло от нашей души, нежели самая жестокая борьба с грехом, сопротивление ему, нежели самые строгие аскетические меры обуздания темных страстей в себе.О России
В нашей эмиграции есть и такая точка зрения, что в России только мрак, кровь и грязь, что искру истины спасла только эмиграция. Психология варягов, ожидающих призвания вернуться и зажечь огонь во мраке. Пока здесь есть такие настроения, мы не смеем вернуться туда, где люди кровью отвечают за свою веру и за все, что мы тут имеем даром и о чем «разговариваем», но чем мало живем.О детях и воспитании
Для воспитания детей - самое важное, чтобы они видели своих родителей живущими большой внутренней жизнью.Почему так важны впечатления детства? Почему важно торопиться наполнить сердце и ум ребенка светом и добром с самого раннего возраста? В детстве - сила доверия, простота, мягкость, способность к умилению, к состраданию, сила воображения, отсутствие жестокости и окамененности. Это именно та почва, в которой посеянное дает урожай в 30, 60 и 100 крат. Потом, когда уже окаменеет, очерствеет душа, воспринятое в детстве может снова очистить, спасти человека. От того так важно держать детей ближе к Церкви - это напитает их на всю жизнь.
Общение с детьми учит нас искренности, простоте, умению жить данным часом, делом - основному в Православии.
Дети каждый день как бы снова рождаются - отсюда их непосредственность, неосложненность души, простота суждений и действий.
Кроме того - у них незаглушенное чувство добра и зла, свобода души от плена греха, отсутствие суда и анализа.
Все это мы имеем от рождения, как дар, который мы легкомысленно растериваем в пути и потом с муками и трудами собираем по крошкам растерянное богатство.
Связи
- свящ. Павел Флоренский, В.Ф. Эрн - близкие друзья о. Александра Ельчанинова.
- Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус - круг общения во время учебы в Петербурге.
- прот. Валентин Свенцицкий.
- М. А. Новоселов - связь через кружок ищущих христианского просвещения в духе православной Христовой Церкви.
- о. Сергий Булгаков, о. Сергий Четвериков, митрополит Евлогий (Георгиевский) - близкие люди из движения РСХД.
Москва, "Русский путь", 1992
"Если уже ты принимаешь мое руководство, то я посоветую тебе вот что.
Молиться утром и вечером, хоть одну молитву, хоть 1-2 минуты, но стараться достигнуть полного сосредоточения мыслей на словах молитвы, изгнания из ума всего постороннего, хоть слабой степени (сердечной) теплоты, чувствуемой и реально в области сердца, так как мы молимся прежде всего сердцем.
Читать, когда сможешь, но каждый день, хоть 1-2 стиха Евангелия, с усилием применить прочтенное к своей жизни, к пониманию окружающего, т.е. с усилием понимать читаемое, как живое слово Бога, направленное именно к тебе.
Читать всегда какую-нибудь книгу религиозного содержания: жизнеописание святых, по истории Церкви. Здесь могут быть полезны и французские книги - например, о св. Франциске Ассизском, о св. Терезе, если нет православных.
По каждому из этих пунктов может быть бесконечное развитие и углубление, я только чуть коснулся этих тем..."
"На твои вопросы о посте: пост не есть голод. Голодает и диабетик, и факир, и йог, и заключенный в тюрьме, и просто нищий. Нигде в службах Великого Поста не говорится о посте, изолированном в нашем обычном смысле, т.е. как о неядении мяса и проч. Всюду один призыв - "постимся, братие, телесне, постимся и духовне". Следовательно, пост только тогда имеет религиозный смысл, когда он соединен с духовными упражнениями.
Пост = истощению, утончению. Нормальный, зоологический, благополучный человек недоступен влияниям высших сил. Пост расшатывает это физическое благополучие человека, и тогда он делается доступнее воздействиям иного мира, идет духовное его наполнение".
"... Что касается исповеди, - не откладывай ее. Слабая вера и сомнения - не препятствие. Непременно исповедуйся, каясь в слабой вере и сомнениях, как в своей немощи и грехе. Так оно и есть: полная вера только у сильных духом и праведных; где нам, нечистым и маловерным, иметь их веру. Была бы она - мы были бы святы, божественны и не нуждались бы в той помощи Церкви, которую она нам предлагает. Не уклоняйся и ты от этой помощи".
"Просмотрел с отвращением несколько томиков детективной литературы, которою объедается современная молодежь. Совершенно открытое и явное, постоянно и настойчиво вколачиваемое представление: глупость, скука, бездарность всего, что имеет отношение к порядку, государству и привлекательность, красота, благородство, блестящая талантливость представителей порока, преступления. Читатель сознательно приучается к таким комбинациям, как "вор-джентльмен", "благородный убийца", "романтически влюбленный мошенник". Это самый настоящий и, я уверен, сознательно приготовляемый яд".
"Нужно постоянно читать то, что питает твою душу, указывая цель, единственную цель в жизни. Здесь нужен своего рода аскетизм, самоограничение, самопринуждение. Всякий христианин - подвижник. Запомни это. Человеческая природа так искривлена, что на нее приходится жестоко нажимать, если хочешь выравнять себя по евангельским меркам, и выравнивать приходится каждый день, каждый час; помоги тебе в этом Господь..."
"Главная ошибка нашей молодежи - в убеждении, что все можно постигнуть, что христианство есть философская система, логически доказуемая и излагаемая, что они в данном своем состоянии (моральном, религиозном, интеллектуальном) могут усвоить себе всякую истину веры. Что христианство есть жизнь, этого они часто упорно не хотят видеть. Вместо того, чтобы полюбить истину и преклониться перед нею, они ее оспаривают, полемизируют с нею".
"Я убедился, что ежедневное чтение свв. отцов и житий в наших условиях главнейшее и действительнейшее средство для поддержки нашей веры и любви; это чтение конкретно рисует нам области, куда мы стремимся, дает нашей вере образы, идеи, чувства, указывает пути, обнадеживает описанием ступеней, этапов внутреннего движения, согревает сердце влечением к блаженной жизни святых подвижников. Как можно любить то, чего не видишь, от чего не имеешь постоянных впечатлений? Первые христиане оттого и горели такой верой - любовью, "что слышали, видели своими очами, осязали руками" (1Ин. 1). Эту возможность иметь прямые впечатления от Божественного света дает нам или общение с живыми святыми, или общение с ними же через проникновение, путем чтения, в их внутреннюю жизнь. Естественный, казалось бы, путь к тому же через чтение Евангелия. Конечно, да, для тех, кто способен читать его с пользой. Есть множество людей, которым Евангелие ничего не говорит - или оттого, что оно с детства "зачитано", или свет евангельский слишком силен для слабых глаз. Не все способны воспринять его и нуждаются в смягчающей среде жизни святых, в которых тот же свет евангельский, но в более доступном нам виде".
"Ты спрашиваешь о значении текста: "Если зерно пшеничное" и т.д. (Ин 12,24).
