А. Тахо-Годи: "Изучение терминологии сближает филологию с философией"

Видный государственный и общественно-политический деятель Дагестана (1892-1937), был репрессирован и расстрелян, впоследствии реабилитирован; мать - Нина Петровна Тахо-Годи (урождённая Семёнова, 1894-1982) , отбывала срок в лагерях в Мордовии . Брат Хаджи-Мурат (1919-2002) - криминалист, заслуженный юрист России; брат Махач (1933-1940) погиб в детском доме; сестра Муминат (род. 1931) - специалист по французской литературе, доктор филологических наук, профессор Северо-Осетинского госуниверситета .

В 1929 году семья переехала из Дагестана в Москву, где поселилась на 3-й Звенигородской , д. № 5 . Аза начала интересоваться филологией с детских лет .

После ареста родителей вместе с сестрой жила в Орджоникидзе у брата матери литературоведа Л. П. Семёнова .

После окончания школы, как дочь репрессированного, не могла поступить в вуз, однако была принята в , в 1943 году слитый с , филологический факультет которого окончила в 1944 году, после чего поступила там же в аспирантуру по отделению классической филологии, где сперва училась у профессора Н. Ф. Дератани и окончила её в 1947 году .

В аспирантуре Тахо-Годи училась греческому у профессора А. Ф. Лосева (1893-1988), стала его ученицей и близким другом семьи Лосевых - Алексея Фёдоровича и его супруги, после смерти которой в 1954 году, впоследствии, спутницей жизни и хранительницей его наследия.

Как председатель культурно-просветительского общества «Лосевские беседы» инициировала создание в Москве на старом Арбате в доме, где жил А. Ф. Лосев, Библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева», где хранится книжное собрание А. Ф. Лосева и существует мемориальная экспозиция в его честь.

Заслуженный деятель науки РФ (1998), заслуженный деятель науки Республики Дагестан (2012). Отмечена Серебряной медалью «За вклад в развитие философии» (2011) . В 2015 году награждена

А́за Алибе́ковна Та́хо-Го́ди (род. 26 октября 1922 года, Махачкала) - советский и российский филолог-классик, переводчик. Доктор филологических наук (1959), профессор (1965), заслуженный профессор МГУ (1992).
Научные интересы связаны с античной литературой в её эстетическом и философском аспекте, с терминологическими исследованиями; изучением жанров и стилей, античной риторики, греческой мифологии, рецепции античности в русской литературе, типологии античной культуры.
Отец - Алибек Алибекович Тахо-Годи (1892-1937), был репрессирован и расстрелян, впоследствии реабилитирован; мать - Нина Петровна Тахо-Годи (урождённая Семёнова, 1894-1982), отбывала срок в лагерях в Мордовии. Брат Хаджи-Мурат (1919-2002) - криминалист, заслуженный юрист России; сестра Муминат (1931 г. р.) - специалист по французской литературе, профессор Северо-Осетинского госуниверситета.
В 1929 году семья переехала из Дагестана в Москву, где поселилась на 3-й Звенигородской, д. № 5. Аза начала интересоваться филологией с детских лет.
После окончания школы, как дочь репрессированного, не могла поступить в вуз, однако была принята в Московский индустриально-педагогический институт имени Карла Либкнехта, в 1943 году слитый с Московским государственным педагогическим институтом им. В. И. Ленина, филологический факультет которого окончила в 1944 году, после чего поступила там же в аспирантуру по отделению классической филологии, где сперва училась у профессора Н. Ф. Дератани и окончила её в 1947 году.
В аспирантуре Тахо-Годи училась греческому у профессора А. Ф. Лосева (1893-1988), стала его ученицей и близким другом семьи Лосевых - Алексея Фёдоровича и его супруги, после смерти которой в 1954 году, впоследствии, спутницей жизни и хранительницей его наследия.
В 1949 году в Московском университете А. А. Тахо-Годи, уволенная из МГПИ как дочь «врага народа», защитила кандидатскую диссертацию «Поэтические тропы Гомера и их социальный смысл». До этого некоторое время преподавала на отделении классической филологии Киевского университета в 1948-49 гг.
В 1949-1958 гг. преподавала античную литературу, латинский и греческий языки студентам и аспирантам в Московском областном педагогическом институте им. Н. К. Крупской, доцент.
В 1950-е годы была приглашена для работы на кафедру классической филологии филологического факультета МГУ, где работала с 1958 года и на следующий год защитила в Институте мировой литературы докторскую диссертацию "Античность и русские революционные демократы в связи с предшествующей им лит.-эстетической традицией". По совместительству в 1957-1987 гг. читала курс античной литературы в Литературном институте Союза писателей СССР.
С 1962 по 1996 годы заведовала кафедрой классической филологии МГУ. С 1977 г. председатель спецсовета по защите диссертаций (классическая филология) на филологическом факультете МГУ.
Член редакционной коллегии серии книг «Библиотека античной литературы», выпущенной издательством «Художественная литература». С 1997 г. член ПЕН-клуба.
Как председатель культурно-просветительского общества «Лосевские беседы» инициировала создание в Москве на старом Арбате в доме, где жил А. Ф. Лосев, Библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева», где хранится книжное собрание А. Ф. Лосева и существует мемориальная экспозиция в его честь.
Заслуженный деятель науки РФ (1998), заслуженный деятель науки Республики Дагестан (2012). Отмечена Серебряной медалью Института философии РАН «За вклад в развитие философии» (2011). В 2015 году награждена Почётной грамотой Президента Российской Федерации.

Интервью с А.А. Тахо-Годи // "Вопросы философии", 31.01.2012 г.

ВФ: Аза Алибековна, журнал «Вопросы философии» благодарен Вам за согласие дать интервью в связи с вручением Серебряной медали Института философии РАН «За вклад в развитие философии». Однако та осторожность, с которой Вы общаетесь с философским сообществом, наводит на размышления, и хотелось бы знать, отчего Вы, ученый, который постоянно соприкасается с философией, дистанцируетесь от нее. Свою жизнь Вы прошли рука об руку с Алексеем Федоровичем Лосевым. В последние двадцать лет возглавляли работу по изданию его философского наследия и в связи с этим неоднократно публиковали подготовленные Вами материалы в журнале «Вопросы философии». Вашими усилиями был создан центр изучения русской философии «Дом А.Ф. Лосева». А кроме того, Ваши занятия античной филологией так или иначе связаны со становлением философских понятий, и Вы, как никто другой, можете много сказать по этому поводу. Да и число ученых, которые благодаря Вам, начав с анализа античного философского языка, пришли к изучению философских проблем, весьма велико.

Тахо-Годи: Не знаю, почему меня вдруг решили наградить за какой-то особый вклад в философию. Какой там особый вклад! Вот Василий Васильевич Соколов, который одновременно получил эту медаль Института философии, - действительно философ. А я - филолог. Я об этом говорила и на церемонии вручения. Конечно, если занимаешься античной философией, то без классической филологии ничего поделать нельзя, нужно обязательно читать сами тексты. А вот для того чтобы их понимать, надо, конечно, иметь философское образование. Сама я такового не имела, но поскольку долгие годы общалась с Алексеем Федоровичем, то кое-чему, наверное, научилась. Между прочим, если бы мне предложили комментировать не Платона, а кого-нибудь другого, я никогда не взялась бы за это дело. Потому что Платон - это не только великий философ, но еще и великий поэт и великий писатель, на мой взгляд, даже больше поэт и писатель. Филолог - и так тоже можно сказать о Платоне. Я помню прекрасно то лето на даче в Отдыхе, у Александра Георгиевича Спиркина, когда Саша Столяров, теперь доктор философских наук Александр Арнольдович Столяров, купил пятнадцать рюкзаков (именно пятнадцать!), и я туда положила всё, что касается платоновской литературы. И целое лето на даче занималась комментированием. Занималась как филолог, а иначе Платона и нельзя комментировать. Когда стали выпускать сочинения Аристотеля в четырех томах, и философы пытались комментировать его сами, а Алексея Федоровича уже не привлекали, то что получилось? Получилось очень скромное, если не сказать резче, издание, которое надо переиздавать и по-настоящему комментировать. А наш Платон, который выходил в 60-е годы, а потом переиздавался в 90-е, настолько полон и столько всего там интересного добавлено было по платоновской школе - что его, наверное, и не «перекомментируешь».

ВФ: Наше философское сообщество давно дозрело до того, чтобы не дистанцироваться от филологии. Прошли времена, когда могла прозвучать фраза: «Ну, это издание филологи подготовили, что они в философии понимают!» Когда в период перестройки, а потом и в новой России появилась возможность много переводить и издавать и сделалось очевидным, что без исследования языка, всей филиации понятий в истории не обойтись и никаких комментариев толковых не составишь, тут-то и обнаружилось, насколько важна филологическая выучка. И благодаря Вам нам есть, у кого учиться.

Тахо-Годи: Просто я слишком много прожила и много всего видела.

ВФ: И все-таки теперь самые значительные работы, выходящие у нас по Платону, по античной философии, да и по всей европейской философии связаны с именами тех, кто начинал как филолог-классик. Я уже не говорю о Сергее Сергеевиче Аверинцеве. Пожалуйста: Татьяна Вадимовна Васильева, Юрий Анатольевич Шичалин, Андрей Александрович Россиус, Александр Арнольдович Столяров, Татьяна Юрьевна Бородай.

