Книга: Лавкрафт Говард Филлипс «Иные боги. Иные боги

15.07.2019

Жанр: Произведения на сайте Lib.ru

Го́вард Фи́ллипс Лавкра́фт (англ. Howard Phillips Lovecraft , 20 августа , Провиденс , Род-Айленд , США - 15 марта , там же) - американский писатель и поэт , писавший в жанрах ужасов , мистики , совмещая их в оригинальном стиле. Родоначальник Мифов Ктулху . При жизни Лавкрафта его произведения не пользовались большой популярностью, однако уже после его смерти они оказали заметное влияние на формирование современной нам массовой культуры. Его творчество настолько уникально, что произведения Лавкрафта выделяются в отдельный поджанр - так называемые Лавкрафтовские ужасы .

Биография

Лавкрафт в раннем детстве, 1892.

Лавкрафт в возрасте 9-10 лет.

Лавкрафт был воспитан матерью, двумя тётками и дедушкой (Уиппл Ван Бюрен Филлипс), который приютил семью будущего писателя. Говард был вундеркиндом - читал наизусть стихи ещё в возрасте двух лет, а с шести уже писал свои . Благодаря дедушке, у которого была самая большая библиотека в штате , он познакомился с классической литературой. Помимо классики он увлёкся готической прозой и арабскими сказками Тысячи и одной ночи .

В возрасте 6-8 лет Лавкрафт написал несколько рассказов, большая часть которых к сегодняшнему дню не сохранилась. В возрасте 14 лет Лавкрафт пишет своё первое серьёзное произведение - «Зверь в пещере ».

Ребёнком Лавкрафт часто болел, и в школу пошёл лишь в возрасте восьми лет, но через год его забрали оттуда. Он много читал, изучал между делом химию, написал несколько работ (размножал их на гектографе небольшим тиражом), начиная с 1899 года («Научная газета»). Через четыре года он вернулся в школу.

Уиппл Ван Бурен Филлипс умер в 1904 году , после чего семья сильно обеднела и была вынуждена переехать в меньший дом на той же улице. Говарда опечалил выезд, и он даже подумывал о самоубийстве. Из-за нервного срыва, случившегося с ним в 1908 году , он так и не окончил школу, чего сильно стыдился.

Лавкрафт писал фантастику ещё в детстве («Зверь в пещере » (), «Алхимик» ()), но позже предпочёл ей поэзию и эссе. Вернулся к этому «несерьёзному» жанру он лишь в 1917 году с рассказами «Дагон », затем «Гробница». «Дагон » стал его первым изданным творением, появившись в 1923 году в журнале «Таинственнные рассказы» (Weird Tales ). В то же время Лавкрафт начал свою переписку, ставшую в итоге одной из самых объёмных в XX веке. Среди его корреспондентов были Форрест Аккерман, Роберт Блох и Роберт Говард .

Сара, мать Говарда, после долгой истерии и депрессии попала в ту же лечебницу, где умер её муж, и там же умерла 21 мая 1921 года . Она писала сыну до своих последних дней.

Несмотря на писательские успехи, Лавкрафт всё больше нуждался. Он снова переехал, теперь уже в маленький домик. Сильное впечатление на него произвело самоубийство Роберта Говарда . В 1936 году у писателя обнаружили рак кишечника, следствие недоедания . Говард Филлипс Лавкрафт умер 15 марта 1937 года в Провиденсе (штат Род-Айленд, США).

Творчество

Предшественники

К писателям, чьё творчество оказало влияние на Лавкрафта, в первую очередь нужно отнести Эдгара Аллана По , Эдварда Дансейни , Артура Мейчена , Алджернона Блэквуда , Амброза Бирса , Лафкадио Хирна .

Последователи

Август Дерлет

Пожалуй, главным из последователей Лавкрафта как с точки зрения хронологии, так и с позиций преемственности, является Август Дерлет . Несмотря на то, что впоследствии многие авторы обращались к созданному Лавкрафтом пантеону космических богов, именно Дерлет стал создателем и руководителем издательства «Arkham House», в котором публиковались произведения самого Лавкрафта, Дерлета и всех, кто так или иначе соприкасался в своём творчестве с созданными Лавкрафтом мирами. Дерлет также был довольно успешен как писатель, хотя и не мог сравниться по силе воздействия со своим учителем. Однако он был гением издательского дела - книги издательства «Arkham House» того периода в настоящее время являются библиографическими редкостями. К тому же это был редкий случай, когда издательство создавалось под творчество конкретного человека.

Стивен Кинг

Творчество Лавкрафта, повлиявшее на массовую культуру Запада, оставило неизгладимый след на творчестве бесчисленного числа писателей, работавших и работающих в жанре мистики и ужасов. Одним из творческих наследников Лавкрафта является и знаменитый «Король Ужасов» Стивен Кинг . Наиболее ярким произведением, в котором Стивен Кинг не подражает манере повествования Говарда Лавкрафта, но отдаёт дань таланту последнего, является повесть «Крауч Энд», экранизированная кинокомпанией «TNT» в сборнике киноновелл «Кошмары и фантазии Стивена Кинга». В работах Кинга чётко просматриваются следы влияния творчества Лавкрафта. Так, Роман «Оно » непосредственно отсылает читателя к космическому ужасу, пришедшему из незапамятных времён. Следует однако отметить, что ужас Кинга может быть довольно чётко разграничен на три основные части: космический (Лавкрафт), загробный и научный (Мэри Шелли).

Помимо прочего, действие большинства книг Стивена Кинга происходит в небольших американских городках, что также характерно и для работ Лавкрафта, который считал, что самые страшные вещи творятся в тихих местах.

«Некрономикон» и другие произведения, упоминаемые Лавкрафтом

Обычно Лавкрафт ссылался на древние книги, содержащие секреты, которые не должен знать человек. Большей частью ссылки были вымышленными, но некоторые оккультные работы существовали в действительности. Сочетание выдуманных документов с реальными в одном контексте позволяло первым казаться настоящими. Лавкрафт давал только общие ссылки на такие книги (в основном для нагнетания атмосферы) и редко делал детальное описание. Наиболее известным из этих выдуманных манускриптов является его «Некрономикон », о котором писатель больше всего говорил. Его объяснения по поводу этого текста были так хорошо продуманы, что многие люди и по сей день верят в реальность этой книги, и это позволяет некоторым наживаться на неосведомлённости других.

The Book of Eibon, Livre d’Eibon, or Liber Ivonis

Придумана Кларком Эштоном Смитом . Лавкрафт лишь несколько раз ссылался на эту книгу в своих рассказах: «Сны в ведьмином доме», «Существо на пороге», и «Тень из безвременья». В последние два года жизни Лавкрафт давал ссылки на два «перевода» этой книги: «Livre d’Eibon» («Дневник Алонзо Тайпера») и «Liber Ivonis» («Обитающий во тьме»). В рассказе «Каменный человек» книга Эйбона служит в качестве основной книги семейной линии колдунов Ван Кауранов, тщательно скрываемой и передающейся по наследству.