Здесь подразумевается смерть нашей низшей личности, эгоизма, "самости", своеволия - только с их истреблением в нас рождается новая благодатная жизнь, которая светит всем, "приносит многим плод". Это говорил Гете: "Entbehren sollst, du sollst entbehren", это же подразумевал святой Серафим, говоря: "Радость моя, стяжи дух мирный, и тысячи людей спасутся около тебя". То есть, приобрети мир душевный, бесстрастие, безгневие, тишину в душе, и ты будешь светить всем окружающим".
"То, что я говорил и писал тебе о послушании, не понимай как какую-то мягкотелость, перекладывание своего на чужие плечи, отказ от своего пути.
Нет, послушание - это подвиг, и подвиг труднейший, требующий, может быть, большей силы воли (как это ни звучит парадоксально), чем жить по-своему".
"Советую тебе вести дневник, это помогает изучению себя, предохраняет от повторения ошибок, сохраняет живым прошлое. Стоит записывать всякую большую радость, горе, важную встречу, о книге, произведшей впечатление, свои вкусы, желания, надежды".
"Разреши дать тебе некоторые советы:
Самое радикальное средство от гордости - быть в послушании (родителям, друзьям, духовному отцу).
Принуждать себя выслушивать советы и быть внимательным к чужому мнению.
Не торопиться верить в истинность открытых тобой мыслей.
Быть попроще с людьми, не подозревать за их словами и поступками никакой особой подкладки.
Не избегать игр, веселости, общества.
Молиться почаще - Господи, дай мне терпение, великодушие и кротость" или -... "смирение, целомудрие и послушание".
Помоги тебе Господь стяжать плоды Духа Святого, из которых первые суть - любовь, радость, мир, долготерпение".
"Будь терпелив в своих скорбях: без страданий не живут даже низшие существа; а чем выше человек, тем больше он страдает".
Низость и пошлость мотивов у начинающих курить - быть как все, боязнь насмешек, желание придать себе веса. Одновременно - психология труса и жулика. Отсюда отчуждение от семьи и друзей. Эстетически - это пошлость, особенно невыносимая у девиц. Психологически - курение открывает дверь всему запрещенному, порочному.
Курение и всякий наркоз затмевают наше чувство чистоты, целомудрия. Первая папироса - первое падение, потеря чистоты. Не ложное пуританство, а непосредственное чувство и глубокое убеждение в этом побуждают меня это тебе сказать. Спроси всякого курящего - несомненно, начало курения было для него в каком-то смысле падением".
"Держись проще и веселее. Христианин вовсе не должен представлять собой какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическими подвигами и служащую укором для других людей. Если даже это у тебя и совсем искренно - все равно - долго так не прожить, и реакция может быть как раз в обратную сторону. Не думай вовсе о внешнем - оно должно быть естественным результатом внутренней жизни и проявляться само собой".
"...Тебя смущает твоя робость и застенчивость в сношениях с людьми. Постепенно, от практики разовьется некоторая наглость, если тебя это может утешить. Но главное - это яркое доказательство сидящего в нас самолюбия".
"Как сделать, чтобы не было скучно с человеком? - Надо понять, что Бог творит Свою волю о нас через людей, которых Он посылает нам. Нет случайных встреч: или Бог посылает нам нужного нам человека, или мы посылаемся кому-то Богом, неведомо для нас.
Мы умоляем Бога о помощи, а когда Он посылает нам ее через определенное лицо, мы отвергаем ее небрежностью, невниманием, грубостью".
"Ты спрашиваешь меня про "тесные врата", почему непременно "тесные"? Нельзя ли было, чтобы и здесь, в Церкви было легко жить?
Эта необходимость обусловлена общей испорченностью, поврежденностью человеческой природы (грех, смерть). Страдания имеют и положительную силу и смысл. Человек духовно растет, если мужественно, с готовностью идет на них. Невозможно уже легко и радостно жить в этом мире страданий".
"Я думаю, в основе твоих душевных недомоганий лежат две причины: 1) чрезмерная занятость собой и, как результат, - малая занятость окружающими, и 2) малая любовь ко Христу. Эта любовь есть основа и корень всякой духовной жизни и силы, и ее нужно в себе растить и воспитывать. Начни хоть с такой неотразимой мысли, что прекраснее Христа не было никогда ничего во всю человеческую историю. Если ты возьмешь всех Наполеонов, Цезарей, Александров, всех гениев и вождей человечества, - во всех них ты найдешь пятна, нечистоту; и только в кротком Сыне Марии ты увидишь все прекрасное, все желанное, о чем когда-либо грезило человечество. Всматриваться в этот образ, выяснять и углублять его в себе, жить мыслью о Нем, отдавать Ему свое сердце, - это и есть жизнь христианина. Если это есть, тогда и полная тишина сердечная, тот мир, о котором говорил Св. Исаак Сирин: "Умирись с собой, и мирятся с тобою небо и земля".
"Ты спрашиваешь, что самое главное в религии, если не нравственная сторона? - Не менее важны Таинства, догматы, обряды, а самое главное - реальное соединение с Богом и приготовление своей души к бессмертию".
"Относительно религиозности Толстого и Руссо дело обстоит так. Религия дело сложное. Вино, например, состоит из воды, спирта, ароматических и красящих веществ и т.д. Так и религия - в ней есть спирт догматов, ароматические вещества культа и обрядов и нравственные правила-вода. Вот Толстой и Руссо одну эту воду и видели".
"Вопрос о выборе карьеры очень труден, но, в случае если есть ясно выраженное призвание, надо слушаться прежде всего этого голоса; это даже практически выгоднее, т.к. выбор карьеры не по призванию, а по соображениям побочным делает людей всегда работниками второго сорта, не талантливыми и не вдохновенными".
"Твое сокрушение о том, что ты не можешь постигнуть Бога, очень законно, - т.к. именно одно из свойств Бога - его непостижимость. И, если бы полное постижение Его нами, существами ограниченными, стало возможно, оно означило бы ограниченность, конечность Его, т.е. неполноту Божества. Вообще наши познавательные методы недостаточны в деле Богопознания и не надо торопиться эту свою ограниченность принимать за ограниченность того, что мы хотели бы постигнуть. В нас заложена бессмертная божественная душа, которая и через эту ограниченность тянется к Богу. Вся ошибка в том, что люди сулят о Боге, пребывая вне Бога. Ни в одном человеческом деле не допустима такая недобросовестность. Никто не возьмется лечить людей, не изучив медицину, не начнет строить дома, не имея специальных познаний; отчего же о делах божественных судят строже всего люди, далеко от этой области стоящие? И, вместе, - как смиренны те, кто преуспел в деле Богопознания. Можно сказать, что смелость суждений о Боге - обратно пропорциональна близости к Нему".
"С Евангелием у тебя "ничего не выходит", во-первых, потому, что не хватает воображения. Евангельские слова не дают тебе живого образа Христа; для этого надо твое собственное усилие. Во-вторых, ты мало любишь Христа, иначе ты бы с жадностью читал и перечитывал эту единственную книгу о Нем и находил бы все новые и новые подробности и оттенки.
Есть два способа читать Евангелие.
1. Читать очень понемногу, по одному-два стиха и обдумывать их весь день, рассматривать их, как обращенные к тебе слова Христа.