Тахо-Годи: Ну да, Татьяна еще диплом у меня по Платону писала. Господи, все они писали у меня и дипломные работы, и курсовые... Хорошо бы вспомнить и Александра Викторовича Михайлова. Это совершенно замечательная личность, настоящий лосевский ученик. И без Александра Львовича Доброхотова никак нельзя обойтись. Он один из немногих, кто по-настоящему понимает и Алексея Федоровича, и философию, и сам философствует по-настоящему.

Ни у Алексея Федоровича, ни у меня в годы советской власти не было общения с так называемым философским сообществом, где многие были просто несчастные люди, потому что в свое время прошли школу так называемой «красной профессуры», - их можно только пожалеть, потому что они не получили должного образования. Это скорее была «образованщина», если сказать словами Солженицына. Но зато называли себя «философами» и полагали, что философия - это пустяки, подумаешь там! Недаром в переписке Алексея Федоровича с Александром Александровичем Мейером (она опубликована в «Вопросах философии» в 2000-м году) и негодование, и отчаяние сквозят. Никакого храма философского, как писал Александр Александрович, уже не было. Всё исчезло. Времена были отнюдь не философские, а политические. Можно сказать, что в это время философия стала служанкой политики. Правда, кое-кого из этих «хозяев» философии точил червь сомнения… Когда Алексей Федорович уже вернулся из лагеря и Павел Федорович Юдин, который был членом Центрального Комитета ВКП(б), как-то в беседе с Лосевым спросил: «Алексей Федорович, а Бог есть?», Лосев ответил: «Вы разве не читали у Ленина, что такое абсолютная истина?» И тот так испугался, что тут же проговорил: «Да-да-да, ну, давайте перейдем к делу!» Задумывались - и пугались собственной мысли.

А здесь, в доме Лосева, были не «какие-то там философы», а отдельные личности: Арсений Владимирович Гулыга, Александр Георгиевич Спиркин, Михаил Федотович Овсянников. Это были друзья, причем Михаил Федотович очень давний, еще с конца 30-х годов. Но это как-то не афишировалось, даже скрывалось, потому что люди, которые общались с Алексеем Федоровичем, должны были соблюдать осторожность и не объявлять о своих с ним связях. Многие думают, что, вот, сидел Лосев и вокруг него, видите ли, был целый круг философов. Ничего подобного! Ничего этого не было, потому что за Лосевым наблюдали. Не раз звонили или приходили и спрашивали: «Когда будет собрание философского кружка?», - на что я, а иной раз сам Алексей Федорович, отвечали: «Здесь идут официальные занятия по сравнительному языкознанию: греческому, латинскому, санскриту и старославянскому». Даже Валентин Фердинандович Асмус, с которым Алексей Федорович был знаком еще в конце 20-х годов, когда тот из Киева перебрался, приходил к Алексею Федоровичу с большой осторожностью. Валентин Фердинандович вообще был очень осторожный человек, это известно.

И приходившие иной раз просто тихо сидели и читали неопубликованные работы, которые просто лежали на столе, - и всё. Бывал еще, например, Эвальд Ильенков - какая интересная личность! Или Михаил Лифшиц, который относился к Алексею Федоровичу, можно сказать, даже трогательно, но, увы, ничего в его положении не мог изменить. С Эвальдом шли больше «вагнерианские» разговоры о музыке. Правда, у Эвальда были некоторые жизненные привычки, Алексею Федоровичу совсем чуждые, поэтому общения на другом уровне не получалось и не было.

Когда Алексей Федорович стал работать в «Философской энциклопедии» (благодаря Александру Георгиевичу Спиркину, который его туда привлек), тогда, конечно, поневоле круг расширился, но все равно ограничивался «энциклопедическими» авторами. Между прочим с этим периодом связано много любопытных вещей, и Захар Абрамович Каменский, который как раз ведал там редакцией, не раз писал - в том числе и в «Вопросах философии» - о работе с Алексеем Федоровичем в «Философской энциклопедии». Конечно, всем друзьям хотелось, чтобы Лосев печатался. А печататься он никак не мог. И поэтому в статье «Лосев», в этой самой энциклопедии, они написали, что в 30-е годы он перешел на позиции марксизма... Если бы они только видели «замечательные» отзывы 30-х годов на предлагаемые публикации Алексея Федоровича… Надо сказать, что это вообще перст Божий: столько рукописей погибло в катастрофах, а эти отвратительные отзывы, эта клевета - все они у нас сохранились. Целый ящик! И в этих отзывах все время подчеркивается - Лосев не марксист. И замечательно! Слава Богу, что не марксист! А в «Энциклопедии» думали, что благодаря их характеристике Алексею Федоровичу откроется дорога. Дорога открылась, но совсем по-другому.

Всё издавалось с большим трудом. Алексей Федорович не мог ничего печатать с 35-го до 57-го года. Когда, к примеру, Шеллинг сидел у себя дома, и сорок лет ничего не печатал, и все к нему приставали, а он отнекивался, это было его собственное желание. Он знал, что всё будет опубликовано после его кончины. И его сын Фридрих как начал печатать! Вот у нас стоят эти знаменитые четырнадцать томов Шеллинга (Арсений Владимирович Гулыга в свое время брал эти тома, когда писал свою работу о Шеллинге). А здесь? Человек работает, зная, что напечатано не будет ничего. На вопрос одной из своих учениц, для чего же он работает, он сказал: «Для археологии. Раскопают когда-нибудь». Даже уже после перестройки, когда издательство «Мысль» начало один за другим издавать тома «Сочинений» А.Ф.Лосева (восемь томов, а потом дополнительный девятый том, куда и архивные материалы, и прежние работы вошли), тут же поступил донос.

А в 60-е годы, когда издавали Платона, член-корр Академии наук Иовчук донес в Центральный Комитет, что, мол, кого решили издать - идеалиста! Ведь вся эта братия тогда жива была: все эти Иовчуки и им подобные «великие» философы, которые ничего не знали, но всем управляли. Главное было - управлять философией. В результате тут же поступило указание: издать только три тома. Тогда Лариса Владимировна Литвинова, которая в ту пору заведовала редакцией, придумала разделить третий том на две части - получилось четыре тома. А позже издали отдельный том, который назывался «Диалоги Платона». И если всё вместе соединить, то получалась более или менее полная картина. Так и обошли этого Иовчука. А в 90-е всё делалось заново - уже по-настоящему, как следует. Но не было в живых ни Валентина Фердинандовича Асмуса, ни Алексея Федоровича - так получилось, что это издание осуществлено уже и под моей редакцией тоже, а не просто с моими комментариями.

Если в поздние времена и то было тяжело, то что же говорить про более ранние? - Совсем глухо. Например, профессор Наумова (была тогда такая известная особа) требовала от Лосева, чтобы он показал классовую борьбу в родовом обществе. Или высчитывали: а сколько цитат он привел из «классиков марксизма»? Был такой редактор, Верцман, так он писал Алексею Федоровичу (замечательная переписка! - у нас сохранилась): «Я все нервы себе измотал, потому что классиков только одна цитата». Но что делать, если у Ленина не было других цитат?! Откуда взять-то? Задумаешься поневоле: какая философия?

ВФ: И в итоге у Вас сложилось отношение к нашей философии как в целом сомнительной институции?

Тахо-Годи: Да нет. Просто я предпочитаю не безликие сообщества, а личности, отдельных людей. Таких, как совершенно замечательный директор Института философии Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов, мой компатриот. Знаю и ценю тех, кто там работает: Людмилу Арчиловну Гоготишвили, Виктора Васильевича Бычкова, того же Александра Столярова…

ВФ: Но ведь, в самом деле, что такое философия? Это же не какая-то глыба, которая существует сама по себе, а всегда какой-то человек, философ.

Тахо-Годи: Да, конкретный человек в конкретную эпоху. Посмотрите на книги серии «Философия России второй половины XX века» - это своего рода мемуары об отдельных личностях. Если открыть книгу моих мемуаров «Жизнь и судьба» из серии «Близкое прошлое» издательства «Молодая гвардия», там многие страницы - воспоминания о том или ином философе. Это философия в лицах: все знакомые через одного - философы. Так что, я не говорю, что не люблю философию. Я говорю, что люблю тех или иных философов. И, в частности, тех конкретных людей, которые в советское время как-то хранили огонек живой мысли.

ВФ: Но ведь дело не только в том, что Вы их любили. Дело в том, что Вы сами этот огонь поддерживали.

Тахо-Годи: Ну, хорошо, ну, поддерживала - и что особенного? Это просто была моя жизнь.

ВФ: А можете Вы рассказать о том, как познакомилась, например, с Асмусом.

Тахо-Годи: Еще до «официального» знакомства мы встречались в университетской библиотеке на Моховой, в так называемой Фундаменталке: я просматривала свои библиографические карточки, а Валентин Фердинандович - свои. Потом, когда Валентин Фердинандович похоронил свою первую жену и еще не женился на своей аспирантке Ариадне Борисовне, он стал приходить к Алексею Федоровичу в гости. Это было, наверное, в самом конце сороковых. Вот тут и состоялось мое с ним знакомство.

Когда-то Асмус хотел стать священником (то, что не удалось ему, удалось его сыну Валентину, который окончил классическое отделение и мой ученик). И он приходил к Лосеву еще в начале 30-х годов. Есть свидетельства тому - книги, которые были подарены именно тогда. А потом и у него жизнь переменилась. И ему тоже приходилось прилаживаться всячески, и его без конца проклинали, «прорабатывали», как тогда говорили. Он много всего пережил. Я даже хорошо помню такой момент, когда вдруг «все» заговорили: «Асмуса арестовали!» Он должен был вернуться в Москву из командировки, по-моему, из Белоруссии, и не приехал. А раз не приехал, какое еще может быть объяснение? Конечно - «арестовали». К счастью, он появился. Валентин Фердинандович приносил Алексею Федоровичу в подарок книги, они уходили в кабинет к Алексею Федоровичу. О чем они там беседовали - это их тайна.