Cultes des Goules by the Comte d’Erlette

Имя автора этой книги образовалось из имени Августа Дерлета , чьи предки перебрались из Франции и чья фамилия исторически правильно писалась как Д’Эрлетт. Как и во множестве подобных случаев, Лавкрафт ссылался на эту книгу всего несколько раз: в рассказах «Тень из безвременья», «Затаившийся у порога » и «Обитающий во тьме».

De Vermis Mysteriis by Ludvig Prinn

«Мистерии червя» (в некоторых переводах - «Таинственные Черви») и их автор Людвиг Принн были придуманы Робертом Блохом , а латинское название книги «De Vermis Mysteriis» придумал Лавкрафт. Он ссылался на неё в рассказах «Тень из безвременья», «Дневник Алонзо Тайпера», «Единственный наследник» и «Обитающий во тьме».

The Eltdown Shards

Этот труд есть создание воображения Ричарда Ф. Сирайта, одного из корреспондентов Лавкрафта. Лавркафт мельком упомянул его в своих произведениях: «Тень из безвременья» и «Дневник Алонзо Тайпера».

The Necronomicon or Al Azif of Abdul Alhazred

Пожалуй, самая известная из мистификаций Лавкрафта. Он давал ссылки на «Некрономикон», также известный как «Аль Азиф», в 18-ти своих рассказах. Настоящим арабским названием этого манускрипта было «Аль Азиф», что означало - «звук, производимый ночными насекомыми», который, как считали арабы, на самом деле издавали демоны. Абдул Альхазред , мифический автор этой книги, жил в Дамаске , где и был написан «Некрономикон». В 738 году н. э. он был прилюдно поглощён невидимым демоном. «Аль Азиф» был переведён на греческий Теодором Филетом из Константинополя, который и дал рукописи название «Некрономикон». Олаус Вормиус перевёл текст на латынь в 1228 году. В 1232 году, вскоре после перевода Вормиусом, папа Григорий IX запретил как греческую, так и латинскую версию книги. Вормиус отмечает, что оригинальный арабский текст к тому времени был уже утерян. Доктор Джон Ди перевёл его на английский, но только несколько фрагментов этого варианта сохранились до нашего времени. В настоящее время латинский перевод XV-го века находится в Британском Музее, редакции XVII-го века находятся в Национальной Библиотеке в Париже, Библиотеке Гарварда, Университете Буэнос-Ариеса, и Мискатоникском Университете Акхема. Естественно, все эти копии тщательно сохраняются.

Первый раз «Некрономикон» упоминается в рассказе «Пёс» (сентябрь 1922), хотя Абдул Альхазред, автор этого труда, упоминается раньше, в «Безымянном Городе» (январь 1921). Именно здесь известнейшее изречение из «Некрономикона» упоминается впервые:

That is not dead which can eternal lie,
And with strange aeons even death may die.

Пожалуй самая длинная выдержка из «Некрономикона» встречается в рассказе «Ужас в Данвиче»:

…не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на Земле. Древние были, Древние существуют, Древние будут всегда. Но не в известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они невидимы для глаз наших. Один Йог-Сотот знает вход в этот мир. Йог-Сотот - и ключ, и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Сототе. Он ведает место, где Древние пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает, где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие, но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их присутствии шепчет трава. Они выкорчёвывают леса, уничтожают города, но никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях познал их Кадаф, а разве человек когда-либо познавал Кадаф? Льды на севере и затопленные острова в океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Сотот откроет двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной, так и Они ждут своего Часа!!!

The People of the Monolith by Justin Geoffrey

Как книга, так и её автор были придуманы Робертом Ирвином Говардом , Лавкрафт же лишь один раз ссылается на них в рассказе «Тварь на пороге»:

Время шло, я увлёкся архитектурой и оставил свой замысел проиллюстрировать книгу демонических стихов Эдварда, впрочем, наша дружба оттого не пострадала и не стала слабее. Необычный гений молодого Дерби получил удивительное развитие, и на восемнадцатом году жизни он выпустил сборник макабрической лирики под заглавием «Азатот и прочие ужасы», произведший сенсацию. Он состоял в оживлённой переписке с печально известным поэтом-бодлеристом Джастином Джеффри, тем самым, кто написал «Людей монолита» и в 1926 году умер, крича накрик, в сумасшедшем доме, незадолго до того посетив какую-то зловещую и пользующуюся дурной славой деревушку в Венгрии.

Узнать о Джастине Джеффри можно в рассказе Роберта Говарда «Чёрный Камень» (1931).

The Pnakotic Manuscripts (or Fragments)

Ещё одна мистификация Лавкрафта. Его «Пнакотические манускрипты» или «Фрагменты» (ссылки в 11-ти произведениях) уступают по частоте обращения лишь «Некрономикону». Никаких деталей о происхождении или содержании этих текстов Лавкрафт не указывает. Скорее всего, эти тексты были написаны в дочеловеческий период.

Seven Cryptical Books of Hsan

Лавкрафт лишь упоминал о книгах Хсана в «Иных Богах» и «Сомнамбулическом поиске Кадафа Неведомого» оба раза вместе с «Пнакотическими манускриптами».

Unaussprechlichen Kulten, Black Book, or Nameless Cults by Friedrich von Junzt

Роберт Говард впервые представил «Неименуемые культы» в своём рассказе «Дети ночи» (1931). В следующем году Лавкрафт придумал немецкое название для этих трудов, так как фон Юнтц писал оригинал на немецком. Это название, «Ungenennte Heidenthume», не удовлетворило некоторых из корреспондентов Лавкрафта. Август Дерлет изменил его на «Unaussprechlichen Kulten», которое и утвердилось (хотя в переводе это означало - «Непроизносимые культы», то есть культы, название которых невозможно произнести. «Die Unaussprechlichen Kulten» или «Unaussprechliche Kulten» было бы правильнее).

Хотя Лавкрафт не ссылался на эту книгу чаще чем на другие, он дает её историю издания в рассказе «Вне времён»:

В сущности, любой читатель страшных «Безымянных Культов» фон Юнтца мог бы с первого взгляда установить бесспорную связь между ними и таинственными письменами на плёнке. Но в те времена мало кто знал эту кощунственную работу: первое её издание было уничтожено в Дюссельдорфе в 1839 году, в 1845-м появился перевод Бредуэла, а в 1909-м был опубликован сильно сокращённый вариант.

«Чёрная Книга» фон Юнтца встречается в нескольких рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931), «Чёрный Камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932). В последнем рассказе представлена история написания и публикации этой книги.