2. Когда хорошо знаешь Евангелие - читать большими частями (всего Евангелиста, все 4 Евангелия сразу), чтобы уловить связь событий и общий дух. При слабой памяти это очень помогает и даже - существенно необходимо".
"Очень тебя понимаю в твоих жалобах на пустоту жизни вокруг тебя. Посоветую тебе две вещи: во-первых, частую коротенькую молитву среди дня про себя, на ходу, вроде "Боже очисти меня грешного", "Боже, буди милостив мне грешному", "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя" - по многу раз. Это как средство иметь память о Боге, которая предохранит от легкомыслия, болтовни и проч.
И второе - не особенно скрывать от товарищей свою религиозность. Неожиданно ты можешь встретить сочувствующих, вопрошающих, заинтересованных. Одним словом, не старайся скрывать перед людьми свою истинную сущность под общей маской легкомыслия и пустоты".
"Наше дело, православных русских людей - уразуметь свою веру двумя путями: знакомясь с ней и живя ею. Ты задал мне ряд вопросов, но имей в виду, что богословские и философские вопросы нельзя разбирать в каком угодно порядке и последовательности, как и в математике и в любой науке.
Если ты хочешь основательно понять нашу веру, то для этого читай Евангелие с комментарием в руках и старайся жить церковно. До этого все будет одна игра ума и праздное любопытство. Я понимаю, как это неисполнимо и как, наоборот, легко и занимательно читать теософские фантазии, но ничего другого посоветовать тебе не могу".
"... Ты спрашиваешь о форме в религии. Что же скажешь об этом больше, чем сказал Христос: "Что мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яко глаголю" (Лк 6,46). Думаю, что всякое преобладание эстетики в богослужении есть нарушение 3-ей заповеди. А эстетическая эмоция так похожа на религиозную, что тут легко ошибиться-Да и вообще, где "страстное" отношение, там дело подозрительно, надо следить, чтобы не нарушить внутренней правдивости".
"Когда считаешь себя вправе осудить какое-нибудь даже действительно возмутительное явление, поступок - проверь, нет ли в это время в тебе личной злобы, раздражения, ревности, зависти, враждебности к людям, желания унизить, осмеять: почти всегда найдешь, что есть. Выводы отсюда ясны".
"Вы пишете о "религиозном минимализме". Но ведь никакой другой точки зрения из Евангелия не вычитаешь, кроме как соединение духовного максимализма и житейского минимализма ("будьте совершенны, как Отец ваш Небесный", "не заботьтесь о том, что вам есть или что пить" и т.д.). К каким бы ухищрениям мы ни прибегали в толковании этих ясных слов, обращенных прямо к нам, иного смысла из них не извлечь. Есть единственный путь сделать для себя необязательными эти слова - это сознательно сделать для себя необязательным Евангелие, т.е. отречься от Христа. Значит ли это, что надо немедленно бросить нашу работу, наши уютные квартиры, детей, семью, наши маленькие ежедневные радости и босыми странниками идти куда глаза глядят? - Это было бы неправильное решение вопроса, неправильное, потому что внешнее. Надо начинать не с этого, а с поисков того состояния души, когда внешние решения явятся сами собой, когда постоянная "радость о Господе" и сила благодати сами настойчиво продиктуют нам иной образ жизни взамен того эпикурейски-эгоистического, который мы ведем. А пока - хотя бы томиться и страдать о своей духовной нищете и убожестве, о своем недостоинстве, маловерии и духовной лени, а не возводить их в принцип и правило жизни. Если бы я мог заподозрить, что вы остановились на программе маленькой обывательской жизни, с максимумом развлечений и минимумом духовной жизни, то я серьезно бы встревожился. Но этого, конечно, нет; у вас, наверно, есть и внутренняя тревога о себе, и скорбь о России и Церкви и желание высшего праведного и святого, и готовность на жертвы, о сознание своей духовной слабости - и слава Богу".
"Как сделать, чтобы не сердиться, не обижаться, "когда обижают и оскорбляют"? Терпеть, стиснув зубы? Тренироваться в самообладании, развивать терпение? - Само по себе все это неплохо, но это не то, все это внешние, не благодатные, не христианские пути. Единственно верный путь - иметь постоянно, ежеминутно перед собой высокую цель, "всегда видеть перед собой Господа", как говорит псалмопевец - "предзрех Господа моего выну (всегда), яко одесную меня есть". Помните ли вы рассказ из жизни Клемансо? - Обходя однажды траншеи, он подошел сзади к стрелку и, хлопнув его по плечу, спросил: "Как дела, старина?", а тот, не оборачиваясь и не зная, кто с ним говорит, ударил его ногой и скверно выбранился; Клемансо, который никогда не прощал ни одной обиды, только улыбнулся и пошел дальше. Откуда этот язычник, этот страстный и гневный человек взял "кротость и терпение в перенесении обид"? - От великой идеи, которая всегда была у него перед глазами - "победа Франции". Да защитит и нас от греха непрестанная память о "победе Победившего мир". Когда мы унываем от обиды, злимся, то грех наш в том, что в эту минуту мы упустили из сердца нашего веру, любовь ко Христу, высоту нашего призвания; мы в этот момент сузились до того, что помним только о письме, которое нам помешали написать, о книге, которую хотели прочесть, о тысяче мелочей, ранящих нас, а главное - все о себе, да о себе. "Предзрех Господа моего выну, яко одесную мене есть" - вот единственный путь - на нем же да утвердит вас Господь".
"Вы оправдываетесь тем, что проступок ваш невелик, не важен. Но нет неважного, ничтожного в мире - ни дурного ни хорошего. Самое незначительное действие, мимоходом брошенное слово, самое мимолетное чувство - важны и реальны, как реально все в мире. Поэтому, все самое малое должно соответствовать самому главному и ничто нельзя почитать недостойным внимания или свободным от нашей ответственности..."
"Обычные (юношеские) ошибки в богословствовании:
1) предпосылка, что все вопросы разрешимы, и
2) уверенность, что разрешение этих вопросов - процесс чисто интеллектуальный, дискурсивный (значит, независимый от внутреннего подвига, очищения ума и сердца, молитвы)".
"Многие юношеские сомнения от гордости.
1. "Нужно сделать что-то решительное, выйти из компромиссов, отдать Богу все".
2. "Нельзя часто приобщаться - чувство своего недостоинства".
3. "Гордое чувство своей необычайной греховности".
4. "Нельзя выходить замуж, т.к. слишком много берешь на себя - создание новых людей".
"... Насчет семьи - не надо понимать буквально. Мы знаем, что апостолы (Петр) жили со своими семьями, что Лазарь и его сестры не бросили друг друга, принимали Христа в своей семье, оставаясь Ему верными. Знаем многих святых семейных. Нужно только уметь в душе поставить семейные отношения на второе место, быть готовым каждый момент поставить на первое место свою веру. Это так же как с имуществом - "можно владеть всем, но чтобы ничто не обладало тобою" (ап. Павел)".