ВФ: Аза Алибековна, а как появился в доме Лосева Арсений Владимирович Гулыга?

Тахо-Годи: По моему внутреннему ощущению, он всегда был с нами, хотя в действительности Арсений Владимирович впервые проявил себя другом в ходе подготовки и обсуждения первого издания Платона. Всё происходило в редакции издательства «Мысль». Первый том должен был открываться вступительной статьей Алексея Федоровича. Это уже позднее время - 60-е годы! Но завредакцией напуган: и Платон - идеалист, и Лосев - идеалист. Алексей Федорович привык сражаться и очень хорошо знал все марксистские приемы, литературу марксистскую изучал и то, что надо, брал на вооружение - в частности, теорию формаций. Вот Алексей Федорович и процитировал Ленина насчет того, что умный идеалист лучше глупого материалиста. Затем выступил Василий Васильевич Соколов, а самое главное - Гулыга, который сказал, что статья Лосева замечательная, что он дал читать своему соседу, который никакого отношения к науке не имеет, и как сосед все понял, был вдохновлен и потрясен лосевским предисловием и что Платона надо издавать обязательно. Выступление Гулыги было очень ярким и имело решающее значение - издание было продолжено, только уже с новым завредакцией, Литвиновой, о которой я уже говорила.

После этого Арсений Владимирович стал приходить к Алексею Федоровичу. Тут уже никто не запирался в кабинете. Это уже были совсем другие времена и другой человек. Он вообще ничего не боялся, Арсений Владимирович. Как раз в это время он готовил свои книги по Канту, Гегелю и Шеллингу. Он приходил к нам, и Алексей Федорович, если надо было, давал ему книги домой. Никому книги не выдавались отсюда, только Саше Михайлову и Арсению Владимировичу. А Арсений Владимирович хотя и знал, что Лосев Канта недолюбливает, тем не менее, посвятил ему свою книгу о Канте. Даже когда ее перевели на немецкий язык, он это посвящение оставил и смеялся, что стотысячный тираж пошел и уже в стотысячный раз он признается в своей любви к Алексею Федоровичу.

А как замечательно повел себя Арсений Владимирович, когда в начале восьмидесятых разразился скандал с маленькой книгой Лосева о Владимире Соловьеве, которую запрещали, не разрешали продавать и хотели всю «пустить под нож». Уже тираж был, уже в «Книжном обозрении» значилось, что вышла такая-то книжка Лосева таким-то тиражом. А ее собираются уничтожить! Драма была, конечно, невероятная. И вот Гулыга как раз и бился, чтобы ее под нож не пустили.

Последний раз я видела Арсения Владимировича, мне кажется, на праздновании 100-летия Алексея Федоровича, когда он выступал с докладом «Был ли Лосев апологетом античности».

ВФ: А про Александра Георгиевича Спиркина Вы ничего не расскажете?

Тахо-Годи: Александр Георгиевич пришел с Михаилом Федотовичем Овсянниковым. Миша Овсянников, как я уже говорила, давно был тайно знаком с Алексеем Федоровичем. Он привел и Спиркина, и Василия Васильевича Соколова. Между прочим, Арсений Владимирович тоже дружил с Михаилом Федотовичем. И летом на дачу они вместе приезжали. Как и к Асмусу. Это когда уже шла работа над «Энциклопедией», которая продолжалась с 60-го до 70-го года.

Александр Георгиевич приходил к нам читать. Был конец 40-х. Он уже вышел из тюрьмы, где сидел как «враг народа», работал в Институте философии под началом Александрова. В 1950-м появилась знаменитая сталинская работа «Марксизм и вопросы языкознания». Спиркин в это время интересовался проблемами языка и мышления и посылал свои вопросы Сталину (письмо это подписала его жена Е. Крашенинникова). А у нас он как раз читал работы Алексея Федоровича по языкознанию. Неопубликованные. Это были рукописи, которые в шестидесятые годы оформились в книгу «Введение в общую теорию языковых моделей». Они долго лежали, ждали своего часа. Я даже помню, где. При входе, когда войдешь, был шкаф - там внизу лежали эти рукописи. Александру Георгиевичу эти рукописи доставали, и он тихо себе сидел и занимался. Да, так вот и делали: приходили и потихоньку читали - из близких людей.

ВФ: Всё, что Вы, Аза Алибековна, рассказываете, подводит к одной актуальной теме. По прошествии времени выяснилось, что можно очень многие неприятные для советского официоза темы сгладить и тех, кого власть преследовала, представить ее соратниками в одном большом, общем деле. «Маленькие» подтасовки - и перед нами благостная картина дружной жизни. Молодой человек, пришедший, к примеру, на философский факультет, может предположить, что там всегда царило глубочайшее почитание Алексея Федоровича, раз есть аудитория его имени, а что Асмус был чуть ли не любимцем Сталина. Вдруг «оказывается», что Алексей Федорович - чуть ли не марксист, советский классик. Поэтому так важно всё, что Вы рассказываете об атмосфере, сложившейся вокруг Алексея Федоровича. Существуют, кстати, разные подходы к проблеме «Лосев и марксизм». Что касается Сергея Сергеевича Хоружего и, например, Натальи Константиновны Бонецкой, то они рассматривают марксистскую фразеологию Лосева исключительно как политику: игру в кошки-мышки с малограмотными редакторами или начальством, которых не только легко обескуражить подходящей цитатой из «классика», но можно ввести в заблуждение такими терминами, как «диалектика» или «материя», - для самого Алексея Федоровича они существуют в традиции, не имеющей никакого отношения к казенному марксизму. А у Людмилы Арчиловны Гоготишвили несколько иной подход: мировоззрение Лосева, подразумевающее пластическую оформленность, телесность эйдоса, его интерес к социальным аспектам культуры позволяли ему использовать марксистские концепты и язык, ни в чем себе не изменяя.

Тахо-Годи: Скорее, права Людмила Гоготишвили. Алексей Федорович всегда все досконально изучал. Изучал и прекрасно знал труды Энгельса и Маркса: и «Диалектику природы», и «Капитал», и другие работы. И что хотел - брал. Я уже говорила насчет учения о формации. Это имеет отношение к портрету культуры, к выявлению ее типа. Поэтому Алексей Федорович и Шпенглера очень любил - за «физиогномию» культуры, - хотя и критиковал его. Но учтите, какие времена вы ни возьмете, главное было - ставить преграды перед Лосевым и никуда не пускать. И ему приходилось бороться, для чего он, конечно, специально использовал этот самый марксистский аппарат. Чтобы своего противника пронзить, как копьем. Как казак, знаете, раз - и пронзил! Он крепкий казак был. И еще говорил: «Я хитрый казак».

Что касается культуры, то чем бы вы ни занимались, вопрос о той или иной конкретной культуре конкретного времени оказывается решающим. Если вы занимаетесь Пушкиным, возможно ли, чтобы вы не знали культуру этого времени?

ВФ: К этому и философы наконец приходят. Те, которые посвятили себя истории философии, истории идей.

Тахо-Годи: Слава тебе, Господи, что философы приходят к изучению культуры.

ВФ: Так получилось, что в советское время, если говорить о философских школах как настоящих школах мысли - их было, в общем-то, по сути три-четыре, причем существовали они, как правило, в закрытых от посторонних домашних кружках. Это было в кружке Георгия Петровича Щедровицкого, было в окружении Эвальда Ильенкова, в кружке Владимира Соломоновича Библера и было дома у Алексея Федоровича, когда молодые люди приходили к нему в качестве секретарей и помощников. Причем и Щедровицкий, и Лосев от философии дистанцировались.

Тахо-Годи: Да те, кто бывал здесь, росли потихоньку под крылом Алексея Федоровича. Из них получились очень хорошие философы. Но все они были по образованию филологи.

ВФ: И по большей части Ваши ученики. Благодаря тому, что они сначала проходили Вашу школу, из них получились прекрасные издатели, переводчики и комментаторы.

Тахо-Годи: Да, начинали они как филологи. Классическое-то отделение - филологическое? Филологическое! Вот и всё. Я же с самого начала сказала, что надо быть филологом, а потом, чтобы понимать, надо быть философом. У них всё и соединилось. Оканчивали классическое отделение, а тут, у Лосева, набирались философских мыслей - получалась школа. Вот, к примеру, Виктор Васильевич Бычков. К тому времени, как он пришел ко мне на классическое отделение, он уже окончил технический вуз. Пришел, заметьте, сначала не на философский факультет, понимая прекрасно, что ничего нельзя делать без языков, а на классическое отделение филологического. И занимался вместе со студентами. А потом, уже позже, сына своего, Олега, прислал, тоже на классическое отделение. И в дальнейшем они так распределили свои исследования: отец занимается греками, а сын латинской патристикой.

Но, повторю, начинали все, конечно, с филологии. У нас даже сохранились некоторые работы учеников Алексея Федоровича, когда они были на втором курсе, еще на классическом отделении в Педагогическом институте им. Ленина: Олега Сергеевича Широкова, Леонида Александровича Гиндина. Это были замечательные ученые, лингвисты, которые рассуждали о языке как философы. Когда Олег Сергеевич рассказывал о переходе одних звуков в другие - почему именно так переходят, а не иначе, - можно было заслушаться. Это было потрясающе интересно: становление языка. И у Леонида Александровича Гиндина исследование Гомера превращается в нечто большее. В своего рода философию.

ВФ: Аза Алибековна, заслуги Ваши намного шире, чем подготовка комментариев к Платону. Об этом говорили все выступавшие на церемонии награждения Вас медалью.

Тахо-Годи: Шире, может быть, только потому, что я в последние годы Лосева публиковала. Но было бы очень странно, если бы и до того я не занималась работами Алексея Федоровича, не помогала публиковать труды. Началось это по-настоящему с 1957 года. Да, 1957 год - это первая свободная книга - «Античная мифология в ее историческом развитии». Книга, которая писалась с большим подъемом Алексеем Федоровичем и над которой он работал на даче у Николая Ивановича Либана, известного специалиста по русской литературе, древней и XVIII века, университетского преподавателя. Недавно вышел том, посвященный 100-летию со дня его рождения. Помню, как наша помощница Шурка мешками, буквально мешками таскала на эту дачу книги, с которыми Алексею Федоровичу надо было работать. От напряжения он перестал спать, и пришлось ему принимать в большом количестве снотворные, чтобы не обессилеть и продолжать работу. Потом была работа над статьями в «Философской энциклопедии», над «Гомером» для ЖЗЛ, «Античной музыкальной эстетикой», «Введением в общую теорию языковых моделей», «Проблемой символа и реалистическим искусством», «Античной философией истории», над жизнеописанием Платона и, конечно, над «Историей античной эстетики», последние тома которой появились уже после смерти Алексея Федоровича.

Последние двадцать лет я переиздавала не только уже ранее печатавшиеся труды Лосева, но и публиковала многое из его архива. В 2001-м году в издательстве «Мысль» вышла в серии «Философское наследие» лосевская «Диалектика мифа» - большая заслуга в подготовке ее В.П.Троицкого. Как я рассказывала уже в книге «Лосев» (серия «Жизнь замечательных людей»), в 1993-м из ФСБ мне вернули архив Алексея Федоровича, изъятый при его аресте в 1930-м. Благодаря этому удалось почти полностью восстановить «Дополнение» к «Диалектике мифа» - раньше мы думали, что эта часть книги навсегда утрачена. Совсем недавно отправили в петербургский философский журнал «Credo-new» часть работы, писавшейся, вероятно, в 1920-е годы и условно названной нами «Онтология». Предстоит еще большая архивная работа. Но чего мне особенно жаль, так это до сих пор не найденной лосевской переписки, изъятой при его аресте. В девяносто третьем году генерал, передавший нам архив, сообщил, что письма пока не нашли, но обещал, что будут искать. Уже много лет прошло, наверное, ушли те люди, которые тогда работали в архиве ФСБ, не уверена, что эту переписку кто-то ищет, а ведь это настоящее сокровище.

ВФ: Есть у Вас, Аза Алибековна, и еще заслуга в философии - создание «Дома А.Ф. Лосева», этого историко-философского центра.

Тахо-Годи: Это особый вопрос! И, кстати, в моих книжках - «Лосев» и «Жизнь и судьба. Воспоминания» - о становлении нашего центра подробно рассказано. Удивительно, сколько народу в начале 1990-х годов помогало этот дом отстоять - и на родине, и за рубежом! И хорошо бы опубликовать на сайте Библиотеки историю «Дома А.Ф.Лосева» с именами всех этих людей. Чтобы все желающие могли прочесть.А сколько было претендентов на этот дом, что творилось: как подумаешь, страшно становится… Были тут и американцы, были и немцы, и итальянцы. Всем хотелось заполучить этот дом. Была, кстати, одна оригинальная личность по фамилии Акулов. Этот, когда видел, что я возвращаюсь из университета, иду от метро и уже подхожу, улучал момент и палил из пистолета в небо, а потом разбивал бутылку шампанского. Видно, думал таким образом завоевать мое расположение…

Огромную роль во всей этой эпопее сыграл тогдашний префект Центрального округа Александр Ильич Музыкантский. Он очень нам помог, взяв дело в свои руки. Первым делом освободил дом от той жуткой компании, которая тут гнездилась: над кабинетом Алексея Федоровича проводил сеансы терапии шаман - бил в бубен, вопил, а к нему шли на излечение. А теперь наш «Дом», за проведение реставрации которого я, в конце концов, даже получила диплом правительства Москвы, стал центром по изучению истории русской философии и культуры, и не только для отечественных исследователей - недаром здесь проходят международные «Лосевские чтения». А вот передо мной лежат две книжки. Обе 2011-го года, обе из Польши. Одна пришла только на днях: Тереза Оболевич «От ономатодоксии до эстетики Алексея Лосева», другая - «Палама, Булгаков, Лосев. Имяславие» под редакцией профессора Лилианы Киейзик. Прекрасно, что в Краковском католическом институте профессор Тереза Оболевич интересуется проблемами русской религиозной философии, а в университете Зелена Гура изучают и переводят Лосева под руководством Лилианы Киейзик!

ВФ: Если вернуться к Вашим собственным работам, то, помимо комментирования Платона, у Вас были замечательные исследования об антропологических представлениях греков на примере понятия «σὧμα» (тело), о «Пещере нимф» Порфирия, о проблеме символа. Как здесь можно разобраться без философии?

Тахо-Годи: Во всяком случае, я люблю термины. Недаром в 1999-м году вышла наша с Алексеем Федоровичем книга «Греческая культура в терминах, мифах и символах». Изучение терминологии, конечно, сближает филологию с философией. Хорошо быть и филологом, и философом. Повезло Лосеву - он окончил два отделения: и филологическое, и философское. Ну, а как быть тем, кто оканчивал только одно?

ВФ: Когда Вас награждали медалью Института философии, не отметили одну очень важную вещь из Вашей научной биографии - исследование мифа. Ведь Вы - знаток греческой мифологии. И тут сложились и язык, и философия, и культурология - всё сразу.

Тахо-Годи: Миф существует до всякой философии, как Вам известно. И до всякой религии. Но уже в самом слове «миф» (слово, речь, рассказ) заложено и значение «мысль», что отражает их индоевропейский корень mēudh, mūdh (стремиться, страстно хотеть). Русское «мыслить» имеет прямое отношение к «мифу».

ВФ: Мыслить - значит мифологизировать?

Тахо-Годи: Это было в глубине тысячелетий. Но это не значит, что и теперь всякий раз, когда мы мыслим, то и мифологизируем, хотя, как известно, мифы очень живучи, и мы по-прежнему живем среди бесчисленных мифов. В более поздние времена античности место «мифу» уступило другое слово - «логос». А «λόγος» имеет в греческом языке более шестидесяти значений. Корень leg, указывает на первичную избранность из чего-то и дальнейшее соединение. Между прочим, старое русское слово «лекарь» тоже имеет связь с этим самым leg, потому что лекарь сначала избирает слова, с помощью которых затем заговаривает и лечит. Самое интересное, что у Гомера нет слова λόγος, только μύϑος - слово как миф. «Логос» появляется гораздо позднее - у Гераклита, Платона, Аристотеля и стоиков. Зато у последних уже нет слова μύϑος применительно к мысли. Вглядываясь в язык, можно очень многое узнать не только о самом языке, но и о культуре, о том типе культуры, которому он принадлежит. Именно это Алексей Федорович считал самым важным в историческом анализе - определение типа культуры.

ВФ: А что было для Вас самым интересным и трудным, когда Вы комментировали Платона?

Тахо-Годи: Самое интересное и трудное было понять, как сам Платон понимает миф. То, что современный читатель расценивает как миф, с точки зрения Платона, таковым не является. Он разделяет миф и логос, то есть повествование. Оказывается, что в рассказе Сократа о его беседе с жрицей Диотимой («Пир») имеет место не миф, как думает читатель, а логос. А вот описания «занебесной» Земли в «Федоне» или странствования Эра в ином мире («Государство» Х книга), данные в высшей степени реалистически, - это мифы. Парадокс. Но его надо разгадать. Изучив все тексты Платона и его предшественников, философов и поэтов, я пришла к выводу: логос требует доказательств и аргументаций для оправдания выдвинутого Платоном того или иного тезиса. Такими целенаправленно сконструированными являются в «Пире» речи собеседников, в том числе и Сократа об Эросе, и речь Аристофана о людях-половинках, ищущих друг друга, и упомянутый уже рассказ жрицы Диотимы об Эросе - сыне Пороса и Пении, напоминающий аллегорию, ведущую к доказательствам иерархийности красоты. Миф же ни в каких доказательствах не нуждается. Это истина, разрисованная воображением и вдохновением. Но Платон не только противопоставляет миф и логос. Бывает и так, что мифологический вымысел и строгое доказательство вступают в некое единство и даже заменяют друг друга. Однако это особое развитие темы, которого здесь я не считаю нужным касаться.

И, конечно, очень важно было выстроить диалоги Платона чисто драматургически. Его диалоги - драма мысли. Вот и найдите, как в типичных драмах, пролог, завязку, развитие действия в связи с развитием характеров, агоны и т.д., и т.д., вплоть до эксода и похвального слова герою. Ведь недаром в ряде хороших изданий Платона диалогу предшествует перечень действующих лиц и даже бессловесных фигур, как положено в драмах.

ВФ: А какой платоновский диалог Вы больше всего любите?

Тахо-Годи: Самый любимый -«Пир».

ВФ: Но вряд ли, Аза Алибековна, Ваши литературные пристрастия ограничиваются античностью?

Тахо-Годи: У меня сколько угодно книг, которые не связаны с античностью. Я вовсе не сижу в какой-то пещере, вроде платоновской, где ничего не вижу, кроме смутных теней античных фигур. Ничего подобного. Литературу я люблю разную, и многих читаю. Хотя, конечно, ближе всего мне Гомер. Гомера могу читать без конца. Еще люблю мемуарную литературу. Это естественно - я сама люблю вспоминать. В 2009-м вышла моя книга «Жизнь и судьба: Воспоминания». Она оказалась очень востребованной и вся разошлась. Хорошо было бы ее переиздать.

ВФ: Аза Алибековна, а каковы Ваши нынешние научные интересы? Русская философия и всё, что связано с комментариями к трудам Алексея Федоровича? Вы не оставляете свои занятия античностью?

Тахо-Годи: Как я могу их оставить, когда работаю на факультете и у меня непрерывно идут занятия со студентами? Классическая филология всё время, всюду. Одновременно со всем остальным.

ВФ: По правде сказать, Аза Алибековна, если бы меня спросили: почему Вам присвоена медаль за вклад в развитие философии? - я бы не сразу вспомнила о Платоне и Ваших комментариях к нему, но тут же сказала бы, что благодаря Вашим трудам, связанным с Алексеем Федоровичем Лосвым, сохранилась русская философская традиция. Живая. Нить не оборвалась. Спасибо Вам! И спасибо за интервью.

Беседу вела Т.А. Уманская

Вышла в свет книга воспоминаний известного филолога - Азы Алибековны Тахо-Годи. "Жизнь и судьба: Воспоминания" написаны "свидетелем века". И свидетелем легендарным.

Аза Алибековна Тахо-Годи - спутница семьи великого философа Алексея Федоровича Лосева, хранительница его наследия.

Почти единственная великая философская фигура России ХХ века, не посаженная на "философский пароход", зато посаженная в лагерь, самой своей судьбой соединила Россию с Россией. Мост живой мысли поверх советской власти оказался прочнее нее.

Юрий Рост в начале 1980-х сделал его знаменитые фотографии для "Литературки", и Лосев, в своей таинственной, напоминающей монашескую, шапочке, вернулся к нам как живой патриарх мысли. Кажется, с этой фотографии Россия себя, как Россию, начала вспоминать и воскрешать.

Аза Алибековна Тахо-Годи - продолжение его семьи, по сути, духовная дочь (не отражение, не тень - ученица, человек с уникальным культурным багажом, один из самых авторитетных исследователей античной культуры) на этот раз вспоминает в своей книге собственную жизнь и жизнь своих великих и невеликих близких не как историю культурных достижений, а как историю встреч, любви, переживаний. В книге - неповторимые черты частной жизни, личные впечатления, но вместе с тем и свидетельство о современниках, о жизни общества. Наши корреспонденты встретились с автором.

Загадка жанра

Российская газета: В чем загадка воспоминаний как жанра? Почему они так притягательны?

Аза Тахо-Годи: Между прочим, не все любят вспоминать. Моя книга о Лосеве начиналась словами: "Алексей Федорович не любил вспоминать". И он, действительно, не любил.

Страшные же были времена. Люди выдержали такие катастрофы! Моя мать, сидевшая в лагере, терпеть не могла воспоминаний. Считала: выброшенная жизнь, погибшие годы.

А я очень люблю вспоминать. И в прологе недаром говорю о "воздухе воспоминаний". Это же не просто сухой рассказ о людях и событиях. Остается еще что-то такое, чем дышишь. Кроме воспоминаний, я люблю видеть сны. Часто вижу во сне школу, своих друзей. Иногда вижу сны потрясающие, космические. Некоторые картины кажутся мне абсолютно реальными. Сон - это своего рода реальность. Своего рода жизнь. Причем жизнь настоящая. Отсюда притягательность снов и воспоминаний.

РГ: С какого времени вы себя помните?

Тахо -Годи: С трех лет, с младенчества. Помню, как нянька, когда я смотрела на небо, говорила: "Видишь, Боженька сидит?" И я очень уверенно ответила: "Вижу". Чувство Бога - врожденное у человека, просто потом его все начинают сбивать с пути истинного.

РГ: В воспоминаниях предстает не столько личность, сколько человек. И не с точки зрения достижений. И все равны: известные и неизвестные, деятельные и бездеятельные, талантливые и неталантливые.

Тахо-Годи: Конечно. Почему обязательно должна быть какая-нибудь великая личность? А если ты вспоминаешь давние времена и свои обычные детские привязанности? Часто в воспоминаниях важны детали, а вовсе не что-нибудь грандиозное. Это ведь не жизнеописания Платона или Аристотеля.

Мне вот вспоминается забавная история, как мы в конце 1970-х годов ездили в гости к Пришвиной Валерии Дмитриевне (усадьба Дунино). Один из наших приятелей, возивших нас туда на машине, захотел искупаться в Москва-реке, но у него не было плавок. Неподалеку стоял довольно убогий маленький дачный домишко. Мы постучали, и какая-то симпатичная женщина, переспросив: "Хотите искупаться?", принесла нашему приятелю плавки. Это была семья Егора Гайдара.

А через многие-многие годы наши друзья, наследники Валерии Дмитриевны Пришвиной, рассказывали, какой мощный дворец вырос на месте этого домишки... с железными воротами, высоченными металлическими заборами, не постучишь трусы попросить. Чудный лес с грибами за дачей вырубили. И великолепное золотое поле ржи застроили под влиянием решений обитателя того убогого домишки, где нам трусики выдавали.

РГ: О доме Лосева, его великих обитателях и знаменитых гостях ходят легенды. Кто-то недавно рассказывал, как Алексею Федоровичу говорили: "Сережа пришел", - а он переспрашивал: "Большой или маленький?", - имея в виду Сергея Аверинцева или Сергея Кравца.

Тахо-Годи: Это все бесчисленные фантазии. И нашли тоже маленького, Сережа-то Кравец довольно мощный мужчина. Но пришел он из "Литучебы" уже в конце жизни Алексея Федоровича, на закате. А Сергей Аверинцев давным-давно у нас появился со своим другом, замечательным Сашей Михайловым, впоследствии крупным ученым-германистом. Но тогда оба еще были, как птенцы, и впечатления особенного не производили. Я только помню, как студент Аверинцев подходил ко мне на Моховой в раздевалке и, заикаясь, что-то спрашивал, всегда начиная со слов: "Нельзя ли...". Но уже тогда оба интересовались богословскими проблемами.

Хождение по мукам века

РГ: Воспоминания пишутся, как всякая другая книга? Как приходит идея? Медлит или спешит перо?

Тахо-Годи: Писание книг - таинственная вещь. Такое создается впечатление, что тебе кто-то диктует. Кто-то говорит: "Пиши так".

А идея ко мне пришла в августе 2003 года, когда я последний раз была на даче известного философа Александра Георгиевича Спиркина в "Отдыхе", где мы десятки лет жили с Алексеем Федоровичем. Мне вдруг захотелось набросать план прожитой жизни. Я взяла бумагу и начала лихорадочно записывать все, что мне приходило в голову. В этой лихорадке я провела, наверное, дня два, и у меня получилась тетрадочка бессистемных записей.

Но в ней уже можно было обнаружить контур будущей книги, мыслей о которой у меня тогда еще не было. Писать я начала спустя четыре года и писала около двух лет. Но перед этим собрала целую сумку материалов.

РГ: И что вам диктовалось сверху?

Тахо-Годи: Это тайна великая. И, наверное, у каждого своя. Может быть, это и есть вдохновение. Это работа и радость одновременно. У тебя образуется что-то вроде обратной перспективы. Живешь прошлым. Пишешь, не задумываясь о композиции. Все движется естественно. По ходу сюжета книги в нее все время вплетаются люди. Человек же не одинок.

РГ: Люди в историю вашей семьи и вашу личную вплетались удивительные. Вы пишете, что Алексей Толстой в начале 1920-х годов посетил ваших родителей, вернувшись из эмиграции, беседовал с ними и делал пометки в блокноте. "Хождение по мукам" написано по истории вашей семьи?

Тахо-Годи: Это не совсем точно. "Хождение по мукам" - трилогия. Но за первой частью "Восемнадцатого года" - действительно живой материал, взятый из рассказов моих матери и отца. Мои близкие оказывались по разные стороны фронта и, встречаясь, делали вид, что не знают друг друга. Когда идет Гражданская война, все так поколеблено, так страшно. Но человечность не исчезает, и близкие помогают, несмотря на разные политические взгляды и лагеря, скрыться "чужому" от "своих". При том, что это очень опасно. Но душа человеческая изначально не враждебна к другому человеку. Моя мать и тетя Нафисат, внучка Шамиля, помогали спрятаться вдове генерала Корнилова и его сыну. В самом гнезде "врагов". И муж тети Нафисат, и отец мой, конечно, кое-что подозревали и знали, но молчали. Позже я читала в газете воспоминания правнука генерала Корнилова об этом событии, что стало для меня лишним подтверждением удивительного факта, а совсем не выдумки. У меня в книге почти за каждым эпизодом всегда стоит документальное подтверждение. Со ссылками: например, 2 марта 2007 года бывшая у нас в гостях Мариэтта Омаровна Чудакова сообщила ряд важных сведений о своей семье и о связях ее отца с моим отцом.

РГ: Такое ощущение, что в конце ХIХ - начале ХХ века практически все видные фигуры российского общества, наделившие его теми или иными идеями, пересекались. Все узловые личности были знакомы, встречались, переписывались.

Тахо-Годи: История моей семьи тоже полна пересечений с крупными личностями своей эпохи. Мой отец в давние времена знал и Иосифа Виссарионовича (Сталин ведь был комиссар по национальным делам), и Владимира Ильича. Когда мою мать реабилитировали, она захотела попасть в кабинет Ленина в Кремле, чтобы увидеть подарок отца Ленину, стоявший на его письменном столе. "Вдова Алибека Алибековича? Немедлено пропуск", - ответил комендант.

Мой отец с товарищами в начале 20-х годов привез в помощь голодающей Москве целый поезд с продовольствием "Красный Дагестан". В конце 1920-х, будучи членом ЦИКа, он был близок к Надежде Аллилуевой. Таких переплетений было очень много.

РГ: А какие события были для вас переломными? Арест отца?

Тахо-Годи: Арест отца - это перелом всей нашей жизни, катастрофа. Но жизнь переломилась, но не кончилась. И в каждом ее периоде были какие-то свои очень важные точки. Появлялись новые люди. Например, в студенчестве на меня, несомненно, повлияли преподаватели - Вера Дмитриевна Кузьмина, Людмила Васильевна Крестова. Потом оказалось, что и Алексей Федорович еще в начале двадцатых знал родичей той же Крестовой. Знаменитое семейство Голубцовых, это все были духовные лица.

РГ: И отец Николай Голубцов, который крестил Светлану Аллилуеву?

Тахо-Годи: Да. Только тогда все приходилось скрывать. Многие были под домашним арестом, как, например, знаменистые ученые, проходившие по "делу славистсов". Скажем, академик Михаил Несторович Сперанский. Но даже если никто не знал об арестах, всегда можно было догадаться: это бывший арестант. Уже, знаете, глаз был наметанный.

Очень интересно соединять в воспоминаниях время и пространство. И тогда предстает панорама 1930-х, 40-х.

1930-е, например, были увидены мною еще наивным человеком. В школе запомнились забавные анкеты с фантастическими вопросами: "Есть ли клопы в вашей квартире?". Не из-за клопов - из-за квартир. Какие квартиры, когда у всех было по комнате. Отдельная квартира - это что-то небывалое. Наша семья принадлежала к избранной публике, мы имели отдельную квартиру, покупали продукты и товары в магазинах по литерам. Но тема голода обозначилась и для нас. Наша домработница тетя Стеша привезла из голодной деревни сына, чтобы он у нас пожил, подкормился. А до этого наша домработница Васёна вызвала из голодной провинции свою племянницу для того же самого.

Но с точки зрения нас, детей, это время было сплошным раздольем! Как весело было кататься на коньках, когда замерзали пруды! А знаменитые "прыгалки", когда надо было прыгнуть по пятьсот раз! Или лупить мячом о стену тоже сотни раз! А племянница тети Васёны, забыв про голод, переписывала от руки "Графа Монте-Кристо", присланного маме ее братом, профессором Л.П. Семеновым.

РГ: Вы были идеологически пленены советскими ценностями в детстве?

Тахо-Годи: Ну, например, события в Испании были для нас святой темой. Мы знали имена всех героев решительно. Когда начались процессы над врагами народа, но отца еще не арестовали, я, вовсю читавшая газеты, к разным людям испытывала разные чувства. Хотелось, чтобы вот этого не так сурово наказали. А этого посуровее, так ему и надо. Была какая-то детская вера, что все делается правильно.

Помню, в день, когда был убит Киров (мы, дети, и знать не знали, кто он такой), нас всех из школы отпустили, и мы этому радовались. Но почему-то слова старушки француженки "Киров убит" запомнились мне навеки. Ну а потом стали пустеть дома. Напротив нашего стоял военный дом весь пустой. Всех арестовали.

Хохолок, не буди Хана

РГ: Аза Алибековна, Алексей Федорович и Валентина Михайловна были тайными монахами, а вы для них духовной дочерью. Но читаешь книгу и возникает ощущение, что вы были им настоящей дочерью.

Тахо-Годи: Мы были очень близки. Я очень любила свою родную мать, но тут у меня была Муся, Мусенька, которую я тоже невероятно любила.

РГ: Почему к вам прилипло слово "вдова"?

Тахо-Годи: А вы разве не заметили, что я повсюду это опровергаю? И сейчас уже большей частью журналисты пишут "спутница жизни", "хранительница наследия".

После смерти Валентины Михайловны у нас с Алексееем Федоровичем, которого она оставила на меня, был официально зарегистрирован брак. Это была обычная история для того времени. Например, знаменитый московский священник отец Алексей Мечев (он прославлен как святой) направил свою духовную дочь к известному священнику, богослову, литературоведу Сергею Николаевичу Дурылину с тем, чтобы она с ним рядом жила и заботилась о нем. Им пришлось зарегистрировать брак, хотя мужем и женой они не были.

РГ: У вас была с Лосевыми договоренность, что вы расскажете об их тайном монашестве?

Тахо-Годи: Нет, не было. Но когда после смерти Валентины Михайловны я нашла их лагерные письма, я сказала себе, что напечатаю это, чего бы мне это ни стоило. Ведь Лосевы скрывали от меня, что были в лагере. Ничего не знаешь - никогда не проговоришься.

РГ: Их постриг был жертвой?

Тахо-Годи: Нет, для них это было великое счастье. И имена они выбрали - Андроник и Афанасия, потому что те тоже были супруги, жившие врозь в монастырях, но соединившиеся в старости. Было много глупых разговоров, что Лосев в церковь не ходил, никогда не причащался, прямо какой-то сектант. Но я, к счастью, не сожгла замечательные письма игумена о. Иоанна Селецкого, знакомого с Алексеем Федоровичем еще в давние годы. Моя привычка все хранить теперь дает всем возможность увидеть, что Лосев и в поздние годы имел великого духовника. Что он исповедовался, причащался и что это для него было огромным счастьем. Один из моих серьезных читателей, известный ученый, протоиерей Александр Салтыков назвал мою публикацию самым серьезным документальным открытием книги.

Но я и писала свою книгу так, чтобы каждое слово ее было подкреплено свидетельством или документом. Обратите внимание на огромное количество примечаний в моей книге.

РГ: Для нас самая любимая часть ваших "Воспоминаний" - записочки про борщ и галоши, которые вы писали друг другу в семье Лосевых, слова, жесты, манеры - собственно человеческое, имеющее не меньшую ценность, чем циклы лекций и тома трудов?

Тахо-Годи: Я собирала, записывала за Алексеем Федоровичем и Валентиной Михайловной все их любимые выражения, все их "словечки". Все эти "Митроша ошибся", "Мартын с балалайкой", "адски шикарно, как говорили Белгородские гусары", "о, это настоящий кардинал Пачелли".

У меня хранятся все записочки, которые мы с Валентиной Михайловной оставляли друг другу: "Хана не будить, пока сам не встанет... борщ сварить с грибами". "Хохолок! Скажи Хану, чтобы надел новые галоши. Лежат в бумаге на моем письменном столе" (Хан - это Алексей Федорович, а Хохолок - я). У меня это все хранится в огромном желтом кожаном портфеле. Это мой личный самый главный архив. Там и мамины письма. И Библия на французском, и лютеровское Евангелие на немецком, которые со мной путешествовали всюду. А вот и девичий альбом моей мамы со стихами и записями от поклонников. Смотрите, сохранился даже цветок в мамином альбоме, "цветок засохший, безуханный, забытый в книге вижу я...". Как вы думате, что это за цветок?

РГ: Похоже, что это бессмертник.

О том, как в России и в мире издаются и изучаются труды Алексея Федоровича Лосева, рассказывает доктор филологических наук, председатель Лосевской комиссии Научного совета "История мировой культуры" РАН Елена Тахо-Годи.

Российская газета: Елена Аркадьевна, как обстоят дела с изданием трудов Алексея Федоровича Лосева?

Елена Тахо-Годи: Каждый год появляются новые и новые издания книг Алексея Федоровича. Недавно вышли его работы 1920-1930-х годов "Вещь и имя. Самое само", "Имяславие. Ареопагитский корпус". Помимо отдельных изданий, к началу 2000-х годов издательством "Мысль" было выпущено 9 томов лосевских избранных трудов. Тогда же была переиздана его монументальная "История античной эстетики". В настоящее время издательство "Академический проект" взялось за переиздание знаменитого лосевского "восьмикнижия" 1920-х годов. Уже вышли в свет "Философия имени", "Диалектика художественной формы", "Диалектика мифа". Будем надеяться, что к 120-летию мыслителя, которое мы будем отмечать в 2013 году, эта серия выйдет целиком.

РГ: Как изучается наследие мыслителя?

Тахо-Годи: Исследование творчества Лосева ведется в нескольких направлениях. Это и выявление новых биографических, документальных фактов, и, конечно, попытки осмыслить лосевскую философскую систему в целом. Именно такую задачу ставили перед собой авторы коллективного труда "Алексей Федорович Лосев", вышедшего в минувшем году в издательстве "РОССПЭН" в серии "Философы России второй половины ХХ века". Среди более популярных изданий могу назвать антологию "Алексей Федорович Лосев", в которую вошли отрывки из лосевских работ, фрагменты работ о нем зарубежных и отечественных исследователей.

РГ: Расскажите подробнее об изучении Лосева за рубежом.

Тахо-Годи: Приведу лишь несколько примеров, свидетельствующих об интересе зарубежных ученых к наследию Лосева. Так, в 2008 г. во Франции в г. Бордо в Университете Мишеля Монтеня по инициативе профессора Мариз Денн была проведена большая международная конференция "Творчество Алексея Лосева в контексте европейской культуры". В Париже на заседаниях семинара по русской философии памяти Владимира Соловьева под председательством Бернара Маршадье в течение полугода анализировалась лосевская "Диалектика мифа". А совсем недавно в мае в Кракове в рамках международной конференции "Символ в российской культуре" анализу лосевского творчества была посвящена отдельная сессия. Мне самой приходилось выступать с лекциями и докладами о Лосеве по просьбе зарубежных коллег в университетах Люблина, Трира, Женевы, Бристоля. Недаром, лосевская "Диалектика мифа" к настоящему времени переведена почти на все европейские языки и даже на японский славистом и философом из университета Иокогама Ф. Осука.

РГ: А у нас в России?

Тахо-Годи: Одним из центров изучения лосевского творчества в последнее десятилетие стала Библиотека истории русской философии и культуры "Дом А.Ф. Лосева". Именно на базе "Дома А.Ф. Лосева" проходят учрежденные Культурно-просветительским обществом "Лосевские беседы" международные научные конференции, посвященные мыслителю, "Лосевские чтения". Ближайшие, как мы надеемся, пройдут в октябре нынешнего года и будут посвящены восприятию творчества Достоевского в культуре Серебряного века. А буквально на следующей неделе, 24 мая, в день кончины Лосева, в день глубоко почитаемых им святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, учителей Словенских, друзья, ученики и поклонники мыслителя будут поминать его на панихиде на Ваганьковском кладбище.

Здравствуйте, дорогая Аза Алибековна!

Пишет Вам Нина Большухина. Та, статью которой о лирике Фета одобрил Алексей Федорович в 1978 году, и которая поступила по его и Вашей, Аза Алибековна, рекомендации в заочную аспирантуру ИМЛИ и защитилась. Я редко обращалась к Вам, Аза Алибековна. Жизнь складывалась так трудно, что все мои «страдания», о которых я писала Вам в своих «воспоминаниях» в 1994 году, и на которые Вы мне так тепло и сочувственно ответили и прислали книгу Алексея Федоровича на память, кажутся мне сейчас прекрасной сказкой. Вы и раньше дарили мне книги Алексея Федоровича, приглашали на конференции, а я была только на конференции, посвященной 90-летию Алексея Федоровича и на «Лосевских чтениях» в 1991 году с докладом «Жизненный подвиг св. Димитрия Ростовского в свете концепции А.Ф. Лосева: религия как жизнь».

Позднее я посылала Вам мои статьи в сборниках ИМЛИ. Вы прочитали и написали мне письмо, очень чутко и верно оценивая их!

Дорогая Аза Алибековна, я всегда восхищалась Вами: Вы не просто большой ученый, остающийся на самых передовых рубежах науки, и не только очень хороший, порядочный человек в самом большом значении этого слова, но еще: стойкий оловянный солдатик, совершающий подвиг бескорыстной любви. А если совсем серьезно - подвиг жизни (по А.Ф.Лосеву). Вы сделали так много! В стольких людях приняли участие. Не говоря о главном деле Вашей жизни!

Очень болела душа, когда читала о Вашем юбилее! 95 лет дорогой и любимой Азе Алибековне, так хотелось увидеть, поблагодарить, поздравить! Не смогла. Поздравляю Вас сейчас в дни конференции, посвященной Вам! Вы достойны всех самых высоких слов, которые будут сказаны! И я присоединяюсь к ним! Будьте здоровы и как можно дольше не покидайте нас! Вы наша человеческая, нравственная, духовная опора!

С уважением и благодарностью,

Ваша Нина Большухина

Дорогая Аза Алибековна,

Сердечно поздравляем Вас с юбилеем от имени нашей группы 2000-го года выпуска кафедры классической филологии МГУ им. М.В. Ломоносова и очень надеемся иметь счастье праздновать и 100-й, и 110-й, и 120-тилетний Ваш юбилей!

Мы каждый раз с особым трепетом переступали порог «святая святых» кафедры – ауд. 1025 1-го гуманитарного корпуса МГУ, - в которой Вы читали нам курс «История античной литературы» во время второго года обучения, и именно Вы были первым научным руководителем для всех нас, а некоторым выпало счастье продолжить научную работу под Вашим руководством и далее, в аспирантуре и после защиты диссертации.

Семинар по древнегреческому языку на V-м курсе, во время которого мы с Вами читали, в частности, «Прометея прикованного» Эсхила, показал нам возможность восприятия текста античной трагедии во всей полноте ее звучания – с соблюдением размеров и мелодики стиха (все помнят знаменитое «τίς ἀ χώ, τίς ὀ δμὰ προσέ πτα μ`ἀφε γγής;») – и Вас как истинного носителя древнегреческого языка, которых – в отличие от современных носителей латинского – на порядок меньше.

Здоровья Вам, счастья и радостей!

Очень Вас любим!

Сергей Забелин, Екатерина Илюшечкина, Антонина Калинина, Наталья Крофтс, Елизавета Наумова (ст.), Анна Новохатько, Юрий Пущаев, Мария Уварова, Эвелина Янзина

«Судьба <…> придает окончательный рисунок жизни каждому человеку, творит человека по только ей известным умным замыслам и, можно сказать, эстетически, то есть выразительно, его оформляет. » Для автора этих строк судьба не пожалела выразительных средств: ни тяжелых испытаний, ни волшебных даров. Зато какая получилась картина! Беспощадный век ломал и сметал все живое, но и его сил не хватило. Sapiens dominabitur astris. И вот рисунок судьбы явил нам прекрасную и поучительную жизнь. Ученица, спутница и опора великого человека – это не без труда, но можно найти в русской истории. Труднее вспомнить случай, когда рядом – достойные сравнения – оказываются и плоды творчества. Азе Алибековне Тахо-Годи это удалось. Выдающийся ученый; блистательный педагог, воспитавший поколения талантов; свидетель эпохи, описавший ее в мемуарах прекрасной русской прозой; хранитель достоинства российской интеллигенции во времена гонений … Но и нам судьба подарила замечательную возможность, рассказать о нашем восхищении самому юбиляру. Многая лета, дорогая Аза Алибековна!
Александр Доброхотов

Дорогая Аза Алибековна!

Позвольте нам поздравить Вас с замечательным юбилеем! Примите наши самые сердечные пожелания здоровья, творческих успехов, неизменной и всех восхищающей силы духа, праздничного настроения и всего самого наилучшего! Иерусалимское солнце шлет Вам свой свет и тепло!

Ваши верные друзья и поклонники - Нина и Димитрий Сегал .

Дорогая Аза Алибековна!

Всегда с глубокой благодарностью вспоминаю Вашу, в случае необходимости, строгую, но добрую заботу о нас, учащихся, необычайную щедрость, с которой Вы делились с нами своими знаниями, Ваши блестящие лекции и семинары, внимание, с которым Вы относились к нашим научным интересам и выбору нами сферы деятельности, Ваше мудрое руководство, сочетавшее требовательность с отсутствием мелочного контроля.

Восхищаюсь Вашим душевным богатством, духовным и интеллектуальным долголетием, неизбывным – по сей день! – интересом к работе со студентами, аспирантами и коллегами, вдохновенным и вдохновляющим трудолюбием, выдержкой, чувством юмора и непоколебимостью.

Никогда не забуду часов, проведённых, благодаря Вашему приглашению, в 1974 году за работой в личной библиотеке А.Ф.Лосева и того пиршества духа, которого Вы сделали меня сопричастным в общении с Вами и тогда, и впоследствии. Ваша неизменное бодрствование в Ваш славный юбилей – источник оптимизма для всех нас.

Многая Вам и благая лета!

Фёдор Шелов-Коведяев

Дорогая Аза Алибековна,
Мысли о Вашем юбилее перенесли меня на 25 лет назад… Тогда я, молодой немецкий славист, только что защитивший докторскую диссертацию и работающий над габилитацией о метадискурсивной аргументации в русском философском дискурсе от Ломоносова до Лосева, оказался в Москве и искал встречи с Вами, чтобы, как и многие другие, поговорить о Лосеве.
Мы договорились о встрече по телефону, а затем Вы радушно приняли меня у себя дома, поили чаем и подарили Лосевский том. Подробности нашего разговора я уже не помню, но запечатлелось на все эти годы главное – атмосфера нашего разговора, живая, со множеством новых для меня мыслей. Я получил тогда не только нужную информацию о творчестве философа, но и оказался в настоящем философском доме, где живет вся история философии, начиная Аристотелем. Вы сама стали для меня тогда вдохновением и ее воплощением. Я сомневаюсь, что русская философская мысль играла бы для меня и после габилитации настолько ключевую роль, если бы Вы не стали для меня ее живым олицетворением. За это я Вам буду бесконечно благодарен и хочу пожелать еще много вдохновенных творческих лет, бесконечных разговоров, талантливых и благодарных учеников.
Посылаю Вам сердечный привет из бюро дрезденского института славистики, Ваш Хольгер Куссе
Professor Dr. Holger Kuße
Technische Universität Dresden
Fakultät Sprach-, Literatur und Kulturwissenschaften Institut für Slavistik Slavische Sprachgeschichte und Sprachwissenschaft

Виктор Петрович и Тамара Викторовна Троицкие, все участники конференции (Грузия, Мцхета).

Сотрудники кафедры классической филологии Филологического факультета МГУ

Вита Витальевна Муханова ( кафедра классической филологии МГУ)

Александра Никифорова

Юрий Алексеевич Ростовцев

Ольга Викторовна Смыка, Александр Исакович Штерн

Дорогая Аза Алибековна, из Франции и города Бордо, где состоялась международная конференция о А.Ф Лосеве, я поздравляю Вас с юбилеем 95-ог летия. В памяти этого события и всех наших встреч в Москве, примите от меня эти фотографии и самые мои искренние и теплые пожелания хорошего здоровья и творческих сил. С благодарностью и уважением за все ваши научные труды. Профессор Мариза Денн , Университет Бордо, Франция Денн

Дорогая Аза Алибековна!
От всей души поздравляю Вас с днем рожденья! Желаю Вам Божией помощи, здоровья, сил и радости, всего самого доброго и прекрасного.
С уважением и любовью,
Катя Ройшель (Ильина)

Видеопоздравление Магнуса Юнггрена

Поздравление Эмила Димитрова

Поздравление от Университета Саппоро

Дорогая Аза Алибековна, поздравляю Вас, очень желаю Вам сил, здоровья и радости!
Счастлива быть знакомой с Вами. С уважением, Ольга Балла-Гертман .

С 95-ым днем рождения, Аза Алибековна! Желаю Вам здоровья, хорошего аппетита в окружении близких друзей и родственников.
Чтобы Вы наслаждались этими днями! С глубоким уважением, Эдит Клюс .

Дорогая Аза Алибековна,

мой дорогой учитель!

Благодарю Вас за учение, за науку

и склоняюсь перед своеобразием Вашей личности

и Вашей судьбы.

Студенткой я многого не знала,

как никто не знал,

многого не понимала,

как все не понимали.

Но всегда было ясно,

что Вы ни на кого не похожи.

Мне это нравилось.

Мне нравилось, что Вы уважали свободу и свободолюбие.

Что Вы любили книжки и увлеченно ворочали словари.

Моему учителю было интересно. И мне это передалось.

Мне по сей день интересно.

Как Дом Лосева неизменно стоит на Арбате,

так и Вы неизменно присутствуете в моей жизни.

Пусть Небеса дадут Вам сил и здоровья!

А любовь родных и учеников и место в истории России у Вас уже есть.

Нина Брагинская

Дорогая Аза Алибековна! От всей души поздравляю Вас с Днём Рождения!
Желаю здоровья, света, радости и помощи Божьей в трудах и днях Ваших!
С восхищением и благодарностью - Дмитрий Шеваров
обозреватель "Российской газеты", член Союза писателей Москвы

Дорогая Аза Алибековна, дорогой и любимый наш учитель, наш друг! С Днем рожденья Вас!
Одна из Ваших учениц, Тамара Теперик .

Азе Алибековне Тахо-Годи по случаю ее 95-летия самые сердечные пожелания здоровья и еще долгой, интересной жизни
шлет с восхищением Леонид Геллер из Парижа и Лозанны.

Дорогая Аза Алибековна! Примите от догоняющего Вас Б.Ф. Егорова самые горячие поздравления с великим юбилеем и не менее горячие пожелания здоровья!
Адрес Infinito удивительно точно и ярко характеризует наши жизненные пути: бесконечно движемся по календарным дорогам и ухабам --
и дай Бог нам и дальше так шествовать. И дай Бог такого же пути всем нашим близким!! Всегда Ваш Б.Е.

Поздравляю Азу Алибековну со славной жизненной датой!
Спасибо ей за её деятельность, за культурное окормление соотечественников.
Юрий Кублановский , литератор.

Дорогая Аза Алибековна, поздравляю вас с юбилеем, желаю вам здоровья, благополучия, много творческих сил и успехов!

Ваша Аннетт (Annett Jubara , FTSK der J. Gutenberg-Universität Mainz, Germersheim, Deutschland)

Глубокоуважаемая Аза Алибековна, от всего сердца поздравляем Вас с 95-летием и желаем здоровья, сил и всего самого светлого. Мы благодарны Вам за Ваши усилия по поддержанию классической филологии не только в Москве, но и по всей России. Поколения Ваших бывших студентов и тех, кто учился у Вас, преподают во многих и многих университетах страны и активно участвуют в создании интеллектуальной атмосферы нашего Отечества. Надеемся, что и те студенты, занятия с которыми Вы ведете сейчас, также будут во многом определять филологическое направление в развитии гуманитарного знания. В день Вашего юбилея позвольте нам выразить восхищение Вашей энергией и преданностью филологической науке и пожелать Вам талантливых учеников и приятных трудов.

С глубоким уважением

В. П. Казанскене, Н. Н. Казанский

Дорогая, глубокоуважаемая Аза Алибековна! От всей души желаю Вам светлых дней, радости и здоровья!
Для многих из представителей целого ряда поколений Вы являетесь непосредственной связью с миром не только великого Алексея Федоровича Лосева, но и с культурой подлинной Науки и академической Традиции. Для меня лично общение с Вами - это всегда радость, торжество мудрости и света. Стоит только вспомнить Вашу улыбку и острый, читающий глубины души, взгляд, сразу обретаешь духовные силы и веру в то, что мы делаем.
Спасибо Вам, дорогая Аза Алибековна, за то, что Вы есть! Многая лета!
Всегда Ваш, Костя Зенкин

Дорогая Аза Алибековна!
Поздравляю Вас со знаменательным юбилеем и благодарю Судьбу за то, что Вы столько лет рядом с нами, учите нас своей жизнью стойкости и верности. И еще поздравляю Вас с празднеством дорогой Вам иконы Иверской Божией Матери. Помню, как в этот день теперь уже далекого 1990 года, вернувшись из храма Воскресения Христова в Сокольниках, Вы подарили мне книгу Алексея Федоровича «Страсть к диалектике» в память ее автора.Теперь живу в ожидании юбилейной конференции, перечитываю Ваши книги и статьи, поражаюсь, как много Вами сделано. Спасибо! Обнимаю Вас и целую нежно.
С неизменным уважением и любовью
Ваша Надя (Н.К. Малинаускене )

Дорогая и многоуважаемая Аза Алибековна,
Для меня большая честь поздравить Вас с юбилеем 95-летия!
Примите мои самые теплые и искренние пожелания Божиего благословения, сил, радости, доброго здоровья и всех благ! К этим словам присоединяю сердечные поздравления от руководства и всех сотрудников Философского факультета Папского университета Иоанна Павла II в Кракове. Многая лета!
с. Тереза Оболевич ,
проф. Папского университета Иоанна Павла II в Кракове

Дорогая Аза Алибековна!
Сердечно поздравляю Вас в этот день! Хочу Вам сказать: на Вас многое держится в нашей философии и культуре. Пусть сознание этого придаст Вам новые силы!
Обнимаю,
Ваш Абдусалам Гусейнов

Глубокоуважаемая и Дорогая Аза Алибековна,
сердечно поздравляю Вас с Днём Рождения! Шлю искреннейшие пожелания хорошего здоровья, очередных творческих открытий, благополучия. Ad multos annos!
С совершенным почтением и благодарностью за Ваши научные труды -
Анджей Дудек из Кракова

Есть ученые, поражающие сразу точностью идей и стиля.
Есть ученые, открывающие большие перспективы для дальнейших исследований.
Аза Алибековна Тахо-Годи продолжает оставаться знатоком этих перспектив:
как в сказке, веля доходить до тридевятого царства и не сбиться со счета.
Очарованность – еще одно слово, вспоминающееся первым:
удивление – единственная научная эмоция, не огорчающая предмет,
и Аза Алибековна остается мастером такого очарованного удивления.
Наконец, никто как Аза Алибековна так сейчас не знает философского бытия,
тайного, любящего прятаться, но по-царски одаривающего века.
Слава мастеру!
Александр Викторович Марков .

Глубокоуважаемая Аза Алибековна!
Томские филологи поздравляют Вас с замечательным юбилеем!
Желаем Вам неизменного здоровья и неиссякаемой творческой энергии!
Ваши труды входят в золотой фонд классической филологии.
Ваши книги – это школа для нескольких поколений филологов.
С глубокой благодарностью и душевным трепетом вспоминаю Ваши изумительные лекции по греческой мелике, которые посчастливилось слушать в МГУ.
С сердечным приветом и самыми добрыми пожеланиями от имени филологов-классиков ТГУ
профессор кафедры общего языкознания и классической филологии Л. Леушина .

Дорогая Аза Алибековна!
Сердечно поздравляю Вас с Днём рождения!
Желаю Вам Всего самого доброго: пусть крепость Вашего духа всегда поддерживает Вас в добром здоровье, многая Вам лета!
Я бесконечно благодарна Вам за Тепло Вашей души, за внимание ко мне. Вы удивительный человек –
подвижник, сделавший так много для сохранения творческого наследия Алексея Фёдоровича, для сохранения живительного течения русской философской мысли.
Низко кланяюсь Вам с великой благодарностью.
Храни Вас Господь!
Ирина Назаренко , Краснодар, КубГУ.

Дорогая и бесконечно почитаемая Аза Алибековна! Позвольте Вас поздравить с Вашим Юбилеем из Сербии от имени кафедры Славистики Белградского Университета
и от себя лично, Вашей ученицы, Веры Васильевны Борисенко , экс-доцента кафедры общего языкознания МГУ им.Ломоносова
и более 20-ти лет старшего преподавателя кафедры Славистики Белградского Университета.
Неслучайно говорится, что жизнь даётся каждому, а старость только избранным!
Вы – безусловная избранница судьбы! Вы были спутницей, помощницей и верным продолжателем идей и трудов великого Алексея Фёдоровича Лосева!
Вы воспитали целую плеяду замечательных учеников и преданных соратников... Своим ученикам вы подарили и осветили своими трудами не только их путь в науку,
но и свободу собственного выбора своего пути в этом Океане Античности... Вы действительно стали и остаётесь истинная ALMA MATER целого ряда генераций Ваших учеников и последователей!
Желаем Вам олимпийского здоровья, эпикурейской бодрости духа и тела и нового дальнейшего творчества!
Сердечно обнимаю Вас, Ваша Вера.