R’lyeh Text

Данный текст упоминается у Лавкрафта в рассказе «Затаившийся у порога ». Кроме того в том же рассказе даётся вторичная косвенная ссылка на данный текст через другую вымышленную книгу профессора Шрусбери «Исследование мифотворчества у первобытных народов о Последнем дне с Особым упоминанием Текста Р’лайха».

Достоточно небольшой, но очень интересный рассказ Лавкравта, скорее напоминает миф, чем обычную историю. События, отображонные в рассказе мне были вдвойне интересны, поскольку побывав в Тибете я попал немного в похожую ситуацию, когда был там в творческом отпуске. Мы путишествовали в двоем с гидом и как-то раз пришли в одну деревушку в которой мы должны были заночевать. Мы пришли слишком рано и еще пол дня было в переди. В той деревушке находился храм у подножия небольшой горы (ну гдето 700 м + те 4 500 тыс на которых стояла деревушка). Короче уломал я гида пойти на ту гору, хотя он меня предупреждал, что это гора Богов и туристы на нее не ходят. Подьем и спуск - это отдельная история, но короче: после того как мы спустились с горы у меня всю ночь был жар, болела голова и меня рвало (вообщем горная болезнь). Когда же я рассказал гиду о проишествмм он сказал, что предупреждал меня что нельзя заходить на гору Богов. И хотя мы поднимались потом и на более высокие участки горная болезнь ни разу не давала о себе знать. Моя история, как и история Лавкрафта поучает тому, что Богам лучше не кидать вызов, какими бы они не были:pray:

Оценка: 10

Чтож это еще один кусочек далекого и фэнтезийного мира, который уже живет и описан в таких произведениях как «Искания Иранона», «Рок, покаравший Сарнат», «Сонабулический поиск неведомого Кадата». Этот мир довольно интересен и невозможен одновременно, он самостоятелен и весьма претенциозен. Этот мир - отличная площадка для философско-фэнтезийного жанра, жанра мифа, жанра притчи. Поэтому Лавкрафт так легко и непринужденно использует этот мир в благих целях, он доносит до читателя красивые и глубокие истории, обрамляя повествование лаконичным языком, немного непривычным, но завораживающим и многоступенчатым.

Сюжет этого рассказа может так же трактоваться, как некая притча. Ведь мы имеем двух героев непохожих друг на друга, и по задумке автора на примере судьбы одного из них мы должны понять, учитывая поведение другого, кто же прав в этой ситуации а кто виноват, кого сгубил собственный характер и предвзятое мнение, а чью жизнь сохранил страх.

Атмосфера так же имеет свою магию и завораживает читателя своей мистической стороной. Ведь автор пытается донести и вложить в этот мир некоторый фундамент, написать историю этого мира и уже отталкиваться от этого, как от данного. Мы узнаем о богах, живших когда-то на этих землях. И тут прослеживается некоторая грань, с помощью которой писатель пытается разделить этих богов на до и после, на сильных и слабых, на локальных и глобальных, если можно так выразиться. И если рассматривать все творчество Лавкрафта так глобально, как только это возможно, то можно проследить эту связь и множественные попытки автора вплести и уровнять все свои созданные вселенные, подвести черту под общим знаменателем и выстроить какую-то свою неподвластную объяснениям последовательность миров, их сотворение, их жизнь и увядание. Ведь что такое Мир Катада и Ултара? Может это наш мир, да только настолько древний, что мы не можем его узнать по описанию.

«Другие боги» - это объявление, это претензия к этому миру. Лавкрафт берет этот мир и ставит своей авторитетной писательской рукой на полку с другими мирами, логически связывая их незримыми нитями. Другие боги - это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат. Они настолько могущественны и глобальны, что незримое их присутствие внушает страх и ужас у тех земных богов, которые в страхе ушли и покинули свой мир, в котором теперь будут новые хозяева.

Именно так я понял данное произведение. 9 из 10.

Оценка: 9

Маленький шедевр Лавкрафта, представляющий собой абрис его метафизики.

Существуют две категории богов. Первая - это земные боги. Лавкрафт не называет их имена, но очевидно, что они нам хорошо известны. Это Христос, Аллах, Зевс, Один и проч. Эти боги слабые, трусливые, они уступают напору человека, прячась на все более и более недоступных горных вершинах. Все, что они могут, это тосковать по былым забавам, да танцевать в редкие минуты спасительного забвения. Несмотря на то что они не показываются людям, среди последних есть такие, которые легко вычисляют богов: их передвижения, их затеи, их суть. Короче говоря, это слабые боги для слабых людей.

Но есть иные боги! Иные всему, что мы можем знать, помыслить, представить даже в самых ужасных кошмарах. Эти боги по-настоящему могущественны: им подвластны сами законы Вселенной, так что они могут сделать и верх низом, а низ верхом. Их имена тоже не называет Лавкрафт, но секрета здесь нет - это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат и проч. Земные боги для них - словно овечки на пастбище. Что же для них люди? Ничто. Пыль. Иным богам незачем скрываться от людей по недоступным кручам, незачем и отвечать на молитвы и призывы. Они являются, когда хотят, берут, что хотят, неподвластные никому, неисчислимые ни для кого, даже для самих себя. Это настоящие Боги. О них - все творчество Лавкрафта.

Пара слов о русских переводах. Хотя рассказ представляет собой небольшую поэтическую зарисовку, так что переводчикам вроде бы трудно напортачить, тем не менее это им вполне удалось. Наиболее приемлемый вариант - у Дорогокупли, который я и советую. Володарская традиционно обедняет язык Лавкрафта, а Бавина, при общем неплохом уровне, делает несколько диких ляпов. Например, у нее герои «вырубают» себе дорогу сквозь горы деревянными (!) палками, хотя в оригинале речь идет лишь о том, что они помогают себе посохами. Или уж совсем запредельное выражение «пропастная бесконечность«! Во-первых, если хочется образовать прилагательное от слова «пропасть», то нужно взять «бездонная», во-вторых, у Лавкрафта наоборот infinite abysses, то есть «беспредельные бездны». Как тут не пожелать, чтобы переводчики Лавкрафта сами не пропадали в таких вот «пропастных бесконечностях«!