"... Вы пишете о "холоде и одиночестве" Вашей жизни. Мне так хотелось бы утешить Вас! Но неужели молитвы, друзья, работа не выводят Вас из одиночества и не согревают Ваше сердце? Я уверен, что да, и что Ваши слова надо понимать в том смысле, что иногда, может быть, даже часто. Вам бывает холодно и одиноко; часто, но не всегда. Конечно, большую роль в этом одиночестве играют обстоятельства Вашей жизни, но будем мужественны и признаем, что не малое значение, может быть даже главнейшее, принадлежит Вам самим. Вы пишете сами, "что Вам трудно выходить из себя", т.е. , что в Вас есть некоторая обращенность на себя, а это грех и не какой-нибудь, а коренной и первичный грех нашей человеческой природы. "Люди впали в самовожделение, предпочитая собственное созерцание божественному" (св. Афанасий Великий). Выход отсюда, из этой обращенности на себя - в раскрывании себя навстречу Объективному. Стремитесь к блаженной простоте и молитесь о ней, о той святой простоте, которая дается забвением себя и полной, без остатка, обращенностью к свету Божественному, к миру, к братьям. Тогда в Вашу душу снизойдут и полный мир и радость и покой. А путь к ним - послушание, быстрое, добровольное, радостное, нерассуждающее. Вы спросите: кому послушание? - первому встречному, близким, голосу совести, уставам Церкви, духовному отцу. Замкнутость наша всегда грех, но только не всегда наш личный грех; часто это порок всего рода, семьи, предков. Но тогда тем больше побуждений бороться с грехом для спасения всего своего рода. Ведь всякое личное приобретение духовное таинственным путем сообщается всем нашим родным, живым и умершим. Господь явно покажет это на Вашем опыте, если Вы преуспеете на этом пути. В Вашей семье Вам дано понимать в этих вопросах больше всех и, если Вы вымолите у Бога для себя кротость, душевный мир, терпение, то Вы обратите на духовный путь всю Вашу семью, и не проповедью, не поучениями, а молчаливым совершенствованием в добре... "
"Разрешите несколько слов о Вашем чтении. Все, что Вы читали до сих пор - все это было в развитие и укрепление Вашей христианской мысли, христианского мировоззрения. Но этого мало и не только мало, но этого рода чтение должно стать определенно на втором месте. Христианство не есть философская система, оно есть жизнь, особый метод жизни, и вот этому надо поучаться непрестанно, буквально каждый день. Есть мастера этой божественной жизни, начавшие с первых ступенек и дошедшие до таких вершин, что их даже не всегда понимаешь, когда они говорят об этих вершинах. Их надо и читать. Это, конечно, св. отцы, аскеты, подвижники, богатыри веры и ревности о божественной жизни. В приблизительной последовательности вот главные из них: свв. Антоний Великий, Ефрем Сирии, Авва Дорофей. Макарий Великий, преподобн. Иоанн Лествичник, Исаак Сирин, Симеон Н. Богослов. До них можно прочесть наших русских - Иннокентия, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского, Они напитаны духом перечисленных выше отцов, но излагают их языком нашего времени и применительно к условиям нашей жизни. Многие из аскетических св. отцов собраны в ряде томов "Добротолюбия", приблизительно в должной последовательности. Читать их надо медленно, с выписками, с размышлением, по тому в 2-3 месяца".
"В нашем восприятии слова Божия различимы следующие моменты - слышание его, разумение, принятие сердцем и, наконец, - употребление его к жизни. Проверьте себя - в какой из этих стадий вы находитесь. Всегда ли вы хоть просто слышите его или часто ли берете в руки, чтобы прочесть. Слыша, читая, даете ли себе труд вникнуть и понять его? Доходит ли оно до вашего сознания, сердца, будит ли оно их? Если - да, то есть ли плоды этого, сдвигает ли оно вас хоть немного с мертвой точки успокоенности обычной нашей жизнью? Проверьте себя - и медленно и упорно начните свой подъем по этим ступеням".
"С участием и сочувствием прочел я длинный список Ваших душевных горестей и огорчался вместе с Вами. Но я все же верю в основную доброкачественность Вашей души. Дело в том, что жить по совести очень трудно, а жить как все очень легко и выходит как-то само собой. Есть хорошая русская поговорка: "Богово - дорого, бесово - дешево", и вот на это дешевое все и бросаются. Как легко жить без усилий, в непрерывном синематографе встреч, разговоров, не неся никаких обязанностей, ни к чему себя не принуждая, питая свое тщеславие, леность, легкомыслие. Но я твердо знаю, что в глубине души Вам противна такая жизнь, что Вы хотели бы быть доброй, внимательной ко всем, светлой, чистой.
Позвольте дать Вам маленький совет. Каждый день начинайте так (конечно, если есть для этого подходящие условия): прежде какого бы то ни было дела проведите хоть полчаса в молитве. чтении и размышлении. На молитве вспоминайте всех близких, больных, умерших, обращайтесь к Богу с просьбой о помощи в Ваших затруднениях внутренних и внешних. Потом читайте. Хорошо, если кроме Евангелия прочтете из какой-нибудь религиозной книги. Потом - подумайте о предстоящем дне, представьте себе все возможные трудности, которые Вас ждут, и приготовьтесь к ним а, главное - каждый день с утра давайте себе слово не сделать ни одного поступка против голоса совести. А вечером, даже уже лежа в постели, проверьте весь день с точки зрения этого правила. Я знаю, как это трудно, но попробуйте - это настоящий, прямой путь к полному духовному исправлению. А мне напишите - вышло ли что нибудь из этого".
"... Будьте мудры и извлеките из тех испытаний, которые посылает Вам Бог, максимальную выгоду для себя. Что пользы, если мы прочли целые библиотеки мудрецов, философов, богословов, а спотыкаемся в жизни на каждом шагу, - "тем большее мы примем осуждение". Гершензон писал в "Вехах": "все мы знаем так много божественных истин, что одной тысячной доли того, что мы знаем, было бы достаточно, чтобы сделать нас святыми, но знать истину и жить по истине, как известно, разные вещи". Не позволяйте же себе идти только легким путем накопления и расширения знаний, а зарывайте глубже в недра Вашей души металл Вашего плуга. Условия, которыми окружил нас Господь, - это единственный возможный для нас путь спасения; эти условия переменятся тотчас же, как мы их до конца используем, обративши горечь обид. оскорблений, болезней, трудов - в золото терпения, безгневия, кротости. Не позволяйте так разделяться Вашей душе. чтобы одна ее часть воспаряла до седьмого неба с Дионисием Ареопагитом, а другая пресмыкалась на земле в унынии, мелкой обидчивости, может быть - злобе... "
"...Вы должны держать себя в чистоте и ясности, чтобы свет Ваш светил другим. А для этого надо любить Свет, не изменять ему: "веруйте в Свет, да будете чадами света". - А практически? - искать этого Света в себе и в других, поддерживать, культивировать в себе и других каждую искорку добра и света, радоваться о свете, не верить в тьму, ложь, закрывать на них глаза, потому что они - призрачны, и вспухают от устремленного на них внимания..."
"Для чего нужна вера? - ни для чего. Если б я сказал, что она нужна, чтобы быть хорошим человеком, чтобы помогать людям, чтобы познавать Бога, чтобы спасти свою душу - все это означало бы корыстное и эгоистическое отношение к вере. Мы верим не для чего-то, а потому что - мы любим Бога, потому что Бог есть для нас (в своем явлении на земле в качестве Богочеловека-Христа) - совокупность всего самого светлого, чистого, бесконечно прекрасного, короче-всего самого желанного. Любовь к Богу ведет за собой веру в Бога. Когда Вы ищете истины среди противоречивых философских систем, это потому, что Вы любите Истину; если всякая земная красота только томит Ваше сердце и никогда его не насыщает - это потому, что мы успокоимся только на Вечной Нетленной Красоте. Если Вы мучаетесь нечистотой Вашего сердца, - это потому, что, сами того не зная, Вы жаждете абсолютной чистоты и святости".
"Вы жалуетесь на "шероховатости" Вашей жизни - но таково все, совершаемое людьми - где люди, там и страсти, узость, эгоизм, самолюбие; тем более надо все время держать себя на известной глубине, не терять из виду общих, последних целей, истреблять в себе все мелкое и будничное; тогда станет легче переносить все это в людях. Пошли нам, Господи, терпения, великодушия, кротости. Мы все делаем не свое, а Божье, дело и поэтому все конфликты, уладятся не нашими великими усилиями, а Божьей мудростью".
"То, что Вас тяготит Ваша жизнь, показывает, что в Вашей душе есть что-то светлое, что ужасается этой общей лжи и нечистоте. Каждый из нас - двойное существо: с одной стороны, достойное суда и осуждения, с другой - судящее, жаждущее правды и света. Чем больше будет вырастать в Вас внутренний человек, тем больше Вы будете видеть света и в окружающем и в окружающих, пока не достигнете такой чистоты сердца, что все кругом будет Вам казаться светлым и преображенным; это и есть - пребывание в раю еще до смерти. В этом состоянии живут праведники и святые, которых много среди нас, но которых мы не видим по нечистоте наших глаз и сердец. Т. е. мы их видим, но они нам кажутся или совсем обыкновенными людьми, или чудаками и юродивыми".
"Опасность самочинных аскетических упражнений: по нашей крайней материальной чувственной плотности и тяжести мы мало проницаемы для воздействий духовного мира. Только с утончением нашего тела до нас доходят "звуки небес". Но дьявол тот же дух. И чувственный, отяжелевший человек недоступен одинаково воздействиям обоих миров. Но, самовольно утончая аскетическими упражнениями свое тело, человек делает его доступным и для злых духов".
"...Не отвечаю на Вашу просьбу по существу, пишу по поводу нее то, что я неоднократно говорил и писал моим духовным чадам.
Я не могу, считаю неправильным брать на себя решение чьей бы то ни было судьбы, чьих бы то ни было семейных дел. Я не чувствую себя призванным к роли "старца" и сознаю для этого свое глубокое недостоинство. Вообще, "старчество", "послушание" вещи слишком ответственные и трудные для обоих сторон, чтобы можно было так вдруг взяться за них".
"Разговоры о чувстве убивают самое чувство".
"Если сердце холодно и молитва не идет, - обратиться к Евангелию; если не поможет - раскрыть любимого св. отца; такой "друг-святой" должен быть у каждого".
"Вы жалуетесь на то, как трудно и даже просто скучно чтение свв. отцов. Но попробуйте поставить вопрос так, что трудны и скучны не они, а что может быть Ваша душа не готова еще увидать тот свет, который видят же в них другие. Все же не оставляйте это чтение, пытайтесь согреть свою душу теплом их веры, прикоснуться к их духовному опыту. Вы скажете, что слишком неизмеримы их высота и вся мелкая будничность, которая держит нас в своем плену. Но присмотритесь к себе - не может быть, чтобы всегда это было только трудно и скучно. В редкие минуты жизни - в испытаниях и горе или в большой радости душа ищет подняться и тогда может быть иначе звучат слова, которые раньше не доходили до Вас. А в обычное время нужен труд и некоторое насилие над собой, чтобы разбудить свою косность. И, будьте уверены, - эти усилия дадут свой плод, и невидимое пока для Вас накопление духовных богатств проявится в нужную минуту, может быть, спасет Вас в настоящей беде.
Тут же Вы пишете о своем одиночестве и покинутости. Конечно, Вам нужно живое общение с людьми и их близость. Но, подумайте, - уже в тех же свв. отцах - какое "избранное общество" Вы имеете, какие сокровища лучших душ, веками накопленные, даются Вам и всем нам в полное владение. В этом и радость церковного общения - что все мы живы и все братья в Церкви и не может, не должно быть чувства покинутости у живого члена Церкви".
"Как во многом, бесплодны индивидуальные усилия. Ищите дружбы. Вот случай когда 1+1 не 2, а по крайней мере 3: это вы двое + то великое - взаимная любовь, что поддержит и укрепит Вас".
"Обычно мы живем какими-то самыми поверхностными слоями нашей души и сознания. Видно это хотя бы по тому, как легко мы предаемся негодованию по пустякам, сколько значение придаем вещам вовсе нестоящим. Половина наших огорчений и жизненных трудностей исчезла бы, если бы мы перенесли центр наших интересов на большую глубину. Оттого так настоятельно я Вам и рекомендую чтение Евангелия именно по утрам - что это даст тогда несколько иной тон началу каждогодня и поможет провести его более достойно, поможет мирным сохранить свое сердце, какие бы жизненные бури ни случились в предстоящий день".
"Всякое самое малое дело начинайте молитвой - призыванием силы Божией на Ваше дело и вознесения этого дела на высоту. Тогда не будет, не сможет быть у Вас плохих дел".
"Наши беседы и открытые лекции - случайные лекторы, случайная публика - не рожденное существо, а механический искусственный продукт; никто не вложил сюда своей души, не родил этого в мучениях, не любит родительской любовью. Обратное - небольшие кружки, с постоянным составом слушателей, с руководителем, знающим всех - тут что-то органическое, что ведет и воспитывает. Это относится больше всего к кружкам молодежи, конечно".
"Вот несколько впечатлений от моего общения с молодежью - выросшие в условиях революции, войны и эмиграции, молодые часто нервно неустойчивы, но практичны, реалисты; малый опыт добра; часто малокультурны, но со своеобразной честностью, прямотой, непризнанием фраз и "идеалов" без дела. Чуткость ко лжи.
Для самих себя. Можно прожить и живут всю жизнь, слабой чьей-то тенью, копией, третьим сортом. Но, конечно, это плохой способ. Самый первый, примитивный смысл существования - быть самим собой.
Но личность - сложная постройка и национальность играет огромную роль, если не явно, то подсознательно, и это проявляется иногда неожиданно для самого себя.
Итак, если мы хотим быть самими собой, мы должны быть русскими.
Но разве нельзя целиком превратиться в англичанина, немца. француза? - только частично.
Иначе - длительный маскарад, истощающий силы, не дающий возможности творчества.