Оценка: 10

«Другие боги» - пример религиозно-мифологического синкретизма в лавкрафтовской мифологии. С одной стороны, эти боги «незнаемы» и «непознаваемы», хотя и называемы - так, что, с другой стороны, простой человек вполне может знать их «житьё-бытьё». Иными словами, придающее эпическое звучание возвышенное представление о божественном переводится из области мифологии и религии на уровень фольклора. Носителем фольклорного сознания выступает герой – Премудрый Барзай, стремящийся к поистине алхимическому единому восстановлению своего знания о богах. При этом он, в сущности, не знает ничего о том, кто такие эти боги: ему известно только, как они живут, их образ жизни, способ бытия. Всё это он и хочет проверить и собрать свои сведения воедино, но сделать это решается в исключительную «ночь странного затмения». Ему противопоставлен юный кумирослужитель Атал: в отличие от Барзая, он молод, принадлежит молодой культуре, и, соответственно, поклоняется и служит уже совсем другим богам, приближенным к земле и человеку. В своём движении к заветной цели Барзай достигает обожения – но совершается это не по божественной воле, а тогда, когда он сам видит богов. В этом ярко проявляется одно из принципиальных различий между лавкрафтовскими божествами и религиями спасения: боги мифов Ктулху нечеловеколюбивы, они не хотят возвеличивания человека и уж тем более его обожения. Подобная идея могла возникнуть только уже для промежуточного уровня между ними и собственно людьми – для новых божеств в новых религиозных системах, которым соответствует уже наше современное сознание. Но и здесь обожение оказывается изначально скрыто, и потребовалась полемика св. Иринея Лионского и Климента Алексанлрисйкого с гностиками, чтобы прийти к пониманию и утверждению этого постулата. Вместе с тем, нелюбовь лавкрафтовских богов к человеку в пределе приводит к мысли о том, что они испытывают неуверенность в отношении людей, а в чём-то даже, возможно, и боятся его - опять же в силу того, что через посредничество не созданных ими самими новых божеств потеряли свой культовый статус для человечества. Отсюда возникает прометеево дерзание в поступке Барзая, каким его видит Атал. Наконец, в «Других богах» необычным образом явлен ужас - строго говоря, он не показан, а услышан: Атал слышит горделивые речи Барзая, в которых тот превозносит себя над богами, но вслед за тем он встречается уже с силой иного порядка, и если до этого он своими словами и действиями «отрицал» древность земных богов, то теперь уже и её, и Барзая «отрицают» древнейшие небесные боги. Герой падает в небо - перед нами, без сомнения, один из самых жутких образов, созданных Ховардом Филлипсом Лавкрафтом. Пожалуй, лучше всего уникальный сплав религии и мифа в сказовой основу этой истории был определён самим же автором в другом его произведении, «Сон о неведомом Кадате»: «Один старый кумирослужитель сумел даже взойти на высокую гору, дабы подсмотреть их танец при лунном свете. Он потерпел неудачу, а сотоварищ его преуспел в этом деле, и как он пропал, того не скажешь словами». Перед нами ещё одно превращение «наоборот»: оказывается, именно юный Атал выступает как главное действующее лицо, как принципиально важная для лавкрафтовского мира фигура связующего звена, живой памяти поколений. Потерпев поражение, он выжил, а Барзай, одержав победу, погиб.

Оценка: 10

«Другие боги» - это весьма неоднозначное и не вполне простое для оценок творение Лавкрафта. Стиль написания и сюжет разительно отличаются от большинства других работ мэтра, что, несомненно, идёт только в плюс. Рассказ не только не теряет в качестве, а наоборот получается даже лучше некоторых мистических произведений мечтателя из Провиденса. Секрет кроется в простоте повествования, которое выбрал за основу автор. Без всяких лишних и ненужных отступлений мы движемся вперёд вместе с сюжетом и, с удивлением отмечаем: у новеллы есть свой скрытый шарм. Возможно причина в том, что Лавкрафт отступил от привычного по другим работам описания вторжения кошмарных тварей в наш мир. Здесь он демонстрирует нам свой многогранный талант во всей красе. Из внешне простой и легко доступной для понимания истории, поначалу не несущей в себе почти никакого мистического оттенка, мы, вдруг наблюдаем мгновенную метаморфозу, оборачивающуюся неожиданным жутковатым эндшпилем. Лавкрафт не перестаёт удивлять и восхищать своим умением писать столь интересные и разные рассказы. Про автора можно сказать многое, но достаточно будет лишь одного и при этом главного: Говард Филлипс Лавкрафт - писатель от Бога. Больше мне добавить нечего, да, пожалуй, и не за чем. Читайте рассказ и вы не пожалеете.

Оценка: 10

«Покидая прежние горы, они забрали с собою все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ высеченный на вершине пика Нгранек»

«А над дымкой, окутавшей Хатег-Кла, Боги Земли по прежнему иногда исполняют свой танец…»

Рассказ о том как размножение и распространение людей с захватом все больших территорий изгнали творцов на самую высокую, отдаленную вершину, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека. Детальнее о упомянутом вскользь потустороннем мире можно узнать из «Поисков неведомого Кадата», где обитает чуть ли не целая треть всех созданных Лавкрафтом чудовищ.

Оценка: 10

«Другие боги» - рассказ, который относится к той категории произведений, что стóит прочесть только ради концовки. Основная часть повествования предельно проста и не особо увлекательна (хотя, замечу, написан рассказ таким красочным языком, что этот фактор можно назвать в качестве второй причины, по которой могу рекомендовать его к прочтению).

Точнее, подкупила меня не столько концовка (она, для читателей, хорошо знакомых с творчеством Лавкрафта, на 100% предсказуема), сколько одна фраза - слова, которые прокричал Барзай Мудрый перед своим таинственным исчезновением: «Я падаю в небо!». Удивительные слова, если глубоко вдуматься. В этом коротком предложении - экспрессивный и емкий образ инверсии мироустройства, обращения его в Хаос. Лично для меня эта фраза является своего рода девизом литературы Лавкрафта и вообще weird fiction.

Оценка: 10

Странная штука. Множество названий, просто перегруз, которые ни о чем читателю не говорят. Хотя усмотрел для себя несколько приятных авторских сравнений и оборотов.

Сюжет банален в духе «не суй свой нос куда не следует», подтверждающий творческую философию произведений Лавкрафта, что человек лишь окраина Вселенной, а не ее центр. Мутновато местами, хоть и рассказ очень короткий.

Я так понимаю это нечто предисловия к «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата», чтобы лучше читалось.

В итоге ни рыба ни мясо, ни то ни се.

Оценка: 5

Довольно не трудное в плане как описательском, так и тематичнском творение, пред читателем разворачивающее довольно обыкновенную историю, замешанную на привычной людской гордыни и жажде возвысить себя над тем, до чего даже дотянуться нельзя. История попытки, с самого начала которой будет присуще тотальное поражение. В принципе - ничего необычного и ничего плохого.

Лишь одно разбавляет дальную обыденность: стилистическое оформление автора. Говард Лафкрафт прибегает к обыкновенному для себя повествованию, не обремененному оформленными длиалогами даже там, где они есть, тем самым уже внутри своих мифов разделяя мир людской, и мир снов. И формируя на данной почве множество ситуаций, не присущих нашему обыденному существованию, прибегая к вещам фантастичным и описывая их как нечто обыденное, заставляя поверить в это читателя, вместе с тем неуступно убеждая того, что это - по ту сторону неведомого.