Но где же искать этого русского? - чем сохранялись великие нации? Что их сберегало или уничтожало? - (Язык и вера). И вера больше, чем язык.
И мне хочется сказать нашей молодежи: вы молоды, у вас крылья молодости, вы сумеете совершить этот подвиг - остаться православными и русскими. Вы - православные, все сокровища Церкви к вашим услугам: ее молитвы, таинства, - знакомьтесь с этим сокровищем, изучайте его, питайтесь им.
Вы - русские. Все что накопили ваши предки, все культурное наследие, весь гений величайшей нации - это ваше добро, даром вам доставшееся. Ваша обязанность изучить это наследие, культивировать его в себе, принимать участие в общем русском деле.
Но тут трудность и, часто, бесплодность индивидуальных усилий. Сила соборности, дружбы. Для молодых - громадное значение имеют юношеские организации, помогающие сплочению".
"И еще одно наблюдение - все почти юноши унылы, мрачны, тяжелы. У всех девушек - легкость, простота, лучистость какая-то. Им все дается легче, в обращении их к христианству им легче дается {сердечность) этого обращения. Для юноши надо преодолеть гораздо больше - прежде всего, рассудочность, самолюбие и т.д. Поэтому, в будущем русском церковном обновлении женщине предстоит, верно, не малая роль".
По своему рождению он [Александр Ельчанинов] принадлежал к военной во многих поколениях семье. Родоначальник ее, рыцарь Алендрок, вышел из Литвы на службу к князю Василию Темному, и отец Александр любил эту свою коренную связанность с русским прошлым. Но к его рождению ничего уже не оставалось вещественного от этого прошлого и имение их (в пределах которого были истоки Волги) давно уже не принадлежало семье.
Отец его умер рано - когда о. Александру было всего 12 лет. Семья жила на пенсию, и он еще в гимназии зарабатывал уроками и платил за учение свое и брата. Позже он сам себя содержал во время курса учения в Петербургском Университете. По окончании университета он был оставлен при нем для научной работы (по кафедре истории) и в то же время примкнул, по многим дружеским связям, к представителям верхов русской культуры, достигшей блестящего расцвета в начале нашего века. Это время отмечено движением к церкви и проповедью веры в утерявшем ее русском обществе. Движение это возникло в группе писателей, богословов и церковных деятелей, с которыми посильно работал и молодой студент А. Ельчанинов, предрекая этим путь всей своей жизни.
Его старший друг и наставник о. С. Булгаков так вспоминает те годы: «То было светское пастырство, проповедь веры в среде одичавшего в безбожии общества, и ей отдавался он, будущий пастырь, ранее своего пастырства. Во всей этой работе собирания духовных сил против безбожия и равнодушия, он являлся неизменным и незаменимым тружеником и сотрудником, смиренным и преданным исполнителем того, что на него возлагалось. Имя его должно быть вписано в историю нашего церковного просвещения, как и новейшего движения христианской мысли в России. Этому содействовали и его личные свойства, особое очарование его юности. Когда он появлялся - со своим лучистым ласковым взглядом - навстречу ему раскрывались сердца и появлялись улыбки».
Особенная дружба, начавшаяся еще с детства, связывала его с будущим священником о. Павлом Флоренским. Под его влиянием и по собственной склонности, хотя и не имея мысли о возможности для себя священства, он поступил в Богословскую Академию Сергиева Посада, одновременно принял участие в только что основанном Московском Религиозно-Философском Обществе и был его первым секретарем. В это же время в журнале «Новый Путь» появилась его первая статья «О мистицизме Сперанского», а годом позже - книга «История религий». И опять о. С. Булгаков отмечает: «А. Ельчанинов был любим и принят одинакова в кругах литературной Москвы и Петербурга, и везде с радостью встречалось появление студента с лучезарной улыбкой и особой скромностью и готовностью слушать и запечатлевать бесконечные творческие беседы».
Также принял он участие в начинаниях, задуманных для преодоления традиционной зависимости церкви от государства и ставивших своей задачей приближение общественного устройства к евангельскому идеалу. Он сам вспоминал, как ночью, где-то в подмосковном лесу, читал и пояснял рабочим Евангелие, за что и получил от полиции штраф в 100 рублей, будучи заподозрен в политической неблагонадежности.
Курс Академии был прерван отбыванием воинской повинности на Кавказе, и в Академию он больше не вернулся, увлекшись педагогической деятельностью, став сначала учителем, а потом директором одной частной гимназии в Тифлисе. Эта гимназия была опытом новой школы совместного обучения. Его бывшая ученица М. Зернова так вспоминает об этом времени:
«Эта гимназия привлекала в свои стены самых талантливых преподавателей, но А. В. Ельчанинов был среди них исключительным и несравнимым. Его преподавание более чем что-либо иное в гимназии осуществляло ее основную идею - школу радости, творчества и свободы. Оно не укладывалось ни в какую систему и перерастало всякую программу. Это время полно для нас, учеников О. Александра, яркими личными воспоминаниями, овеяно очарованием прежде всего личности нашего учителя».
О его педагогическом даре пишет профессор Гарвардского Университета Карпович, вспоминая своих товарищей и свою дружбу с О. Александром еще в гимназии: «Все самое существенное в нашей жизни было связано с ним. Ему можно было сказать о том, чего никому другому не доверил бы, У него можно было искать разрешения разных сомнений и советов в трудных случаях жизни. Его влияние перевешивало, если не исключало, все остальные. Наша привязанность к нему была безгранична, но влиянием своим он пользовался с исключительной осторожностью. Никому ничего никогда не навязывая, он старался только помочь;каждому найти правильный путь в ту сторону, куда каждого из нас влекло».
Из приведенных воспоминаний видно, что он не был педагогом в общепринятом смысле слова, а скорее, даже еще в свои юношеские годы, он был настоящим духовным руководителем, «пастырем ранее своего пастырства», повторяя слова о нем о. С. Булгакова. В эти же годы он читал лекции по истории религий на Высших Женских Курсах, а также частный цикл открытых лекций на тему, ему близкую, - о новой русской религиозно-философской мысли и об отдельных ее представителях, которых всех он лично знал. В годы голода и разрухи он работал в американской помощи (Near East Relief), организовывая ремесленные, спортивные и просветительские занятия для детей, которых кормили американцы.
Позже, когда революционная буря рассеяла многих, он оказался с семьей во Франции, в Ницце, где первое время занимался сельским хозяйством, совмещая это с уроками русского языка и истории для русских детей во французском лицее.
Но к этому времени стало ясно, что светская педагогика не могла больше удовлетворять его, и другое, более высокое призвание влекло его к себе. Вот его рассказ о том, как это произошло: «Я получил письмо от О. Сергия Б. , где он настойчиво советует мне принять священство. Я был поражен. Сначала мне стало страшно, как бывает страшно, когда почувствуешь судьбу, рок. Я понял сразу, что это невозвратимо, что это моя судьба. В другом я, может быть, пытался бы обойти ее, но тут я почти не колебался - я пошел навстречу, и тогда стало так радостно и ясно на душе. На старых путях (педагогика, лекторство) мне было уже нечем жить, на новом пути я оживаю, возрождаюсь снова. Это мое посвящение во вторую степень. Первое - брак, второе - священство». И еще: «Меня всегда, особенно последний год, пугало быстрое течение времени; это потому, что я стоял на месте. Теперь (с решением принять священство) я пошел в разрез со временем, или, вернее, нырнул в глубину, где время безразлично».