Однако автор славиться своими двойственными витиеватыми слогами, оставляя простор читателю для размышления над тем, возможно ли приоткрыть эту темнейшую занавесу, вновь возбуждая первобытный страх внутри. Это - однозначный талант формировать атмосферу столь плотную, столь подобную суспензии, что кажется, будто это и есть та самая занавесь... Для ценителей «Иные Боги» - очередное прекрасное творение.

Оценка: 8

® Издательство Иностранка

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

История Чарльза Декстера Варда

Главные Соки и Соли (сиречь Зола) животных таким Способом приготовляемы и сохраняемы быть могут, что Муж Знающий в силах собрать в Доме своем весь Ноев Ковчег, вызвав к жизни из праха Форму любого Животного по Желанию своему; подобным же Способом из основных Солей, содержащихся в человеческом Прахе, Философ может, не прибегая к запретной Некромантии, воссоздать Форму любого Усопшего Предка, где бы его Тело погребено ни было.

Глава первая

Развязка и пролог

Недавно из частной психиатрической клиники доктора Вейта, расположенной в окрестностях Провиденса, штат Род-Айленд, бесследно исчез чрезвычайно странный пациент. Молодой человек – его звали Чарльз Декстер Вард – был с большой неохотой отправлен в лечебницу убитым горем отцом, на глазах у которого умственное расстройство сына развивалось от невинных на первый взгляд странностей до глубочайшей мании, таившей в себе перспективу буйного помешательства либо полного перерождения личности. По признанию врачей, этот случай поставил их в тупик, поскольку в нем наблюдались необычные элементы как физиологического, так и сугубо психического свойства.

Прежде всего, пациент казался старше своих двадцати шести лет. Бесспорно, душевные болезни быстро старят, но здесь дело было не столько в его внешности, сколько в том едва уловимом выражении, какое обычно появляется лишь на лицах глубоких стариков. Во-вторых, жизненные процессы его организма протекали совершенно особенным образом, прежде неизвестным в медицинской практике. В дыхательной и сердечной деятельности больного наблюдалась загадочная аритмия; он почти лишился голоса и мог только шептать; пищеварение было до крайности замедленным, а нервные реакции на простейшие внешние раздражители не имели ничего общего со всеми наблюдавшимися ранее реакциями, будь они нормальными или патологическими. Кожа стала неестественно холодной и сухой; лабораторные исследования срезов тканей показали, что они приобрели необычную грубость и рыхлость. Большая овальная родинка на правом бедре рассосалась, а на груди появилось очень странное черное пятно, которого прежде не существовало. В целом все обследовавшие его врачи сходились во мнении, что процесс обмена веществ у Варда практически затормозился, и не могли найти этому феномену ни прецедента, ни какого-либо объяснения.

С точки зрения психики случай Чарльза Варда также был единственным в своем роде. Его безумие не походило ни на одну душевную болезнь, описанную даже в самых подробных и авторитетных научных источниках, и сопровождалось расцветом умственных способностей, которые могли бы сделать его гениальным ученым или выдающимся общественным деятелем, если бы не приняли столь неестественную и даже уродливую форму. Доктор Виллет, домашний врач Вардов, утверждает, что объем знаний его пациента в областях, выходящих за пределы его мании, неизмеримо возрос с начала болезни. Нужно сказать, что Вард всегда питал склонность к научным занятиям, и особенно к изучению старины, но даже в самых блестящих из его ранних работ не видно той удивительной точности суждений и того умения вникнуть в самую суть предмета, которые он позднее обнаружил в разговорах с психиатрами. При наличии у молодого человека столь выдающихся способностей было нелегко добиться разрешения на его госпитализацию; и только ввиду засвидетельствованных многими людьми странностей поведения, а также незнания им самых элементарных вещей, что казалось невероятным при его интеллекте, Вард был наконец помещен под наблюдение в лечебницу для душевнобольных. До самого момента исчезновения он читал запоем и был блестящим собеседником, насколько это позволял его голос, на каковом основании иные проницательные личности, и в мыслях не державшие возможность его побега, во всеуслышание предсказывали, что пребывание Варда в больничных стенах не затянется.

Только доктора Виллета, который в свое время помог Чарльзу Варду появиться на свет и с тех пор наблюдал за его телесным и духовным развитием, казалось, пугала сама мысль о выписке этого пациента из клиники, ибо доктору довелось пережить ужасные вещи и сделать чудовищные открытия, о которых он не решался поведать своим скептически настроенным коллегам. По правде говоря, сама по себе связь Виллета с этим случаем довольна таинственна. Он был последним, кто видел пациента и общался с ним, причем по выходе из комнаты Варда лицо доктора выражало ужас и в то же время облегчение. Многие вспомнили об этом через три часа, когда стало известно, что больной сбежал. Обстоятельства этого бегства так и остались тайной, которую в клинике доктора Вейта никто не смог разгадать. Правда, окно в комнате было открыто, но оно выходило на отвесную стену высотой в шестьдесят футов. Как бы то ни было, после разговора с доктором Виллетом молодой человек исчез. Сам Виллет не представил каких-либо объяснений, но странным образом казался спокойнее, чем до бегства Варда. Чувствовалось, что он охотно рассказал бы о пациенте намного больше, но опасается, что ему просто не поверят. Доктор еще застал Варда в комнате, но после его ухода санитары долго стучались в дверь, не получая ответа. Когда они наконец проникли в комнату, больного там уже не было. Им удалось найти лишь кучку мелкого голубовато-серого порошка, и они едва не задохнулись, когда холодный апрельский ветер, дувший из распахнутого настежь окна, разнес порошок по комнате. Многие также отмечали жуткий вой, внезапно поднятый окрестными собаками, однако это произошло в то время, когда доктор Виллет еще находился в комнате; позднее же, в предполагаемый момент бегства, собаки вели себя спокойно. О побеге сразу же сообщили отцу Чарльза, но тот, казалось, был не столько удивлен, сколько опечален. Когда доктор Вейт позвонил Варду-старшему, тот уже был в курсе событий, поскольку его успел проинформировать Виллет; оба решительно отрицали, что имеют какое-либо отношение к бегству. Кое-какую дополнительную информацию о Чарльзе удалось получить от близких друзей Виллета и Варда-старшего, но эти сведения выглядели слишком фантастическими для того, чтобы внушать доверие. Единственно неоспоримым остается лишь тот факт, что до сего времени так и не обнаружено никаких следов пропавшего безумца.