Принятие им в 1926 г. священства было как бы естественным продолжением и внутреннего его пути, и его внешней деятельности. Больше того - в священстве он проявил высшее, к чему был призван, и как бы осуществил замысел Божий о себе. Кто-то из его друзей сказал даже о его внешности в день его рукоположения: «Весь его иконописный облик как бы наконец нашел свое подлинное изображение».
Священство дало новое вдохновение его жизни. «До священства - как о многом я должен был молчать, удерживать себя. Священство для меня - возможность говорить полным голосом».
О том же свидетельствуют и его друзья. Профессор Ильин говорит: «Его личность просияла в священстве, которое развязало и раскрыло все заложенные в нем возможности». Сам он в первые дни записывает: «Какая радость быть священником! Священство единственная профессия, где люди поворачиваются к тебе самой серьезной стороной и где сам все время живешь всерьез».
Его духовник, о. С. Булгаков так оценивал его как священника: «Не только по своим личным качествам пастырской призванности и одаренности совершенно исключительной, но, в особенности, по своему типу, О. Александр, как священник, представлял собой явление необычайное и исключительное, ибо он воплощал в себе органическую слиянность смиренной преданности Православию и простоты детской веры со всей утонченностью русского культурного предания».
«В этой жизни он не был гостем; он был наш, он принадлежал нашей эпохе, нашей культуре, нашему кругу людей и интересов. Поэтому так живо и так просто можно было беседовать с ним о всех вопросах современности. Но все, что он говорил, было освещено каким-то одним внутренним смыслом, было связано одной идеей, и чувствовалось, что многообразие жизни есть для него подлинная и живая риза Божества.
Отсюда та сосредоточенность, та внутренняя строгость, которыми дышали его слова. У него не было предвзятых точек зрения, он легко вживался в любую мысль; но душа его стояла на камне, и это придавало его беседе исключительную ценность; он мог говорить обо всем, всегда говоря о том же; шел вместе с собеседником как друг и невольно вел его как учитель», - говорит о нем профессор Зандер.
Но в нем не было никакого «учительства», никакой нарочитой строгости. И, может быть, можно считать некоторым недостатком этой книги эту ее строгость, не свойственную ему самому и явившуюся результатом отбора для книги, главным образом того, что было им написано на темы аскетические и посвященные вопросам духовной жизни.
Поэтому же в этой книге мало отразились и многие черты его характера - та легкая и светлая веселость, которая так была ему свойственна, его простота и непосредственность, снисходительность к недостаткам других - совершенно естественная и постоянная и, вместе с тем, его склонность к тонкой иронии и юмору, также для него типичные.
Надо отметить, что интересы О. Александра были скорее характера практически аскетического, чем отвлеченно-богословского. Центром его внимания было применение христианства к жизни и интерес к человеческой душе. «Высший дар отца Александра был дар пастыря и духовника» (проф. Ильин). «Исповедь была основным призванием его священства. Знаменательно, что первый приступ его смертельной болезни свалил его во время исповеди» (монахиня Мария).
Каким он был духовником и чем он становился для людей, подходивших к нему на исповеди, мы видим из многих признаний: «Для меня он был олицетворением Божией правды на земле. Лучше, яснее, проще и мудрее его я никого не знал. В общении с ним открывался самый короткий путь к Богу... Как часто одна мысль, что придется перед ним каяться, останавливала от греха». «Разговоры с О. Александром, оставались в душе навсегда. Они были этапами духовной жизни». «Его руководство и наставления иногда почти неуловимы, слова скупы, но каждое оброненное им слово, полное человеческого понимания, оставляет след на всю жизнь». У него был дар внимания и любви к каждому и дар забвения себя - в этом была его внутренняя сила и сила его необычайного влияния на людей».
Свое служение он нес также в проповеди. И, как раньше, его уроки и лекции были полны духовной высоты, так теперь, его проповеди отличались ясностью, сжатостью, насыщенностью мысли. Он всегда готовился к тому, что он скажет, и никогда к тому, как он скажет. Поэтому его проповеди носили характер непосредственности и глубокого внутреннего чувства, соединенных с ясностью мысли.
Сам он пишет об этом: «Чтобы говорить не приготовившись, надо иметь точную тему, расчлененную на главные мысли. Но главное, творчество должно происходить во время проповеди, иначе перегораешь, готовясь, и слушающим преподносишь холодный пепел». И еще: «Когда я обдумываю что сказать, почти всегда у меня начинается процесс богословского и словесного творчества и сама проповедь, таким образом, становится репродукцией. Значит, надо этот процесс совершать вслух, при людях; но для этого два условия - наполненное сердце и полная простота».
И это наполненное сердце и полная простота делали то, что действие его слов было необычайное.
Одна из руководительниц летнего лагеря дает этому пример: «Отец Александр ведет в лагере беседу, окруженный тесным кругом вдруг изменившихся, серьезных и увлеченных лиц. Тема лекции - трудная аскетическая духовная проблема. Поражает, как у этих, иногда самых легкомысленных и часто кажущихся нам, руководительницам, безнадежно элементарными, девушек, вырастает такой глубокий и захватывающий интерес к словам отца Александра. Приехав, он постепенно преображает весь строй лагеря и совершает чудеса».
Одним из больших увлечений отца Александра и особенно близким его духу было «Движение» - Христианское Студенческое Движение Молодежи, к которому он был близок еще в России через профессора Новоселова, принявшего после революции монашество и погибшего в сане Епископа. Новоселов вел в Москве проповедь веры среди студенчества и привлекал его к Церкви.
«Я все больше ценю «Движение», - пишет О. Александр, - как собрание всего живого в церкви, всех тех, кто принимает христианство не как традицию, не как слова, не как быт, а как жизнь». Особенно вдохновляли его большие ежегодные съезды Движения: «Атмосфера съездов Движения напоминает мне отдаленно тот горячий воздух тесных христианских общин апостольского века, в котором дышит Дух святой и совершаются чудеса, без которого христианин задыхается и является только тенью, только схемой христианина».
На одном из съездов он встречает своего прежнего ученика, который отмечает: «Все прежний он, все тот же знакомый учитель, но чувствуется за этим неведомая глубина». Встречая его уже священником: «Мудрость его смирения, мудрость кротости давали ему особую власть над душами». «Главное в нем - простота. Но не изначальная простота человека, не знающего сложности мира, а простота зрячая, нашедшая меру в сложности». «Когда я увидел его священником, я определил для себя самого его особенность - сочетание в нем очень высокой настроенности с веселой жизнерадостностью, временами казавшейся чуть не беспечностью».
Эта ли беспечность во внешних обстоятельствах жизни или его душевное здоровье были тому причиною, - но он сохранял что-то удивительно молодое во всем своем облике.