Чарльз Вард с детства очень интересовался стариной, испытывая особое влечение к древним кварталам родного города и к реликвиям прошлого, которыми был наполнен старинный дом его родителей на Проспект-стрит, стоявший на самой вершине холма. С годами его преклонение перед всем, связанным с прошлым, лишь усиливалось; так что история, генеалогия, изучение архитектуры, мебели и ремесел колониального периода вытеснили все другие его интересы. Эти склонности нужно всегда иметь в виду, анализируя его душевную болезнь, ибо хотя они и не были ее источником, но сыграли важную роль в ее последующих проявлениях. Все отмеченные психиатрами провалы в памяти касались исключительно современных реалий, компенсируясь обширными, хотя и тщательно скрываемыми пациентом знаниями о самых разных вещах, относящихся к прошлому, – зачастую эти знания выявлялись лишь в ходе специального врачебного опроса. Казалось, пациент мысленно переносился в отдаленные века, обладая неким подобием ясновидения. Однако с развитием болезни Вард, судя по всему, перестал интересоваться антиквариатом. Он утратил былое почтение к старине, теперь относясь к ней как к чему-то известному и даже надоевшему; и все его усилия были направлены на познание обычных реалий современного мира, которые, как в этом убедились врачи, полностью изгладились из его памяти. Он тщательно скрывал свое незнание общеизвестных вещей, но всем наблюдателям было ясно, что выбор им книг для чтения и его беседы с окружающими отмечены лихорадочным стремлением впитать эти факты, как можно больше узнать о собственной, забытой им биографии, особенностях повседневной жизни и культуры ХХ столетия, которые он и без того должен был хорошо знать, ибо родился в 1902 году и получил вполне современное образование. После его бегства психиатры выражали сомнение, что он сможет адаптироваться в окружающем мире, почти ничего об этом мире не зная. Некоторые считали, что он «ушел в подполье» и затаился, временно удовлетворившись самым скромным существованием, пока не сравняется знаниями со своими современниками.

На самой высокой из земных гор живут боги земли, чтобы ни один человек не мог сказать, будто видел их. Когда-то они жили на более низких вершинах, но с тех пор как люди, обитавшие на равнинах, стали лазать по снежным горам, им приходилось перебираться все выше и выше, пока в их распоряжении не осталась всего одна гора. Уходя с прежних вершин, боги тщательно следили, чтобы унести с собой все приметы своего пребывания, и только однажды, говорят, они не стерли высеченный лик с горы, которую они называют Нгранек.

Итак, они поселились на неведомом никому Кадате в ледяной пустыне, куда пока не добирался ни один человек, и стали еще более суровыми, потому что в случае прихода человека бежать им было некуда. Боги стали суровыми, и если когда-то они смирялись с напористостью людей, то теперь запрещали им приходить, а коли они приходили, то запрещали им уходить. Счастье людей, что они не знают о Кадате в ледяной пустыне, а иначе они бы непременно отправились покорять его.

Время от времени боги, соскучившись по своим прежним горам, навещают их в безветренные ночи и тихонько плачут, пытаясь поиграть на их склонах, как играли когда-то. Люди видят слезы богов на белоснежной вершине Тураи, но принимают их за дождь, и они слышат вздохи богов в печальных утренних ветрах Лериона. Путешествуют боги на кораблях-тучах, и мудрые пастухи знают предания, которые удерживают их вдалеке от высоких гор в туманные ночи, потому что в наши времена боги не такие снисходительные, как прежде.

В Ултаре, что за рекой Скай, жил однажды старик, которому очень хотелось посмотреть на богов земли. Был он начитан в семи тайных книгах земли и знаком с Пнакотикскими рукописями, рассказывающими о далеком и морозном Ломаре. Звали его Барзай Мудрый, и крестьяне любят рассказывать, как он поднимался на гору в ночь, когда случилось необычное затмение.

Барзай так много знал о богах, что мог сказать, когда они рядом, а когда далеко, и столько разгадал их тайн, что его самого считали полубогом. Это он дал мудрый совет жителям Ултара, когда они приняли свой замечательный закон, запрещающий убивать кошек, и он первый сообщил молодому священнику Аталу, куда отправляются в полночь черные кошки накануне Дня святого Иоанна. Барзай знал много преданий о богах земли, и ему захотелось самому посмотреть на них. Барзай верил, что его великое знание защитит его от их ярости, поэтому решил подняться на вершину высокой и скалистой горы Хатег-Кла, когда, как ему было известно, боги будут там.

Хатег-Кла находится довольно далеко за Хатегом, в честь которого получила свое имя, где нет ничего, кроме камней, и вздымается ввысь подобно каменной статуе в безлюдном храме. Вокруг ее вершины туманы всегда печальны, потому что туманы - это память о богах, а боги любили Хатег-Кла, когда жили на ней в далекие времена. Часто боги земли приплывают на Хатег-Кла на своих кораблях-тучах, и тогда они окутывают бледной дымкой ее склоны, чтобы поплясать, как встарь, при ярком лунном свете. Крестьяне в Хатеге говорят, что никогда не надо ходить на Хатег-Кла, но смертельно опасно подниматься на нее ночью, если бледная дымка скрывает от людских глаз вершину горы и луну. Однако Барзай не захотел слушать их, когда явился в Хатег из соседнего Ултара вместе с молодым священником Аталом, который был его учеником. Всего лишь сын трактирщика, Атал иногда поддавался страху, зато отец Барзая был ландграфом и жил в замке, поэтому его сын отроду не был суеверен и только смеялся над пугливыми крестьянами.

Несмотря на мольбы местных жителей, Барзай и Атал отправились из Хатега в каменистую пустошь, и по ночам возле костра беседовали о богах земли. Много л ней они были в пути и издалека видели вершину Хатег-Кла, окруженную печальными облаками. На тринадцатый день они приблизились к подножию одинокой горы, и Атал сказал о своих страхах. Но Барзай был старый и мудрый и не ведал страха, поэтому стал храбро взбираться вверх по склону, не знавшему прикосновения человеческой ноги со времен Сансу, о котором со страхом рассказывают заплесневелые Пнакотикские рукописи.

Путь на гору был нелегким из-за ущелий, утесов и обвалов. Позднее добавились еще холод и снег, и Барзай с Аталом часто скользили и падали, но все же упорно карабкались вверх, помогая себе посохами и топорами. В конце концов воздух стал редеть и небо переменило цвет, путникам стало трудно дышать, но они шли и шли, поражаясь невиданным пейзажам и содрогаясь при мысли о том, что они увидят на вершине, когда луна исчезнет с глаз и гору окутает бледная дымка. Три дня они карабкались наверх к крыше мира, а потом разбили лагерь и стали ждать, когда облака закроют луну.

Четыре ночи не было облаков, и холодный лунный свет пробивался сквозь печальную туманную дымку, укрывавшую безмолвную вершину. Наступила пятая ночь, ночь полнолуния, и Барзай разглядел далеко на севере сгущающиеся тучи, после чего он и Атал уже не сводили с них глаз. Тяжелые и величественные, неторопливо плыли они в направлении Хатег-Кла, а потом выстроились вокруг горы высоко над головами следивших за ними людей, укрыв от их глаз и вершину, и луну. Целый час, не двигаясь с места, люди смотрели на кружащие облака, которые соединялись во все более уплотнявшуюся и пугающую завесу. Барзай знал много преданий о богах земли, поэтому он напряженно вслушивался в тишину наверху, а Аталу внушали страх холодный туман и темная ночь. Много прошло времени, после того как Барзай полез наверх, зовя с собой Атала, а он все не мог сдвинуться с места.

Идти в густом тумане было трудно, и, хотя Атал в конце концов последовал за Барзаем, в пробивающемся сквозь облака тусклом свете луны он с трудом различал далеко впереди серый силуэт. Барзай все более удалялся. Несмотря на почтенный возраст, ему легче давалось трудное восхождение, чем Аталу, потому что он не боялся крутизны, одолевать которую было под силу лишь очень крепкому и смелому человеку, и не медлил перед черными широкими пропастями, которые Атал каждый раз боялся не перепрыгнуть. Скользя и спотыкаясь, они упрямо лезли вверх на скалы и оставляли позади головокружительные бездны, благоговея перед необъятностью и ледяным безмолвием страны снежных вершин и гранитных склонов.

Неожиданно Барзай пропал с глаз. В это время он поднимался на грозный утес, который встал у него на пути и испугал бы любого скалолаза, не вдохновленного богами земли. Атал был далеко внизу и как раз думал, что ему-то делать с утесом, как вдруг с удивлением заметил наверху свет, словно свободная от облаков и залитая луной вершина - место сбора богов - была совсем рядом. Атал полез дальше в направлении утеса и света, боясь еще сильнее, чем когда бы то ни было. И тут сквозь туман он услыхал Барзая, который восторженно кричал:

Я слышал богов. Я слышал, как боги земли поют, пируя на Хатег-Кла! Барзай Пророк узнал голоса богов земли! Здесь негустой туман и луна светит ярко, и я скоро увижу, как весело пляшут боги на своей любимой горе Хатег-Кла. Мудрость Барзая возвысила его над богами земли! Ни их колдовство, ни их запреты не остановили его! Барзай увидит богов, гордых богов, неведомых богов, богов земли, которые не снисходят к людям!

Тумана уже почти нет, и луна светит вовсю. Громкие и сердитые голоса у земных богов, боятся они Барзая Мудрого, который превзошел их... Мигает луна, когда пляшут земные боги. Теперь я увижу, как, прыгая и вопя, они пляшут в лунном свете... Темнеет... Боятся боги...

Пока Барзай кричал, Атал почувствовал перемену в воздухе, словно законы земли подчинились другим законам. Подъем стал еще круче, но идти по тропинке стало пугающе легко, и страшный утес уже не был помехой на пути, когда Атал приблизился к нему и полез вверх по опасно выпуклому склону. Луна почему-то потемнела, но Атал, продолжая подъем в тумане, слыхал из тьмы крики Барзая Мудрого:

Погас свет луны, и боги пляшут во тьме. Небо вселяет ужас затмением луны, которого не предсказывали ни книги людей, ни книги земных богов... На Хатег-Кла творится неведомое колдовство. Боги не кричат в страхе, они громко смеются, и ледяные склоны поднимаются в неведомые глубины черных небес... И я тоже поднимаюсь... Вот! Вот! Наконец-то! Я вижу богов земли!

И тотчас Атал, которого какая-то сила подняла на головокружительную высоту, услыхал в темноте страшный смех, а потом вопль, какого не слышал ни один человек, разве что привидится ему в ночном кошмаре Флегетон. И страх, и ярость, скопленные за всю жизнь, выплеснулись в душераздирающем крике:

Это другие боги! Другие боги! Исчадия надземного ада, стерегущие слабых богов земли!.. Не смотри... Беги прочь... Не смотри! Не смотри! Месть беспредельных бездн... Проклятая пропасть... Милостивые боги земли, я падаю в небо!

В тот миг, когда Атал закрыл глаза, прижал ладони к ушам и решил прыгать вниз, изо всех сил стремясь преодолеть то ужасное, что нисходило на него с неведомых высот, над Хатег-Кла прокатился оглушительный раскат грома, разбудивший всех добрых крестьян на равнине и честных жителей Хатега, Нира и Ул-тара, отчего они посмотрели на небо и увидели сквозь облака необычное затмение луны, о котором не сказано ни в одной книге. А когда луна показалась вновь, Атал, здоровый и невредимый, стоял на снегу гораздо ниже того места, откуда он мог бы увидеть земных богов или других богов.

А в заплесневелых Пнакотикских рукописях сказано, что мир был молод, когда Сансу вскарабкался на вершину Хатег-Кла и не нашел там ничего, кроме безмолвных снегов и камней. Все же жители Ултара, Нира и Хатега преодолели страх и взошли днем на гору в поисках Барзая Мудрого, однако отыскали они лишь необычный гигантский символ в пятьдесят локтей, словно резцом Циклопа выбитый на голом камне. Похожие на него символы ученые мужи встречали в тех жутких частях Пнакотикских рукописей, которые слишком стары, чтобы их можно было прочесть. Вот и все, что они нашли.

Барзай Мудрый исчез навсегда, и никто не мог уговорить благочестивого священника Атала помолиться за упокой его души. А еще жители Ултара, Нира и Хатега до сих пор боятся затмений, и, когда вершина Хатег-Кла и луна прячутся за облаками, они всю ночь молятся. Земные же боги пляшут время от времени на Хатег-Кла, ибо знают, что они здесь в полной безопасности, и с удовольствием приплывают на кораблях-тучах с неведомого Кадата, чтобы повеселиться на старый лад, как веселились они, когда земля была еще совсем юной и люди не пытались покорять недоступные вершины.

Примечания:

Флегетон - огненная река в подземном царстве мертвых (греч., мифол.).

Перевод Л. Володарской

Говард Филлипс Лавкрафт

Другие боги

На высочайшей из земных вершин живут боги земли, и ни один человек не отважится сказать, что ему довелось видеть их. Когда-то они обитали на других вершинах, пониже, но с тех пор, как род людской начал распространяться с равнин на скалистые снежные склоны, боги стали уходить на все более и более недоступные горы, пока в конце концов не осталось им последней, самой высокой вершины. Покидая прежние горы, они забирали с собой все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ, высеченный на поверхности пика Нгранек.

Сейчас боги поселились на неведомом Кадафе, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека, и стали они суровыми и безжалостными, ибо не осталось для них горы выше этой горы, на которой они могли бы скрыться в случае прихода людей. Боги стали суровыми и безжалостными, и если раньше они смирялись, когда смертные вытесняли их с обжитых мест, то теперь пришедшие к ним люди не возвращаются назад. Неведение людей о Кадафе, что стоит в холодной пустыне великое благо для них, ибо в противном случае они непременно предпринимали бы неблагоразумные попытки взобраться на Кадаф.

Временами, когда богов земли охватывает тоска по старым обиталищам, они выбирают одну из тихих безлунных ночей и приходят на вершины, где жили прежде. Там негромко плачут они, предаваясь играм, как в те времена, когда они были единственными обитателями этих незабвенных склонов. Однажды люди видели слезы богов над сияющей белоснежной шапкой Тураи, но приняли их за дождь, в другой раз услышали вздохи богов в заунывном вое ветра, что гулял в предрассветных сумерках на Лерионе. Боги имеют обыкновение путешествовать на облаках, что служат им кораблями, а потому мудрые старики из окрестных деревень не устают рассказывать легенды, предостерегающие людей от подъема на некоторые из высоких вершин облачными ночами ведь боги сейчас не столь снисходительны, как в прежние времена.

В Ультаре, что лежит за рекой Скай, жил когда-то старик, жаждущий увидеть богов земли; он глубоко изучил семь тайных книг земли и был знаком с Пнакотическими Рукописями, повествующими о далеком, скованном морозами Ломаре. Звали его Барзаи Мудрый, и вот что рассказывают жители деревни о том, как он взошел на гору в ночь необычного затмения. Барзаи знал о богах так много, что мог бесконечно рассказывать об их образе жизни и привычках. Он разгадал столько их тайн, что в конце концов его самого стали считать полубогом. Именно он дал мудрый совет гражданам Ультара, когда они приняли свой выдающийся закон, запрещающий убийство кошек, и он же первым поведал молодому священнику Аталю о том, куда уходят эти самые черные кошки в полночь накануне праздника Святого Иоанна. Барзаи знал очень много о богах земли и проникся желанием увидеть их лица. Он верил, что знание великих тайн богов защитит его от их гнева и потому решил взойти на вершину высокой скалистой Хатег-Кла в ночь, когда, как ему было известно, они соберутся там. Хатег-Кла расположена в сердце каменистой пустыни, что начинается за Хатегом, по имени которого гора и названа, и вздымается она подобно каменной статуе в безмолвном храме. Ее пик всегда окутан траурным туманом ведь туманы являются памятью богов, а боги любили Хатег-Кла больше других своих обиталищ. Боги земли часто прилетают туда на своих облачных кораблях и окутывают бледной дымкой склоны, чтобы никто не видел, как они исполняют танец памяти на вершине при ярком свете луны. Обитатели Хатега говорят, что взбираться на Хатег-Кла опасно в любое время, но смертельно опасно взбираться туда в ночь, когда бледная дымка окутывает вершину и скрывает из вида луну; однако Барзаи, пришедший из соседнего Ультара вместе с молодым священником Аталем, своим учеником, не обратил внимания на эти предостережения. Будучи всего-навсего сыном содержателя гостиницы, Аталь порядочно трусил; другое дело Барзаи, чей отец владел землей и жил в старинном замке, у Барзаи не было в крови присущего другим суеверного страха, и он только посмеивался над боязливыми деревенскими жителями.

Несмотря на уговоры крестьян, Барзаи и Аталь отправились из Хатега в каменистую пустыню; сидя у костра на ночных привалах, они без устали говорили о богах земли. Они шли день за днем, а вдали вздымалась к небесам огромная Хатег-Кла, окруженная ореолом траурной дымки. На тринадцатый день они достигли подножия горы, и Аталь осмелился заикнуться о своих опасениях. Но старый и многоопытный Барзаи не ведал страха и потому смело направился вверх по склону, по которому не взбирался ни один человек со времен Сансу, чьи деяния с благоговейным ужасом описаны в замшелых Пнакотических Рукописях

Путь двух странников пролегал среди скал и был опасен из-за часто встречающихся ущелий, крутых утесов и горных обвалов. Постепенно стало очень холодно, пошел снег, и Барзаи с Аталем начали поскальзываться и падать, но все так же ползли и продирались вверх с помощью своих посохов и топоров. Под конец воздух стал разреженным, небеса изменили цвет с голубого на черный, и путникам стало тяжело дышать но они упорно продвигались все дальше и дальше вверх, изумляясь необычности пейзажа и содрогаясь при мысли о том, что увидят они на вершине, когда скроется луна, и гора окутается бледной дымкой. В течение трех дней взбирались они и наконец приблизились к самой крыше мира, после чего расположились под открытым небом, ожидая, когда луна скроется в облаках.

Четыре ночи минуло с того времени, когда они разбили лагерь в ожидании облаков; однако тех все не было, и луна по-прежнему источала холодное сияние сквозь тончайшую траурную дымку, накинутую вокруг безмолвной вершины. На пятую ночь, когда наступило полнолуние, Барзаи заметил далеко на севере несколько плотных облаков и поднял на ноги Аталя. Они принялись внимательно следить за их приближением. Могучие и величественные, облака медленно плыли в их сторону, будто осознавая направление своего движения, приблизившись же, они выстроились цепью вокруг пика высоко над головами наблюдателей, сокрыв луну и вершину от их взоров. В течение долгого часа Барзаи с Аталем смотрели кругом во все глаза, но видели лишь водоворот туманных паров и образовавшийся облачный щит, который постепенно уплотнялся и наполнял их души все большей и большей тревогой. Барзаи был мудр, много чего знал о богах земли; он напряженно вслушивался, стараясь уловить звуки, которые хоть что-нибудь могли сказать ему; Аталь же проникся холодом тумана и зловещим молчанием ночи, и великий страх охватил его. И когда Барзаи двинулся к вершине и энергичным взмахом руки позвал за собой Аталя, прошло немало времени, прежде чем тот пошел следом.

Туман настолько сгустился, что трудно было находить путь, и когда Аталь наконец пошел за Барзаи, он смог лишь смутно различать серый силуэт своего спутника вверху на склоне, неясно вырисовывавшемся в лунном свете, который едва пробивался сквозь облака. Барзаи шагал далеко впереди, и, несмотря на почтенный возраст, восхождение, казалось, стоило ему меньших сил, чем Аталю; он нисколько не боялся туч, которые вырастали перед ним и преодолеть которые было под стать только очень сильному и бесстрашному человеку, и ни на секунду не останавливался перед широкими черными ущельями, перепрыгнуть которые Аталю удавалось с огромным трудом. Так неукротимо взбирались они вверх, зависая над скалами и безднами, скользя и спотыкаясь, и порой их охватывал благоговейный ужас, вызванный необъятностью и устрашающей тишиной холодных ледяных пиков и безмолвных гранитных скал.