Его тесть вспоминает о нем: «Разве был в нем хоть малейший признак старости? - он не только оставался все тем же, но становился как будто все моложе и моложе душой. Да даже физически - разве можно было сказать, что это человек уже перешедший за 50 лет тяжелой трудовой жизни, всегда переполненной непосильной работой, ни на минуту не отвлекавшей его от постоянного внутреннего горения».
Но умер он сравнительно рано, всего 53 лет, полный сил и планов жизни - только что его перевели из Ниццы в кафедральный собор Парижа.
Он умер в Париже 24 августа 1934 года от прободения язвы желудка, вызвавшего сложное внутреннее заражение, длившееся 5 месяцев.
Умер в больших страданиях.
О его болезни и смерти также скорее всего представляется возможным говорить словами его друзей, следивших за этой трагической эпопеей.
«Иногда, помимо общего ощущения ужаса и трагизма смерти, мы чувствуем еще нечто другое. Жизнь окончена, подведена черта. Земной путь весь перед нами, и мы видим какую-то внутреннюю логику этого пути, его особую многозначительность и поучительность для нас. Эти мысли остро переживались у гроба отца Александра. Воистину, он был человеком «большой Судьбы», которая определяется внутренней гармонией пройденного пути, близостью Божьего замысла о человеке к тому, как человек этот замысел осуществил в жизни. Для знавших отца Александра не могло быть сомнения в его причастности к «большой Судьбе». Он был представителем того культурнейшего слоя русского общества, которое определило собою духовный облик и мысль блестящего начала XX века. Свой жизненный путь О. Александр завершил среди нас и, смею думать, раскрыл его в совершенной полноте христианской смиренной праведности. Через многие годы блестящей педагогической деятельности, через сложные переживания утонченной русской религиозно-философской мысли, подошел он к священству мудрому, зрелому, смиренному и простому. Таковы были мысли о почившем, таким казался подведенный итог этой большой судьбы.
В гробу, в золотом иерейском облачении, с большим медным крестом в руках, с лицом спокойным и кротким, запечатленным, высшей мудростью, лежал человек, сумевший раскрыть и осуществить себя перед Богом и людьми, показавший нам, как путь из Афин может привести в наши дни душу к небесному Иерусалиму.
Человечески смерть всегда трагедия и утрата, особенно для семьи, для близких. Но в этой смерти, помимо человеческого, открывалось и Божеское: полновесный плод человеческой праведности и человеческого подвига вручался в руки Творца (Монахиня Мария).
Таким рисуется образ Отца Александра в изображении его близких и друзей, но лучше и полнее всего, думается, отразился он непосредственно в его книге, которая, несмотря на свою отрывочность и краткость, есть все же обращенный к нам его собственный живой голос.
Тамара Ельчанинова
) - богослов-модернист первого поколения.
образование
Александр учился во 2-й тифлисской гимназии, где его одноклассниками были П. А. Флоренский и В. Ф. Эрн . Вместе они посещали историко-философский кружок, организованный учителем истории Георгием Николаевичем Гехтманом.
Учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета с обязательством вернуться преподавателем в Кавказский учебный округ. Затем поступил в Московскую духовную академию , но досрочно покинул ее.
С 1910 года активно занимался педагогической деятельностью. На Высших женских курсах в Тифлисе читал лекции по истории религии и о новой русской религиозно-философской мысли. С 1912 года преподавал в гимназии Владимира Левандовского в Тифлисе, в 1914 году стал ее директором.
В эмиграции преподавал русский язык.
иерархия
Священник на вакансии псаломщика в Ниццком приходе (1926 - 1933 гг.), 2-й священник храмов в Ницце (1933 - 1934). В 1934 году был назначен 3-м священником в Александро-Невский собор на ул. Дарю в Париже, где прослужил всего неделю.
организации
В 1921 году эмигрировал из России. Из Батума через Константинополь вместе с семьей добрался до Франции, где поселился в Ницце.
отзывы
о. Сергий БулгаковОн представлял собой явление необычайное и исключительное, ибо воплощал в себе органическую слиянность смиренной преданности православию и простоты детской веры со всей утонченностью русского культурного предания .
сочинения
- Ельчанинов Александр, о., Эрн, Флоренский П. А. История религии. С приложением статьи: О противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения. - Москва: Польза, 1909. - 246 с. Содержание: Первобытная религия, Религия древней Греции, Буддизм, Иудейско-Израильская религия, Христианство, Православие, Русское сектантство(хлыстовство и скопчество.)
- Ельчанинов Александр, о. Очерки по истории педагогических учений. - М.: Польза, 1911. - 231 с. - (Педагогическая Академия в очерках и монографиях). Содержание: Педагогические идеи античного мира - В. Ивановский, Христианство и средневековая педагогика - А. Ельчанинов, Локк - В. Успенский, Жан-Жак Руссо. - А. Красновский, Ф. А. Вольф и новогуманисты - Н. Смирнов, И. Ф. Гербарт и его школа .
- Ельчанинов Александр, о. Из встреч с П. А. Флоренским // Вестник РХД . - 1984. - № 142. - С. 68-78.
- Ельчанинов Александр, о. Записи. - 6-ое изд., доп. - Париж: YMCA-Press , 1990. - 176 с.
- Ельчанинов Александр, о. и др. История религии. Народный университет. - М.: Руник, 1991. - 249 с.
- Ельчанинов Александр, о. Записи. Жизнь во Христе. - М.: «Советская Россия», 1992.
- Ельчанинов Александр, о. Записи. - М.: Сретенский монастырь (издательство) , 1996.
источники
- Памяти отца Александра Ельчанинова. Париж 1935 г. 75с. мягкий переплет. Содержание: Слово митрополита Евлогия. Слово отца Сергия Булгакова. Протоиерей Сергий Четвериков - Памяти О. Александра Ельчанинова. М. М. - У гроба Отца Александра. М. Карпович - Юношеские годы отца Александра (воспоминания друга). М. Зернова - Образы и встречи. Д. и Т. Шкот - Воспоминания об отце Александре Ельчанинове. В. Ильин - Лик отца Александра. Монахиня Мария - Отец Александр как духовник. Протоиерей С. Булгаков - Отец Александр Ельчанинов. Л. Зандер - Придите, последнее целование дадим, братие, умершему. Отрывки из писем на смерть отца Александра.
- Арсеньев Н. С. О прикосновении к высшей жизни. Несколько слов о Записях священника Александра Ельчанинова (1891-1934) // «Современник». - Торонто. - 1963. - № 7
- Булгаков С. Н. , протоиерей . О. Александр Ельчанинов // «Путь ». - 1934. - № 45. - С. 56-59
- Булгаков С. Н. , протоиерей . Слово сказанное на отпевании тела о. А. Ельчанинова 27 августа 1934. // Памяти А. Ельчанинова. - Париж. - 1935. - С. 10-15.
- Мнухин Л., Авриль М., Лосская В. Российское зарубежье во Франции 1919-2000. - М.: Наука, 2008.
- Нивьер, Антуан. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920-1995. Биографический справочник. - М.-Париж:
