История философии что такое воля к власти, что означает и как правильно пишется.

Немецкий философ Ф. Ницше (1644-1900) – создал концепцию "воли к власти" на основе "воли к жизни".

Ф. Ницше вскрывает источник развития культуры, таковым является борьба между культами двух Богов: Аполлоном и Дионисом. Аполлон – светлый культ разума, науки, гармонии, пропорции. Дионис - темный культ земли и плодородия, бог вина и опьянения, бог половой любви. Человек находится в глубоком кризисе в силу преобладания рационального начала над жизнью, над инстинктами, над свободой человека. Человек еще не возник, он не вырвался из животного состояния (доказательство: соперничество, конкуренция, бесконечные войны). Везде господствует масса серых людишек, обезличенных, не способных ни на какие поступки. У этого стада одно чувство – злобной зависти ко всему яркому, талантливому. Массовые люди создают массовые религии, религии обиженных и угнетенных, религии сострадания – христианство и социализм.

Жизнь, согласно Ницше, стремится к максимуму чувства власти, "Воля к власти" - это наиболее значимый критерий любого типа поведения любого общественного явления. Она есть основа права сильного. Это право превыше всех моральных, религиозных и иных нормативных установлений. Именно таким правом должен руководствоваться подлинный человек по всех сферах своей жизнедеятельности.

Из "воли к власти" как права сильного Ницше выводит все основания морали. По его утверждению, мораль, определяющими понятиями которой являются понятия добра и зла, возникает как: следствие чувства превосходства одних людей над другими: аристократов (лучших) над рабами (худшими). На протяжении всей истории рабы в виде духовной мести пытались навязать свою мораль господам. Начало этому процессу положили евреи в Ветхом Завете, а наивысшее развитие этот процесс получил в христианстве.

По мнению Ф. Ницше, иудее - христианская мораль препятствует полному самовыражению человека, поэтому необходимо провести переоценку ценностей. Ее смысл состоит в упразднении "восстания рабов в морали" и возрождении "морали гocпод". В основе "морали господ" должны лежать следующие принципы:

1) "ценность жизни" есть единственная безусловная ценность;

2) существует природное неравенство людей, обусловленное различием их жизненных сил и уровнем "воли к власти";

3) сильный человек свободен от моральных обязательств, он не связан никакими моральными нормами.

Первоосновой всякого движения и разви­тия Ф. Ницше считает «ненасытное стремление к проявлению власти или применению власти». Действительность есть иллюзия и «выдум­ка» и здесь он следует идеям иррационалистической философии А. Шопенгауэра. Единственно реально существующим актом жизни является факт власти как проявления творческого инстинкта.

По отношению к нравственности Ф. Ницше остается нигилистом, так как определяет современную ему культуру как находящуюся на стадии упадка и разложения нравственности. Мораль разлагает куль­туру изнутри, поскольку она является орудием управления толпой, ее инстинктами. Христианская нравственность и религия утверждают по­слушную «мораль рабов». Поэтому необходимо осуществить «пере­оценку ценностей» и выявить основания морали «сильного человека». Тем самым Ф. Ницше различает два типа морали: господскую и раб­скую. В морали «господ» утверждается ценность жизни, которая наи­более проявляется на фоне природного неравенства людей, обуслов­ленного различием их воль и жизненных сил.

«Новая мораль» может появиться только в результате ниспровер­жения господской, высшей морали, а на это способны только рабы. Новая мораль утвердится через «восстание рабов в морали». Лишь «сильный человек», прирожденный аристократ, абсолютно свободен. Он не связан никакими моральными и нравственными обязательства­ми и нормами. «Сильный человек» - это сверхчеловек и только он может быть субъектом морали.

Как торжествующие чудовища, пишет философ, люди-сверхчеловеки идут с ужасной смены убийств, поджогов и стремления к вла­сти, воссоединяются, узнавая друг друга и порождая новое творче­ское действие. Так было и так будет всегда. Именно этому и учит ниц­шеанский Заратустра.

Всем этим требованиям, согласно Ф. Ницше, удовлетворяет субъект морали господ - сверхчеловек. Ф. Ницше пропагандировал двойную мораль сверхчеловека. По отношению друг к другу - это снисходи­тельные, сдержанные, нежные, гордые и дружелюбные люди. Но по отношению к "чужим" они немногим лучше диких зверей. Здесь они свободны от моральных "тормозов" и руководствуются в своих действиях инстинктами.

Согласно Ф. Ницше, в действительности сверхчеловека еще не было, цель человечества состоит в том, чтобы его вырастить. Заратустра - это не сверхчеловек, а "мост" к сверхчеловеку. Обычные люди нашего времени - это исходный материал, "навоз", необходимый для того, чтобы создать плодородную почву для выращивания сверхчеловека. Сверхчеловек занимает у Ф. Ницше место Бога. Бог умер, мы его убили, - возвещает Ф. Ницше, устами Заратустры, и на его место должен прийти сверхчеловек.

Самая нелепая заповедь – помоги ближнему как самому себе, помогать надо дальнему, тому, кто сумеет стать человеком, вырваться из животного состояния. «В человеке тварь и творец смяты воедино» и наше сострадание направлено на тварь. Христианская мораль ослабляет личностное начало в человеке – слишком человеческая мораль. Злобная зависть маленьких злобных людей – источник зла в этом мире. Человек должен сделать из себя человека, стать сверхчеловеком с помощью воли. Тварь в человеке должна быть преодолена, мы должны освободиться от морали, чтобы морально жить, ибо традиции морали – это из вне предписанная человеку система запретов, которая опирается на презумцию несвободы.

Выбор между моралью и свободой Ницше сделал в пользу свободы. Свобода от морали, но и свобода для морали, где мораль – результат деятельности свободного индивида. Сверх человек – некое предельное состояние, устремляясь к которому человек может стать человеком. Познай самого себя и сделай из себя то, что ты есть. Все, что есть у тебя самое лучшее развивай до совершенства, живи для осуществления этой твоей правды, буду верным себе, будь во всем самим собой. Постоянно старайся стать тем, чем ты должен быть: учителем создателем самого себя. Бог умер если Бог мертв, то господство над сущим переходит к человеку. Человек должен взять на себя ответственность за бессмысленность мира, научиться жить с ней, постоянно увеличивать свою силу и власть над миром.

Феноменология

Феноменология - это философское направление, стремящееся освободить философское сознание от натуралистических установок, достигнуть собственной области философского знания - рефлексии сознания о своих актах и о данном в них содержании, выявить изначальные основы познания человеческого существования и культуры. Родоначальником этого направления является немецкий философ Э.Гуссерль (1859-1938). Он понимал феноменологию как новую, строго научную философию о феноменах сознания как о чистых сущностях, образующих мир идеального бытия, о самоочевидных логических принципах, дающих возможность очистить, сознание от эмпирического содержания во всей его частной конкретике.

Это осуществляется с помощью многоступенчатого метода "феноменологической редукции", в результате чего исключается из рассмотрения или "заключается в скобки" весь окружающий мир, все существующие взгляды, научные теории и сам вопрос о существовании того, что является предметом исследования. Таким образом мы как бы возвращаемся к самим вещам в виде сферы сознания, свободной от отношения и реальности, но сохраняющей все богатство своего содержания. Такая редукция, т.е. сведение, являет собой прием обоснования, идеализации. Следовательно, феноменология по своей сути является наукой факта, предельно обобщенной и идеализирован­ной. Сам Гуссерль называл ее дескриптивной, или описательной наукой".

Феноменологи стремятся выделить чистое, т.е. допредметное, досимволическое сознание, или "субъективный поток", и определить его особенности. Это делается потому, что сознание - очень сложной образование с различными функциями. Выделив "чистое" сознание можно понять сущность сознания вообще. Главной характеристикой сознания вообще является его постоянная направленность на предметы, т.е. интенциональность.

Сознание в чистом виде, или "абсолютное Я", которое одновременно является центром потока сознания человека, как бы конструирует мир - внося в него "Смыслы". Все виды реальности, с которыми имеет дело человек, объясняются из актов сознания. Объективной реальности, существующей вне и независимо от сознания, просто нет. Сознание объясняется из самого себя, обнаруживает себя как феномен. Методы феноменологии оказали большое влияние на развитие философии XX века, в частности, на развитие герменевтики - искусства и теорий истолкования текстов.

Позитивизм

Позитивизм - это философское направление, основанное на принципе, что все подлинное, позитивное знание может быть получено как результат отдельных специальных наук и их синтетического объединения, и что философия как особая наука, претендующая на самостоятельное исследование реальности, не имеет права на существование.

Первая историческая форма позитивизма сложилась в 30-40 годы XIX века. Его основателем был французский философ О. Конт (1798-1857 гг.). Уделом науки, по Конту, является не объяснение, а описание вещей. Наука в принципе не способна ответить на вопрос: "Почему?", она должна ограничиться констатацией фактов и отвечать на вопрос: "Как?". Лишь в этом случае наука может стать позитивной. Это должно касаться как частных наук, так и философии. Задача положительной философии состоит в систематизации конкретно - научного знания на основе рациональной классификации наук. Вторая историческая форма позитивизма - эмпириокритицизм - возникла на рубеже XIX-XX веков. Его ведущими представителя выступили австрийский физик Э. Мах (1838-1916 гг.) и швейцарский философ Р. Авенариус (1843-1896 гг.). В отличие от "первого позитивизма", который в лице Конта рассматривал философию как науку синтезирующую, "второй позитивизм" сводил ее к теории познания и стремился построить теоретическую модель процесса познания: Эмпириокритицизм означал "критику опыта" и предполагал "очищение" опыта от всех положений, которые имеют метафизическую природу. Опыт, по Маху, состоит из ощущений, которые у него фактически являются элементами мира.

Третьей исторической формой позитивизма является неопозитивизм - направление в философии XX века, претендующее на анализ и решение актуальных философско - методологических проблем, выдвинутых развитием современной науки: роли знаково-символических средств научного мышления, отношения теоретического аппарата и эмпирического базиса науки, природы и функции математизации и формализации знания. Неопозитивизм зародился почти одновременно в Австрии, Англии, Польше в 20-е годы XIX века; Его основными представителями являются: М. Шлик, Р. Карнап, Г. Рейхенбах, Л. Витгенштейн.

Представители "третьего позитивизма" утверждают, что философия не является ни наукой о какой-то реальности, ни теорией познания. Она - особый вид деятельности, связанный с логическим анализом естественных и искусственных языков. Поэтому первый вариант неопозитивизма получил название логического позитивизма.

Логический позитивизм обращает внимание на то, что обычный язык создает массу заблуждений и мнимых проблем, из которых большей частью состоит традиционная философия. Чтобы избежать этого, необходимо сформировать идеальный язык, который не допускал бы никаких неопределенностей.

Логический позитивизм считает осмысленными лишь такие высказывания, которые являются либо суждениями о фактах, либо логическими выводами из таких суждений, философия путем анализа языка должна очищать научное знание от предложений, которые не имеют смысла.

Прагматизм.

Прагматизм - это течение в современной философии, представители которого считают практическую полезность знания источником опасности и подчеркивают, что философия есть способ, решения человеческих проблем. Основными представителями этого направления являются американские философы Ч. Пирс (1839-1914), Ч. Джемс (1862-1910), Дж. Дьюи (1859-1952).

Основные идеи прагматизма впервые высказал Пирс, отрицавший врожденные идеи и интуитивное познание. По его утверждению, исходным пунктом познания выступает видимость. Понятие об объекте можно достигнуть лишь путем рассмотрения всех практических следствий, вытекающих из действий с этим объектом. Наше знание об объекте всегда является незавершенным и опровержимым, гипотетичным. Это относится не только к обыденному знанию и знанию естественно-научному, но и к математическим, и логическим суждениям, всеобщность которых может быть опровергнута контрпримерами. Истина, в понимании Пирса, - это ясное, отчетливое, непротиворечивое на данной стадии развития знание. Истинность знания является надежным условием результативной практики. Полезность определяет значение истины, ее надежность. Практический интерес является причиной нашей заинтересованности в поиске истины.

По мнению У. Джемса, истинность знания определяется его полезностью для успеха наших поведенческих актов, поступков. Успех является не только единственным критерием истинности идей, но и самим содержанием понятия истины. Истина, по У. Джемсу, открывает смысл нравственной добродетели, а не полноту смысловой информации об объекте познания.

Согласно Джемсу, философия должна способствовать не осмыслению первых начал бытия, а созданию общего метода решения тех проблем, которые встают перед людьми в различных жизненных ситуациях, в потоке постоянно меняющихся событий. Опыт никогда не дан нам изначально как нечто определенное. Все объекты познания формируются нашими познавательными усилиями в ходе решения жизненных задач. Цель мышления состоит в выборе средств, необходимых для достижения успеха.

Фундаментальным понятием философии для Дж. Дьюи был опыт, под которым имелись в виду все формы проявления человеческой жизни. Задача философии, согласно Дьюи, заключается в такой организации жизненного опыта, прежде всего, уклада социального бытия, который способствовал бы улучшению жизни людей, их бытия в мире.

Средством для этого должен стать метод науки и разума, который служил бы орудием, инструментом, соответствующим нашим прагматичес­ким устремлениям. Такой метод состоит в установлении испытываемого затруднения или проблемы, которые возникают во всевозможных жизненных ситуациях и ставят человека перед задачей поиска средств для их целесообразного решения. При этом идеи призваны выступить в роли жизненно необходимых интеллектуальных инструментов. Согласно Дьюи, истинны те идеи, концепции и теории, которые являются результативно выгодными, успешно работают в жизненно важных обстоятельствах, ведут к достижению прагматических целей. При этом средства, которые избираются для решения соответствующих проблем, должны быть не субъективными и производными, а отвечать характеру проблемы и поставленной цели.

Принципы прагматизма оказали существенное влияние на общий стиль американского мышления и практики, в том числе и политики.

Постпозитивизм.

С конца 50 - начала 60-х годов XX века неопозитивизм как философское направление в исследовании науки стал терять свое влияние. Ему на смену пришел "четвертый позитивизм", или постпозити­визм, который пересмотрел проблематику философии, ее роль в науке и обществе, методы научного исследования. К числу его виднейших представителей относятся К. Поппер, И. Лакатос, Т. Кун, Дж. Агацци.

Главной проблемой постпозитивизма является развитие, динамика научного знания. Его прежде всего интересуют социокультурная детерминация научного знания, возникновение новых теорий, их принятие сообществом ученых, критерии сравнения и выбора конкурирующих научных концепций.

Постпозитивисты заявляют о взаимопроникновении эмпирического и теоретического знания. Они утверждают, что влияние теории на эмпирию весьма значительно. Для установления фактов требуется теория, поэтому факты в определенной мере зависят от теории или даже определяются ею.

Представители постпозитивизма стремятся опереться на историю науки. Они прибегают к истории возникновения, развития и смены научных теорий, широко привлекают для своего анализа данные математики, физики, биологии, кибернетики, медицины.

Следующей особенностью большинства концепций постпозити­визма является их отказ от кумулятивизма в понимании развития научного знания. Они утверждали, что в истории науки неизбежны революционные преобразования. В результате революций в науке происходит пересмотр ранее признанного и обоснованного знания, причем не только теорий, но и методов, и фактов (смена научных парадигм).

Постпозитивизм отказывается проводить жесткие границы между научным знанием и философией. Он признает осмысленность философских положений и принципиальную неустранимость их из науки. Некоторые представители постпозитивизма вообще отказываются видеть какое-либо различие между наукой, философией и мифом.

Показательным для позитивизма является также признание им обусловленности науки внешними факторами, социальными и культурными. Все это говорит о коренных отличиях постпозитивизма от предшествующего ему логического позитивизма, хотя по ряду основных положений их единая связь сохраняется.

6.6. Критический рационализм.

Критический рационализм - это направление в современной философии, занимающееся выработкой некой "чистой " модели рациональности, верной для всех и во все времена. Он является одним из ведущих течений в постпозитивизме и наиболее ярко представляет эту стадию в разработке проблем методологии научного познания. Его основателем считается английский философ К. Поппep (1902-1988 гг.).

С точки зрения критического рационализма, предметом изучения являются не высказывания, а наука как целостная, динамичная, развивающаяся система. Научное знание является целостным по своей природе, его нельзя - разбить на отдельные высказывания или на независимые друг от друга уровни. В научном знании философские концепции тесно "переплетаются" и взаимосвязаны с собственно научными концепциями.

К. Поппер исходил из предпосылки, что законы науки не выражаются аналитическими суждениями и в то же время не сводимы к наблюдениям. Науке нужен принцип фальсификации, т.е. опровержения неистинности. Фальсификация - это принципиальная опровержимость любого утверждения, относящегося к науке

К. Поппер утверждал, что истинным можно считать такое высказы­вание, которое не опровергнуто опытом. Если найдены условия, при которых хотя бы некоторые базисные "атомарные" высказывания какой- то теории или гипотезы ложны, то данная теория или гипотеза опровержима. Если же опытное опровержение гипотезы отсутствует, то она может считаться истинной или по крайней мере оправданной.

Для К. Поппера принцип фальсификации - это не способ эмпири­ческой проверки, а определенная установка науки на критический анализ содержания научного знания, на постоянную необходимость критического пересмотра всех его достижений. Наука - это постоянный динамичный процесс, в котором непрерывно происходят какие-то изменения.

Существенный вклад в разработку идей критического рационализма внесли также Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд.

Неокантианство.

Неокантианство - это направление, в философии последней трети XIX - первой трети XX века, представители которого пытались решить основные философские проблемы, исходя, из толкования философии» И. Канта, - родоначальника немецкой классической философии. Она зародилось в 60-х годах XIX столетия в Германии. Наибольшая популярность неокантианства пришлась на конец XIX - начало XX века. В нем отчетливо выделяются две философские школы: Марбургская, и Баденская, или Фрейбургская.

Этим школам присущ ряд общих установок, таких как положительная оценка наследия Канта как учения, опираясь на принципы философст­вования которого в современных условиях можно решить насущные проблемы науки и общественной практики, ориентация на исследование методов научного познания понимания философии как критической теории науки; приверженность к трансцедентальному методу толкования действительности, в соответствии с которым познание понимается не как отражение действительности и не как описание реальности, а как деятельность по созданию предмета познания вообще и науки, в частности.

Однако в различных школах неокантианство имеет довольно существенные различия истолкования этих общих принципов. Представители Марбургской школы Г. Коген (1842-1918), П. Наторп (1854-1924), Э. Кассирер. (1874-1945) направили основные усилия на разработку трансцедентального метода познания, который сводился к освобождению научного познания от психологизма, т.е. от антропологи­ческого обоснования единства научного знания.

Источником научного знания, по их мнению, является не структура сознания познающего субъекта, а логическая структура науки. Теория познания у них превратилась в логику чистого познания, т.е. исследование логической структуры познания от ее связей с действительностью и чувственным познанием.

Представители Баденской школы - В. Виндельбанд (1848-1915) и Г. Риккерт (1863-1936) сосредоточили свое внимание на разработке методологии научного познания и вытекающего из этого переосмысле­ния роли и значения философии. Философия, по их мнению, - это нормативное учение, учение о ценностях - аксиология. Ее предметом является изучение отношения субъекта и ценности. Ценности, по Риккерту, образует совершенно самостоятельное "царство", находя­щееся по ту сторону субъекта и объекта, - "мир трансцедентального смысла".

Неокантианство продолжает оказывать довольно сильное влияние на всю европейскую философию. Сформулированные в Баденской школе принципы методологии научного познания активно используются в современном обществознании и прежде всего в истории и социологии.

Экзистенциализм

Экзистенциализм - это иррационалистическое направление в современной философии, возникшее в начале XX века и стремившееся постигнуть бытие как непосредственную нерасчлененную целостность субъекта и объекта. Известно два направления экзистенциализма - религиозное, представленное такими мыслителями, как К. Ясперс (1883-1969) и Г. Марсель (1889-1973) и атеистическое, выразителями которого стали М. Хайдеггер (1889-1976), Ж.П. Сартр (1905-1980), А. Камю (1913-1960). ,

Экзистенция в переводе с латинского означает "существование". Само это существование понимается в экзистенциализме как непосредственное единство субъекта и объекта, направленность субъекта вовне, открытость перед иным и движение к этому иному. В религиозном варианте экзистенциализма этим иным является Бог, к нему движется личность в своей свободе.

В атеистическом варианте иное выступает как ничто, это означает, что человек спонтанно самосоздает себя, осуществляя свою свободу. Перед человеком открывается бездна последствий и он вынужден сделать свой выбор. Осуществляя его, человек творит свободу. Он ответственен за свой выбор прежде всего перед собой, совсем нелегко постоянно нести это бремя ответственности, сознавая, что "созидая" себя, ты тем же самым творишь других людей и мир, в целом.

В своем подлинном существовании человек "заброшен" в мир, он постоянно находится перед лицом будущего, в том числе перед лицом смерти, в ситуации ответственности за свои действия. Экзистенция выступает как страх, экзистенциальная тревога, как пограничная экзистенциальная ситуация, в которой основным философским вопросом, по утверждению Камю, является вопрос; о самоубийстве.

Согласно экзистенциализму, человек существует в мире, вопрос о самостоятельном существовании природы для него малоинтересен. Природа дана человеку изначально, исходная реальность целостна, она неделима на субъект и объект. И поскольку наука делит мир на объект и субъект, она не способна выразить существование, которое постигается в особом акте экзистенции. Экзистенция - это не просто переживание, а переживание бытия в мире.

Значение общества для личности состоит в том, что в лучшем случае оно может дать предпосылки экономических, политических и иных свобод. Однако чаще общество ограничивает личность. По Хайдеггеру, общество есть сфера безличного, усредненного. Прорыв этой усредненности совершается в экзистенции, к которой неприменимы содержательные нравственные критерии. Главный призыв экзистенци­ализма: "будь подлинным". Во внешнем мире по отношению к другим это вряд ли вообще возможно, но чем более личностным является, отношение к другим, тем оно подлиннее. То же относится и к художественному, религиозному, философскому творчеству, в котором человек разрывает путы внешности и объективности.

Экзистенциализм сумел обратиться к таким интимным сторонам человеческого бытия, которые невыразимы языком науки. Экзистен­циалисты разработали новый способ философствования, который был усвоен новейшей философией.

Персонализм.

Персонализм - это теистическое направление в современной философии, признающее личность первичной творческой реальностью и высшей духовной ценностью, а весь мир - проявлением творческой активности верховной личности, Бога. Персонализм существует в двух вариантах - французском, где его основателями выступили Э. Мунье (1905-1950) и Ж. Лекруа и американском, наиболее видными представителями которого являются Б.П. Боун (1847-1910), Р. Флюэллинг (1871-1966) и Э. Брайтмен (1881-1953).

Основным предметом исследования в персонализме является творческая субъективность человека. Объяснить ее можно только через ее причастность к Богу. Человек всегда личность, персона, его суть заключается в его душе, которая фокусирует в себе космическую энергию. Душа человека самосознательна, она самонаправляется. Люди живут разобщенно и впадают в крайность эгоизма.

Другой крайностью является коллективизм, где личность нивилируется и растворяется в массе. Персоналистский подход позволяет уйти от названных крайностей, выявить истинную сущность человека и возродить его индивидуальность. Путь к индивидуальности лежит через понимание себя как неповторимого уникального субъекта. История и общество развиваются через личность человека.

Основными проблемами персонализма являются вопросы свободы и нравственного воспитания человека. Согласно персонализму, если личность стремится к Богу, или, что то же самое, к добру и совершенству, она находится на правильном пути. Моральное самосовершенствование, правильное нравственное и религиозное воспитание ведут к обществу гармоничных личностей. Личность становится персоной в процессе коммуникации, активного диалога с другими людьми. Отсюда вытекает важность коммуникации как условия вовлечения людей в преобразование мира.

В центре внимания философии персонализма находится религиозно-этическая проблематика. Чтобы не нанести ущерба всемогуществу, мудрости и благости Бога, персоналисты заявляют о самоограничении воли Бога, предоставляющего своим творениям свободу выбора как дар, дающий им возможность быть соучастниками в осуществлении в мире богоугодного добра. Божественное самоограничение претворяется в персоналистской этике в ограничение божьей воли посредством свободы людей как кардинального этического принципа.

С другой стороны, самоограничение выполняет функцию теодицеи, т.е. богооправдания от царящего в мире зла, обусловливаемого дарованной Богом человеку свободой выбора.

Структурализм

Структурализм - это методологическое направление в ряде гуманитарных наук (языкознании, этнографии, психологии, истории), выдвигающее на передний план анализ структуры исследуемого объекта. Он возник во Франции в первой половине XX века. Основными представителями структурализма являются антрополог Клод Леви- Стросс, психоаналитик Жак Лакан, философ Мишель Поль Фуко и Луи Альтюсер.

Основу структурного метода образует выявление структуры как совокупности отношений, инвариантных (неизменных) при некоторых преобразованиях. В таком понимании понятие структуры характеризует не просто устойчивый "скелет" какого-либо объекта, а совокупность правил, по которым из одного объекта можно получить второй, третий и так далее путем перестановки его элементов и некоторых других симметричных преобразований. Выявление структурных закономер­ностей некоторого множества объектов достигается путем выведения различий между этими объектами в качестве превращающихся друг в друга конкретных вариантов единого абстрактного инварианта.

Структурный метод первоначально был разработан в лингвистике, а затем взят на вооружение в "науках о человеке": антропологии, этнологии, психологии, социологии и других применительно к мышлению как в норме, так и в патологии. В частности, К. Леви-Стросс, создатель концепции структурной антропологии, наибольшее внимание уделил исследованиям мифологического мышления, стремясь показать наличие общей структуры в мифах различных племен и народностей. Он пришел к выводу, что одни и те же мифы воспроизводятся с буквальной точностью в разных регионах мира. По его мнению, и мифологическое, и научное мышление подчинены одной и той же логике. Структурализм, наряду с критическим рационализмом, представляет собой одну из форм проявления позитивизма.

ВОЛЯ К ВЛАСТИ
ВОЛЯ К ВЛАСТИ
основное понятие в философии Ницше, используемое им для обозначения принципа объяснения всего совершающегося в мире как таковом; его субстанциальной основы и фундаментальной движущей силы. Это то, с помощью чего все должно быть в конечном счете истолковано и к чему все должно быть сведено. В.кВ. - понятие, подвергавшееся в истории философии беспрецедентным искажениям и фальсификациям; оно и по сей день остается объектом самых различных интерпретаций в том числе и потому, что сам Ницше не особо заботился объяснить, что же все-таки он под ним понимает. История его формирования восходит к концу 1880-х, когда философ надеялся написать систематически целостный, завершающий все его искания труд. Его наиболее интенсивные творческие усилия на протяжении этих последних лет, когда он был еще психически здоров, были связаны именно с анализом В.кВ. - этой дерзкой и во многом претенциозной идеи, на которую Ницше, тем не менее, возлагал большие надежды - использовать ее в качестве главной несущей конструкции, понятия, с помощью которого можно было бы объединить, систематизировать и интегрировать все остальные идеи его философии. Более того, он намеревался с его помощью радикально изменить всю тогдашнюю философию и науку. Таким образом, именно в В.кВ. он увидел своего рода ключ к пониманию и своей собственной философии, и мира в целом. Вновь, как и в после-романтический период своего творчества, Ницше много занимается естествознанием и, в частности, теорией Дарвина. Считая жизнь конечной целью всех человеческих стремлений, он отождествляет ее с ростом, подъемом, увеличением мощи, борьбой и т.п., хотя и не приемлет дарвиновской идеи цели и отрицает прогресс, особенно применительно к человеческому обществу, считая, что последнее, наоборот, быстрым и решительным шагом идет в направлении вырождения. Прогресс вообще есть, по Ницше, ‘идея современная, то есть ложная’, неприменимая ко всей природе: ‘все животное и растительное царство не развивается от низшего к высшему, но все в нем идет вперед одновременно, спутано, вперемежку и друг на друга’. Понятие В.кВ. становится у Ницше своего рода принципом истолкования и новым началом всемирного космического процесса. Определенную роль в разработке учения о В.кВ. сыграло и традиционное увлечение Ницше античностью; можно даже сказать, что это учение стало своего рода переосмыслением и углублением его ранних, хорошо знакомых еще по ‘Рождению трагедии из духа музыки’ взглядов и настроений: ‘Теперь едва осмеливаются говорить о воле к власти: иначе в Афинах’. Это, по преимуществу социальное наблюдение, расширяется и переносится им затем на другие области действительности, приобретая поистине онтологический статус - становясь тем, что лежит в основе всего существующего и является наиболее фундаментальным в устройстве мира. Известно, что Ницше всю свою жизнь чрезвычайно критически относился ко всякой метафизике как учению о принципах бытия и познания, тем не менее, признав В.кВ. именно в таком, вышеотмеченном качестве, он не мог не прийти к разработке собственной версии метафизики, существенно отличающейся, однако, от всех когда-либо существовавших своим во многом ‘прикладным’ характером. Иначе говоря, многие чисто метафизические соображения и мотивы не играли здесь самостоятельной роли, будучи в значительной мере подчинены скорее нравственным постулатам Ницше - его титаническому стремлению к утверждению грядущей новой жизни, жаждой сильных людей и т.п. Именно поэтому метафизические построения достаточно подвижно и органично переходят и переплетаются в его философии с моральным творчеством, как бы фундируя его идеал сильного, целостного человека, принимающего жизнь со всеми ее страданиями и бессмыслицей и использующего ее в качестве материала для творчества своей воли. Вплотную приблизившись к полю непосредственно метафизической традиции, Ницше не последовал, тем не менее, принятому здесь в качестве канона принципу системного изложения философских воззрений. Так, книга, в которой он по сути и изложил свое учение, названная им аналогичным образом - ‘В.кВ.’, - представляет собой в принципе бессистемное, афористическое изложение. Сам Ницше считал печальным признаком для философа, когда тот замораживал свои мысли в систему: ‘Систематик - это такой философ, который не хочет больше признавать, что его дух живет, что он подобно дереву мощно стремится вширь и ненасытно захватывает все окружающее - философ, который решительно не знает покоя, пока не выкроит из своего духа нечто безжизненное, нечто деревянное, четырехугольную глупость, ‘систему’. Стремясь дать изложение своей философии, Ницше в то же время не считал ее мертвой догмой; для него она была, скорее, своего рода регулятивным принципом для обоснования последующих взглядов и идей. Возвращаясь к самой книге ‘В.кВ.’, следует отметить, что в том виде, в каком она предстала перед читающим миром, она не была выполнена самим ее автором, а представляла из себя обработку подготовленных им планов и материалов, осуществленную уже после его смерти сотрудниками Архива Ницше в Веймаре под руководством его сестры Э.Ферстер-Ницше. Именно поэтому вопрос об аутентичности текста и по сей день остается открытым и составляет предмет специального рассмотрения. И тем не менее, здесь можно отметить ряд малоизвестных и небезынтересных деталей. Так, известный исследователь творчества Ницше - профессор Карл Шлехта в своем выдающемся издании работ философа под названием ‘Nietzsches Werke in Drei Bande’ (Munich, 1958) использовал вместо одиозного названия ‘В.кВ.’ вполне нейтральное ‘Из неопубликованных работ 1880-х годов’, выступив тем самым в знак протеста против вопиющих издательских вольностей, с которыми отнеслась к наследию философа его сестра и люди из Архива Ницше. Он полагал, в частности, что эти поздние заметки очень трудно упорядочить хронологически, так как они не имеют точной датировки в рукописях самого Ницше и таким образом, строго говоря, в них нет как таковой книги под названием ‘В.кВ.’. И тем не менее в этом огромном количестве неопубликованных фрагментов очень многие посвящены разработке и прояснению именно данного понятия - ‘В.кВ.’. Сколько бы не упрекали Элизабет Ферстер-Ницше (а упрекать действительно есть за что) за использование словосочетания ‘В.кВ.’ в качестве названия для этих посмертно опубликованных фрагментов, у нее все же были для этого некоторые основания. ‘В.кВ.’ и в самом деле было одним из рабочих названий той книги, которую Ницше планировал подготовить в конце жизни, и вряд ли расхождение между названием и содержанием подборки афоризмов здесь больше, чем в тех работах, которые он публиковал сам. Суть оригинальной концепции В.кВ. вытекает из критического требования философа о ‘переоценке всех ценностей’. От осмысления ‘ложных’ ценностей современного ему мира Ницше переходит к анализу его глубочайших бытийственных оснований, усматривая последние в примате ratio, доминировании истины над жизнью, что, на его взгляд, является главным симптомом упадка последней, ибо только она - жизнь - может и должна быть конечной целью всех человеческих стремлений: ‘единственной целью моей воли’. Эту жизнь он понимает в виде потока, вечного и абсолютного становления, в котором нет ни конечной цели, ни логики, а есть лишь бессмысленная последовательность сложных комбинаций и игра случайных сил. Становление недоступно, по Ницше, какому-либо разумному толкованию и в принципе непознаваемо. Единственное, что философ считает возможным о нем сказать - это то, что оно есть результат соперничества между энергиями, между состязающимися центрами сил или центрами власти - волями, каждая из которых стремится сделаться сильнее и ‘которые постоянно либо увеличивают свою власть, либо теряют ее’. Во всех проявлениях жизни Ницше находит, таким образом, В.кВ. Это, пишет он, ‘не бытие, не становление, а пафос - элементарный факт, из которого уже и порождается и становление и действие’. И дальше: ‘Вся энергия, вся действительная сила - в воле к власти, кроме нее нет никакой другой ни физической, ни динамической, ни психологической силы’. В.кВ., согласно Ницше, свойственна любому становлению, является основой мировой эволюции и фактом... не допускающим никаких объяснений. В.кВ., по Ницше, не едина, а распадается на некоторые центры сил, мощь которых либо растет, либо уменьшается в зависимости от присущей им энергии и степени противоборства противостоящих центров. Принцип, управляющий всем этим процессом, есть, по Ницше, не дарвиновская ‘борьба за существование’ и не стремление к самосохранению и устойчивости; ‘великая и малая борьба идет всегда за преобладание, за рост и расширение, за мощь воли к власти, которая и есть воля к жизни’. Становление есть, таким образом, непрерывное усилие к возрастанию жизни, росту, как условию ее сохранения. Это усилие становления, ‘жажда жизни’ и есть В.кВ. как ‘самая внутренняя сущность бытия’. Ницше пытается проследить ее на всех ступенях развития жизни, полагая, что любой живой организм представляет собой собрание действующих в унисон силовых центров. Даже процесс питания он рассматривает в контексте ‘применения первоначальной воли сделаться сильнее’. Заметно, как в этом самом общем определении жизни угадываются многие из выводов социально-нравственного учения Ницше. Так, эксплуатация, по его мысли, не есть атрибут ‘развращенного, несовершенного или же примитивного общества: это - часть существа всего живого, его органическая функция, следствие истинной В.кВ., которая есть прежде всего воля к жизни. Еще одно, очень характерное в этом плане высказывание: ‘Жить значит постоянно отталкивать от себя нечто, что собирается умереть; жить значит быть жестоким и неумолимым ко всему, что слабо и старо в нас’, и т.п. Человек, как и человечество в целом, превращаются в этой системе координат в своего рода сложную группировку центров природных сил, постоянно соперничающих между собой за рост ‘чувств власти’. Ницше против того, чтобы описывать человечество в терминах метафизических объяснений, внушающих человеку мысль о его исключительном по сравнению с природой положении в мире. ‘Он должен быть глух к таким голосам и стоять с бесстрашными глазами Эдипа и заклеенными ушами Улисса’. Будучи частью универсальной жизненной силы и выражением единого жизненного принципа, человек, как и любой сложный механизм, отличается многообразным и неоднозначным его проявлением, где каждая из множества ‘В.кВ.’ имеет свой способ выражения. Первичными и наиболее естественными здесь являются аффекты, и только за ними идут уже интеллект и мышление, являющиеся не более чем ‘только выражением скрытых за ними аффектов, единство которых и есть воля к власти’. Последняя становится у Ницше также и основополагающим принципом познания, которое, будучи лишь ‘перспективным учением об аффектах’ - перспективизмом, рассматривается им тоже как только орудие В.кВ., ибо все высшие проявления человеческого сознания служат не более чем повышению жизни. Познание, по Ницше, тем сильнее, чем сильнее управляющая им воля: ‘Какой-нибудь тип усваивает столько реальности, чтобы овладеть, воспользоваться ею’. Ницше развивает дальше свою идею об исключительно служебной роли познания и о том, как возникают и само сознание, и разум, и логика, и все важнейшие мыслительные категории (типа каузальности и т.п.), являющиеся в конечном счете только результатом приспособления организма к среде, схематизации и упрощения мира. Большое место он уделяет здесь и проблеме истины, резко выступая против рациональной ее трактовки - как главной цели всех знаний. Это место принадлежит, по Ницше, самой жизни со всеми ее страстями и влечениями. ‘В жизни, - пишет он, - есть лишь желания и их удовлетворения, а что между ними - истина или заблуждение - не имеет существенного значения’. Значительно опережая по времени одного из своих будущих последователей - Рорти, философ отрицает объективный характер истины, - то, что она выражает некое отношение самих вещей, ‘нечто такое, что уже существовало, что нужно поэтому только найти, открыть - она есть нечто, что нужно создать и что дает имя процессу, стремлению к победе’. Истинам, как вполне логичным, несущим на себе печать общезначимости, ‘затасканным, захватанным химерам’, сконструированным бездушным рассудком, Ницше противопоставляет заблуждения. Последние, считает он, пронизаны человеческими заботами и желаниями, способствуют сохранению и возрастанию жизни. Диалектика истины и заблуждения здесь достаточно сложна и противоречива: философ то сталкивает их друг с другом, отдавая приоритет заблуждению; то не видит между ними вообще какого-либо принципиального различия. Так, истина превращается у него в то же заблуждение, только неопровержимое (‘что удается, то и истинно’). В силу того, что реальность Ницше трактует в качестве неупорядоченного потока становления, оказывается невозможным говорить о какой-либо соизмеримости категорий мышления и действительности. ‘Вещь в себе’, ‘субъект’, ‘субстанция’, ‘единство Я’, ‘каузальность’ и т.п. - все это, по Ницше, не более чем эвристические, антропоморфизирующие мир упрощения и предрассудки разума, от которых надо отказаться, противопоставляя им энергетику В.кВ. Мир, как вечное становление, находится в процессе постоянного изменения количеств сил, у которых нет ни цели, ни единства, ни истинного, ни ложного. Ницше провозглашает тезис о существовании только кажущегося мира, мира постоянных движений и перемещений количеств силы; только этот мир, по его мысли, и является единственно реальным. Принципиальной установкой его гносеологии становится перспективизм, согласно которому каждое живое существо наделяется особой точкой видения этого мира вечно меняющейся перспективы. ‘Мы не можем ничего сказать о вещи самой по себе, так как в этом случае мы лишаемся точки зрения познающего’...который как бы останавливает на мгновенье этот вечно становящийся мир с тем, чтобы логизировать и схематизировать его. При этом никто не в состоянии обосновать истинность своей перспективы. Процесс познания превращается, таким образом, в оценку, интерпретацию и созидание мира, когда все от начала и до конца обусловлено деятельностью самого субъекта. ‘Есть только одно - перспективное ‘познание’, и чем больше позволяем мы аффектам говорить о вещи, тем больше глаз, различных глаз имеем мы для созерцания вещи, тем полнее будет наше ‘понятие’ о вещи, наша ‘объективность’. Наряду с такого рода гносеологическим прагматизмом Ницше, как и все представители философии жизни, является иррационалистом, отдающим приоритет инстинктивно-бессознательному, непосредствено-интуитивному в познании. Это вытекает из противопоставления им разума жизни, разума как неспособного понять последнюю, умертвляющего или в лучшем случае деформирующего ее - ‘каким холодом и отчужденностью веет на нас до сих пор от тех миров, которые открыла наука’. Разум случаен, ‘даже в самом мудром человеке он составляет исключение: хаос, необходимость, вихрь - вот правило’. Не лгут, по Ницше, только чувства, ‘мы сами вносим ложь в их свидетельства, приписывая явлениям единство, вещественность, субстанцию, положительность и т.д.’. Только в инстинкте непосредственно находит свое проявление принцип всего существующего - В.кВ.; только инстинкт является ее аутентичным выражением. Ницше ставит физическую, инстинктивную сторону в человеке выше, чем духовную, которая, по его мнению, является лишь надстройкой над истинным фундаментом - жизнью тела. Поэтому истинное воспитание, здоровье должны начинаться именно с физической стороны: ‘надлежащее место есть тело, жест, диета, физиология... Греки знали, они делали, что было нужно, заботились об улучшении физической природы’. Сознание, духовное, будучи симптомом несовершенства организма, выступает, по Ницше, вперед только тогда, когда утерян верный инструмент - инстинкт. Этот тезис о доминирующем значении бессознательно-витальной сферы в человеке, а также представление о нем, как о ‘неопределившемся’ животном вошли в несколько преобразованном виде в качестве важнейшего элемента в концепции философской антропологии, особенно биологической ее ветви. Такова суть ницшевского учения о В.кВ. Надо сказать, что это понятие оказывается в философии Ницше непосредственным образом связано с другими основополагающими ее концептами - ‘вечным возвращением’ и ‘сверхчеловеком’. В конечном счете и то, и другое являют собой образы этого главного его постулата; причем если первое становится у него своего рода способом бытия В.кВ. (см. ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ), то второе - ‘сверхчеловек’, демонстрирующее стремление к созданию высшего типа человека, являет собой, по Ницше, ‘наивысочайшее’ самоосуществление этой воли. Понятие ‘В.кВ.’, как и другие понятия философии Ницше, неоднократно подвергалось всевозможным фальсификациям: вырванные из контекста, те или иные афоризмы и извлечения в их ‘свободной’ подборке или же искусной компоновке интерпретировались часто совсем не в том смысле, который им придавал сам автор, отождествляясь с ‘культом силы’, разнузданностью инстинктов, внешним господством, стремлением к захватам и т.п. Однако ницшевская В.кВ. не может быть адекватно понята в таком контексте грубого насилия, так как последнее, согласно Ницше, всегда растрачивается в том, на что оно было направлено, если только оно не возвращается к себе самому с последующим ‘сохранением’ и ‘возрастанием’. ‘Прежде, чем господствовать над другими, - писал Ницше, - научись властвовать над собой’, само-властвовать. Могущество власти заключается не в ее произволе, а в желании мочь, желании силы. В этом стремлении исполнить элементарный долг жизни Ницше и увидел синоним В.кВ., отсюда постоянное использование им в качестве тождественного ей понятия ‘воли к жизни’. Причем сама жизнь, по Ницше, это и есть ‘инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостает воли к власти, там упадок.’ Адептом такого рода истолкования В.кВ. является Хайдеггер, который в своей работе ‘Европейский нигилизм’ говорит о недопустимости отождествлять последнюю с ‘романтическим’ желанием и стремлением просто к захвату власти: ее смысл он видит в ‘самоуполномочении власти на превосхождение себя самой’, т.е. всегда возрастании власти, не довольствующейся достигнутой ступенью, т.е. самою же собой. Подобная остановка расценивается им как немощь и упадок. Анализируя смысл данного понятия, Хайдеггер описывает его в контексте собственной концепции Бытия, считая, что Ницше использует понятие ‘В.кВ.’ для обозначения основной черты сущего и существа власти и дает тем самым ответ на вопрос о том, что есть сущее в истории своего бытия. Все сущее, насколько оно есть и есть так, как оно есть - это В.кВ. Но для Хайдеггера последняя означает еще и новый принцип полагания ценностей, - то, откуда, собственно говоря, и исходит и куда возвращается это полагание. ‘Если все сущее есть воля к власти, - пишет Хайдеггер, - то ‘имеет’ ценность и ‘есть’ как ценность только то, что исполняется властью в ее существе.’ Она, власть, не терпит никакой другой цели за пределами сущего, а так как последнее в качестве В.кВ. как никогда не иссякающего превозмогания должно быть постоянным ‘становлением’, вновь и вновь возвращаться только к ней и приводить к тому же самому, то и сущее в целом должно быть только вечным возвращением. В интепретации В.кВ. Делезом акцент сделан на абсолютном характере ее утверждения и невозможности ее истолкования сквозь призму уже устоявшихся ценностей - т.е. через отрицание (насилие, захват и т.п.). Поэтому Делез призывает отличать В.кВ. от так называемых ‘вожделения господства’ и ‘воли властвовать’, которые пишутся по-немецки не так, как у Ницше, т.е. ‘Will zur Macht’, а так - ‘Will der Macht’, хотя могут переводиться таким же образом - ‘В.кВ.’, означая, однако, при этом не утверждение, не творчество новых ценностей, а стремление добиваться уже установленного и созданного. Что же касается Ницше, то у него, согласно Делезу, природа В.кВ. состоит именно в том, чтобы творить и отдавать, утверждая; а не забирать, отрицая. Кстати, учитывая неоднозначность самого немецкого слова Macht, русские дореволюционные философы, как бы предвосхищая Делеза, переводили это ницшевское понятие как ‘воля к мощи’, но не как ‘В.к.В’, акцентируя здесь момент творчески-активного, положительного. Кроме Хайдеггера и Делеза, ницшевская В.кВ. оказала определенное влияние также и на творчество Фуко с его ‘метафизикой власти’; хорошо знаком с этим понятием был еще один французский философ, занимавшийся проблемой создания безвластных структур в языковом пространстве текста, - Р.Барт, интепретировавший В.кВ. как аффект, удовольствие и указание на перспективу гедонизма как пессимизма у Ницше. Однако, используя некоторые идеи Ницше, Барт в то же время достаточно редко вспоминал или тем более цитировал своего ‘философствующего молотом’ немецкого предшественника. Среди англоязычных, в частности американских авторов, которые, как известно, мало занимаются историей философии в традиционном европейском смысле этого слова, можно отметить профессора Колумбийского университета Артура Данто, книга которого ‘Ницше как философ’ была переведена и издана в 2000 на русском языке. Этот мыслитель ставит учение о В.кВ. в тесную связь с нигилизмом Ницше, полагая, что в зрелый период его творчества учение о В.кВ. находится в таком же отношении к учению о нигилизме, в каком находилось аполлоновское начало к дионисийскому в ранний период творчества Ницше. Так же, как и в его концепции искусства, обе эти силы, или понятия, считает Данто, дополняют друг друга. Нигилизм необходим, чтобы расчистить почву для подлинного творчества, представив мир во всей его наготе, лишенным значения или формы. В свою очередь, В.кВ. ‘навяжет неоформленной субстанции форму и придаст значение, без чего мы не могли бы жить. Как мы будем жить и о чем мы будем думать - об этом только мы сами можем сказать’. Иначе говоря, мир всегда есть только то, что мы сами сделали и должны воспроизводить, что у него нет никакой другой структуры, а также значения, помимо тех, которые мы ему приписываем. В.кВ. означает, таким образом, волю к творчеству, к созиданию новых ценностей, определение ‘куда?’ и ‘зачем?’ человека, простирая творческую руку в будущее. В отечественной историко-философской традиции, где восприятие идей Ницше было, как известно, далеко не однозначным, можно назвать Н.Михайловского, достаточно высоко оценившего ницшевский тезис о безусловной ценности волевой деятельности личности, а также В.Соловьева, критиковавшего Ницше за отрыв его В.кВ. от христианско-религиозного контекста и др. В советское время это понятие подверглось многочисленным искажениям и фальсификациям, как впрочем и вся философия Ницше. В имевших тогда место крайне упрощенных интерпретациях оно сравнивалось, по степени его абсурдности, то с божественной волей, сотворившей этот мир и управляющей им, то с понятием, с помощью которого философ пытался якобы устранить закономерно развивающийся материальный мир и низвести его к акту субъективного творчества и т.п. В работах современных отечественных авторов, посвященных интерпретации ницшевского понятия В.кВ., чаще всего дается взвешенный, опирающийся на аутентичное прочтение оригинальных текстов мыслителя анализ.

История Философии: Энциклопедия. - Минск: Книжный Дом . А. А. Грицанов, Т. Г. Румянцева, М. А. Можейко . 2002 .

Предположив, что истина есть женщина, – как? разве мы не вправе подозревать, что все философы, поскольку они были догматиками, плохо понимали женщин? что ужасающая серьезность, неуклюжая назойливость, с которой они до сих пор относились к истине, были непригодным и непристойным средством для того, чтобы расположить к себе именно женщину. Да она и не поддалась соблазну – и всякого рода догматика стои"т нынче с унылым и печальным видом. Если только она вообще еще стоит! Ибо есть насмешники, утверждающие, что она пала, что вся догматика повержена, даже более того, – что она находится при последнем издыхании. Говоря серьезно, есть довольно прочные основания для надежды, что всякое догматизирование в философии, какой бы торжественный вид оно ни принимало, как бы ни старалось казаться последним словом, было только благородным ребячеством и начинанием; и быть может, недалеко то время, когда снова поймут, чего, собственно, было уже достаточно для того, чтобы служить краеугольным камнем таких величественных и безусловных философских построек, какие возводились до сих пор догматиками, – какое-нибудь народное суеверие из незапамятных времен (как, например, суеверие души, еще и доныне не переставшее бесчинствовать под видом суеверных понятий «субъект» и Я ), быть может, какая-нибудь игра слов, какой-нибудь грамматический соблазн или смелое обобщение очень узких, очень личных, человеческих, слишком человеческих фактов. Будем надеяться, что философия догматиков была только обетованием на тысячелетия вперед, подобно тому как еще ранее того астрология, на которую было затрачено, быть может, больше труда, денег, остроумия, терпения, чем на какую-нибудь действительную науку, – ей и ее «сверхземным» притязаниям обязаны Азия и Египет высоким стилем в архитектуре. Кажется, что все великое в мире должно появляться сначала в форме чудовищной, ужасающей карикатуры, чтобы навеки запечатлеться в сердце человеческом: такой карикатурой была догматическая философия, например учение Веданты в Азии и платонизм в Европе. Не будем же неблагодарны по отношению к ней, хотя мы и должны вместе с тем признать, что самым худшим, самым томительным и самым опасным из всех заблуждений было до сих пор заблуждение догматиков, именно, выдумка Платона о чистом духе и о добре самом по себе. Но теперь, когда оно побеждено, когда Европа освободилась от этого кошмара и по крайней мере может наслаждаться более здоровым… сном, мы, чью задачу составляет само бдение, являемся наследниками всей той силы, которую взрастила борьба с этим заблуждением. Говорить так о духе и добре, как говорил Платон, – это значит, без сомнения, ставить истину вверх ногами и отрицать саму перспективность, т. е. основное условие всяческой жизни; можно даже спросить, подобно врачу: «откуда такая болезнь у этого прекраснейшего отпрыска древности, у Платона? уж не испортил ли его злой Сократ? уж не был ли Сократ губителем юношества? и не заслужил ли он своей цикуты?» – Но борьба с Платоном, или, говоря понятнее и для «народа», борьба с христианско-церковным гнетом тысячелетий – ибо христианство есть платонизм для «народа», – породила в Европе роскошное напряжение духа, какого еще не было на земле: из такого туго натянутого лука можно стрелять теперь по самым далеким целям. Конечно, европеец ощущает это напряжение как состояние тягостное; и уже дважды делались великие попытки ослабить тетиву, раз посредством иезуитизма, другой посредством демократического просвещения – последнее при помощи свободы прессы и чтения газет в самом деле может достигнуть того, что дух перестанет быть «в тягость» самому себе! (Немцы изобрели порох – с чем их поздравляю! но они снова расквитались за это – они изобрели прессу.) Мы же, не будучи ни иезуитами, ни демократами, ни даже в достаточной степени немцами, мы, добрые европейцы и свободные, очень свободные умы, – мы ощущаем еще и всю тягость духа и все напряжение его лука! а может быть, и стрелу, задачу, кто знает? цель…

Сильс-Мария, Верхний Энгадин, июнь 1885

Отдел первый: о предрассудках философов

Воля к истине, которая соблазнит нас еще не на один отважный шаг, та знаменитая истинность, о которой до сих пор все философы говорили с благоговением, – что за вопросы предъявляла уже нам эта воля к истине! Какие странные, коварные, достойные внимания вопросы! Долго уже тянется эта история – и все же кажется, что она только что началась. Что же удивительного, если мы наконец становимся недоверчивыми, теряем терпение, нетерпеливо отворачиваемся? Если мы, в свою очередь, учимся у этого сфинкса задавать вопросы? Кто собственно тот, кто предлагает нам здесь вопросы? Что собственно в нас хочет «истины»? – Действительно, долгий роздых дали мы себе перед вопросом о причине этого хотения, пока не остановились окончательно перед другим, еще более глубоким. Мы спросили о ценности этого хотения. Положим, мы хотим истины, – отчего же лучше не лжи? Сомнения? Даже неведения? Проблема ли ценности истины предстала нам, или мы подступили к этой проблеме? Кто из нас здесь Эдип? Кто сфинкс? Право, это какое-то свидание вопросов и вопросительных знаков. И поверит ли кто, что в конце концов нам станет казаться, будто проблема эта еще никогда не была поставлена, будто впервые мы и увидали ее, обратили на нее внимание, отважились на нее? Ибо в этом есть риск, и, может быть, большего риска и не существует.

«Как могло бы нечто возникнуть из своей противоположности? Например, истина из заблуждения? Или воля к истине из воли к обману? Или бескорыстный поступок из своекорыстия? Или чистое, солнцеподобное созерцание мудреца из ненасытного желания? Такого рода возникновение невозможно; кто мечтает о нем, тот глупец, даже хуже; вещи высшей ценности должны иметь другое, собственное происхождение, – в этом преходящем, полном обольщений и обманов ничтожном мире, в этом сплетении безумств и вожделений нельзя искать их источников! Напротив, в недрах бытия, в непреходящем, в скрытом божестве, в «вещи самой по себе» – там их причина, и нигде иначе!» – Такого рода суждение представляет собою типичный предрассудок, по которому постоянно узнаются метафизики всех времен; такого рода установление ценности стоит у них на заднем плане всякой логической процедуры; исходя из этой своей «веры», они стремятся достигнуть «знания», получить нечто такое, что напоследок торжественно окрещивается именем «истины». Основная вера метафизиков есть вера в противоположность ценностей. Даже самым осторожным из них не пришло на ум усомниться уже здесь, у порога, где это было нужнее всего, – хотя бы они и давали обеты следовать принципу «de omnibus dubitandum» . А усомниться следовало бы, и как раз в двух пунктах: во-первых, существуют ли вообще противоположности и, во-вторых, не представляют ли собою народные расценки ценностей и противоценности, к которым метафизики приложили свою печать, пожалуй, только расценки переднего плана, только ближайшие перспективы, к тому же, может быть, перспективы из угла, может быть, снизу вверх, как бы лягушачьи перспективы, если употребить выражение, обычное у живописцев. При всей ценности, какая может подобать истинному, правдивому, бескорыстному, все же возможно, что иллюзии, воле к обману, своекорыстию и вожделению должна быть приписана более высокая и более неоспоримая ценность для всей жизни. Возможно даже, что и сама ценность этих хороших и почитаемых вещей заключается как раз в том, что они состоят в фатальном родстве с этими дурными, мнимо противоположными вещами, связаны, сплочены, может быть, даже тождественны с ними по существу. Может быть! – Но кому охота тревожить себя такими опасными «может быть»! Для этого нужно выжидать появления новой породы философов, таких, которые имели бы какой-либо иной, обратный вкус и склонности, нежели прежние, – философов опасного «может быть» во всех смыслах. – И, говоря совершенно серьезно, я вижу появление таких новых философов.

Великие предметы требуют, чтобы о них молчали или говорили

величественно: т.е. цинично и с непорочностью.

(Ф. Ницше)

Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое...

Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, - он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл!..

Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цели для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цели"

(Ф. Ницше, "Так говорил Заратустра")

Проблема идеи "воли к власти" развивается по принципу "вечного возвращения". После смерти автора наблюдается повышенный интерес к его творческому наследию и выдвигаются две основные идеи "прикладного" применения "воли к власти" - идея фашизма (национал-социализма) и идея коммунизма (большевизм). В 30-е - 40- е года наблюдается максимальное противостояние этих идей, а к 50-м годам, несмотря на неявную победу второй, и некоторый реформизм первой - в национально-освободительную, вызвавшую поддержку второй, происходит "отрезвление" и поиск "третьего пути" развития. "Воля к власти" в капиталистическом аспекте порождает создание "общества потребления", и как следствие массовую культуру и массовый нигилизм - то же наблюдается в Германии в середине 60-х годов, при жизни Ницше (крах идеализма, господство позитивизма). А в 70-х годах 20 века приоритет науки трансформировался в приоритет информационных технологий и систем (в т. ч. помимо, экономической и политической, так и картины мира через кибернетическое видение мира (феномен "черного ящика"), систем наблюдения и слежения ("большой брат", GPS), технократических систем "холодной войны" и пр.), идеализм в лице экзистенциализма получил осуждение как "мракобесие" со стороны Ватикана (как в свое время учение Шопенгауэра), господство в музыке захватила массовость и примитивизм (столетием ранее, из-за разочарования в Вагнере как сейчас бы сказали "альтернативном" музыканте, Ницше напишет "Казус Вагнер"). И вся эта систематизация породила нигилизм, по детерминистическому закону Ницше, что, выстраивая систему, мы придем к отрицанию основания. Восстание масс, кризис европейской культуры, а сейчас можно и сказать, что и американской и начинающийся кризис азиатской культур, и переоценка всех ценностей как нельзя лучше характеризуют общую тенденцию 20 века и начала 21. Человек рубежа 20 - 21 веков уже не несет, за редким исключением, того заряда жизненной силы, как "воля к власти", как "самовластвование", он становится жалкой марионеткой в руках тех, кто этот заряд имеет в самом мизерном объеме от идеального, но который презрел "волю к истине", заменив ее симулякром "власти", "мировой гегемонии", "манипуляции массовым сознанием", "созданием однополярного мира". Понятие "воля к власти" было теснейшим образом связано с той человеческой активностью, которая проявила себя в 20 веке в многочисленных вооруженных конфликтах. В переоценке прошлого и выражалась "воля к власти", природа воли которой, по Ницше, не в том, чтобы вожделеть, не в том, чтобы брать, но и в том, чтобы творить и отдавать. "В наше время вкус времени и добродетель времени ослабляют и разжижают волю - ничто не может быть столь современно, как слабость воли".

Введение.

Фридрих Вильгельм Ницше (1844-1900)- явление сложное в истории философии, противоречивое, не поддающееся однолинейным определениям. Не до конца удается исчерпать проблематику, связанную с именем и творчеством философа - писателя, ставившего самые больные вопросы социального, духовного и нравственного развития человека. Жизнь Ницше - воплощение самой его философии во всей ее суровой величественности и трагичности. Не зная первую, трудно понять вторую. И не поняв вторую, невозможно постичь то исключительно сильное воздействие, которое оказало учение Ницше на уходящий ХХ век. Исследователи на основе художественного творчества, публицистики, мемуаров и научных трудов приходят к выводу в признании исключительной актуальности проблематики Ф. Ницше для наших современников. Споры о Ницше не затихают больше ста лет, порождая концепции, среди которых нет хотя бы двух совпадающих. Об остроте ситуаций вокруг наследия Ницше свидетельствует тот факт, что в период советской власти творчество философа являлось закрытой темой, и начало систематического издания его трудов берет начало в "перестройку" (издание двух томника его произведений в 1990 году издательством "Мысль" и итало-российским издательством)) и до сих пор до конца не закончено. Основные вопросы, которые волновали автора "Веселой науки", "Так говорил Заратустра", "Антихриста", "По ту сторону добра и зла", "Ecce Homo" актуальны и в 21 столетии. В настоящее время уделяется достаточно много внимания гению Ницше, продолжают издаваться его сочинения, публиковаться архивные документы. Темы, затронутые немецким философом в 19 веке, активно разрабатываются в 20 и 21 веке. В прошлом году во всем мире отмечалось 160-летие со дня рождения Фридриха Ницше. Круглый стол 18 - го Ницше-семинара, проходившего в СПбГУ в рамках "Дней петербургской философии" 20 ноября 2004, затронул тему "Философии как веселой науки", также имеющей отношение к учению Ницше о "воли к власти". Исследование, посвященное раскрытию учения о воли к власти Ницше, безусловно, не ново, но по-прежнему являет собой обширное поле для творчества, новых идей и концепций. Среди обилия литературы советского и постсоветского времени я выделил те, на мой взгляд, основные и ключевые научные труды, позволяющие опираться на них в ходе работы и генерирующие новые выводы и мысли. В середине 60-х и в 70-х годах научный мир стал с новой силой интересоваться творчеством Фридриха Ницше, стали более широко известны читающей публике его произведения и с началом перестройки в СССР, Ницше стал объектом полемики, его наследие - проблемным вопросом, до конца не расшифрованным. Так или иначе, и на современный день, биография философа изучена досконально, однако, что касается проблематики вопросов, затронутых им в творчестве, они все актуальнее и актуальнее с каждым днем, на них еще нет окончательного ответа, и именно этим они и привлекают внимание исследователей нашего времени. Исследованию Ницше посвящены многочисленные труды. Охват рассматриваемых исследователями вопросов чрезвычайно широк: от темы "Ницше как философ" до "Метафизическая концепция Ницше и ее роль в европейском мышлении. Вечное возвращение равного" и "Ницше. Борьба с безумием".

Фридрих Ницше как философ.

Воля к власти - основное понятие в филосо-фии Ницше, используемое им для обозначения прин-ципа объяснения всего совершающегося в мире как таковом; его субстанциальной основы и фундамен-тальной движущей силы. Это то, с помощью чего все должно быть в конечном счете истолковано и к чему все должно быть сведено. Воля к власти -- понятие, подвергав-шееся в истории философии беспрецедентным искаже-ниям и фальсификациям; оно и по сей день остается объектом самых различных интерпретаций в том числе и потому, что сам Ницше не особо заботился объяс-нить, что же все-таки он под ним понимает. История его формирования восходит к концу 1880-х, когда фи-лософ надеялся написать систематически целостный, завершающий все его искания труд. В Ницце осенью 1887 г. Ницше приступил к первым наброскам задуманного им "главного сочинения" всей жизни. Всего он записал 372 заметки, поделенные на четыре раздела: европейский нигилизм, критика высших ценностей, принцип новой оценки, дисциплина и подбор. Это действительно не отделанные и не отшлифованные заметки, и не искрящиеся афоризмы, к которым привыкли его читатели. Собранные затем заметки составили одну из наиболее нашумевших его книг "Воля к власти", хотя сам Ницше за ее содержание и смысл ответственности, как выяснилось, не несет. Составители произвольно поместили туда не только упомянутые заметки, но и множество других, так что общее их число перевалило за тысячу и существенно исказило общую модальность задуманного сочинения. Его наиболее ин-тенсивные творческие усилия на протяжении этих по-следних лет, когда он был еще психически здоров, бы-ли связаны именно с анализом ""воля к власти"" -- этой дерзкой и во многом претенциозной идеи, на которую Ницше, тем не менее, возлагал большие надежды -- использо-вать ее в качестве главной несущей конструкции, поня-тия, с помощью которого можно было бы объединить, систематизировать и интегрировать все остальные идеи его философии. Более того, он намеревался с его помощью радикально изменить всю тогдашнюю фило-софию и науку. Таким образом, именно в воли к власти он уви-дел своего рода ключ к пониманию и своей собствен-ной философии, и мира в целом. Вновь, как и в после-романтический период своего творчества, Ницше мно-го занимается естествознанием и, в частности, теорией Дарвина. Считая жизнь конечной целью всех человече-ских стремлений, он отождествляет ее с ростом, подъ-емом, увеличением мощи, борьбой и т.п., хотя и не приемлет дарвиновской идеи цели и отрицает про-гресс, особенно применительно к человеческому об-ществу, считая, что последнее, наоборот, быстрым и решительным шагом идет в направлении вырождения. Прогресс вообще есть, по Ницше, "идея современная, то есть ложная", неприменимая ко всей природе: "все животное и растительное царство не развивается от низшего к высшему, но все в нем идет вперед одновременно, спутано, вперемежку и друг на друга". Понятие ""воля к власти"" становится у Ницше своего рода принципом ис-толкования и новым началом всемирного космическо-го процесса. Определенную роль в разработке учения о ""воли к власти"" сыграло традиционное увлечение Ницше ан-тичностью: "Теперь едва ос-меливаются говорить о воле к власти: иначе в Афи-нах". Это, по преимуществу социальное наблюдение, расширяется и переносится им затем на другие облас-ти действительности, приобретая онтологи-ческий статус -- становясь тем, что лежит в основе всего существующего и является наиболее фундамен-тальным в устройстве мира. Известно, что Ницше всю свою жизнь чрезвычайно критически относился ко всякой метафизике как учению о принципах бытия и познания, тем не менее, признав ""воля к власти"" именно в таком качестве, он не мог не прийти к раз-работке собственной версии метафизики, существен-но отличающейся, однако, от всех когда-либо сущест-вовавших своим во многом "прикладным" характером. Многие чисто метафизические сообра-жения и мотивы не играли здесь самостоятельной ро-ли, будучи в значительной мере подчинены скорее нравственным постулатам Ницше -- его титаническо-му стремлению к утверждению грядущей новой жиз-ни, жаждой сильных людей и т.п. Поэтому ме-тафизические построения достаточно подвижно и ор-ганично переходят и переплетаются в его философии с моральным творчеством, как бы фундируя его идеал сильного, целостного человека, принимающего жизнь со всеми ее страданиями и бессмыслицей и использу-ющего ее в качестве материала для творчества своей воли. Вплотную приблизившись к полю непосредст-венно метафизической традиции, Ницше не последо-вал, тем не менее, принятому здесь в качестве канона принципу системного изложения философских воззре-ний. Так, книга, в которой он, по сути, и изложил свое учение, названная им аналогичным образом -- "Воля к власти", -- представляет собой в принципе бессистем-ное, афористическое изложение. Сам Ницше считал печальным признаком для философа, когда тот замора-живал свои мысли в систему: "Систематик -- это такой философ, который не хочет больше признавать, что его дух живет, что он подобно дереву мощно стремится вширь и ненасытно захватывает все окружающее -- философ, который решительно не знает покоя, пока не выкроит из своего духа нечто безжизненное, нечто де-ревянное, четырехугольную глупость, "систему". Стремясь дать изложение своей философии, Ницше в то же время не считал ее мертвой догмой; для него она была, скорее, своего рода регулятивным принципом для обоснования последующих взглядов и идей.

Учение о воле к власти по Ницше

Книге "Воля к власти в том виде, в каком она предстала перед читающим миром, не была выполнена самим ее автором, а представляла из себя обработку подготовленных им планов и материалов, осуществленную уже после его смерти сотрудниками Архива Ницше в Веймаре под руководством его сестры Э.Ферстер-Ницше. Первое издание "Воли к власти" появилось в 1901 году. Далее произведение было переработано и заново составлено: первая и третья книги Петером Гастом, вторая и четвертая -- Элизабет Фёрстер-Ницше. Именно поэтому вопрос об аутентичности текста и по сей день остается открытым и составляет предмет специально-го рассмотрения. Так, известный исследователь творчества Ницше -- профессор Карл Шлехта в своем выдающемся издании работ философа под названием "Nietzsches Werke in Drei Bande" (Munich, 1958) использовал вместо оди-озного названия "Воля к власти" вполне нейтральное "Из нео-публикованных работ 1880-х годов", выступив тем са-мым в знак протеста против вопиющих издательских вольностей, с которыми отнеслась к наследию фило-софа его сестра и люди из Архива Ницше. Он полагал, в частности, что эти поздние заметки очень трудно упорядочить хронологически, так как они не имеют точной датировки в рукописях самого Ницше и таким образом, строго говоря, в них нет как таковой книги под названием "Воля к власти". И, тем не менее, в этом огром-ном количестве неопубликованных фрагментов очень многие посвящены разработке и прояснению имен-но данного понятия -- ""воля к власти"". Сколько бы не упре-кали Элизабет Ферстер-Ницше за использование словосочетания ""воля к власти"" в качестве названия для этих посмертно опубликованных фрагментов, у нее все же были для этого некоторые основания. "Воля к власти" и в самом деле было одним из рабочих названий той книги, которую Ницше планировал подготовить в конце жизни, и вряд ли расхождение между названием и содержани-ем подборки афоризмов здесь больше, чем в тех ра-ботах, которые он публиковал сам. Суть оригиналь-ной концепции ""воля к власти"" вытекает из критического тре-бования философа о "переоценке всех ценностей". От осмысления "ложных" ценностей современного ему мира Ницше переходит к анализу его глубочай-ших бытийственных оснований, усматривая послед-ние в примате ratio, доминировании истины над жиз-нью, что, на его взгляд, является главным симптомом упадка последней, ибо только она -- жизнь -- может и должна быть конечной целью всех человеческих стремлений: "единственной целью моей воли". Эту жизнь он понимает в виде потока, вечного и абсолютного становления, в котором нет ни конечной цели, ни логики, а есть лишь бессмысленная последователь-ность сложных комбинаций и игра случайных сил. Становление недоступно, по Ницше, какому-либо ра-зумному толкованию и в принципе непознаваемо. Единственное, что философ считает возможным о нем сказать -- это то, что оно есть результат соперничест-ва между энергиями, между состязающимися центра-ми сил или центрами власти -- волями, каждая из ко-торых стремится сделаться сильнее и "которые посто-янно либо увеличивают свою власть, либо теряют ее". Во всех проявлениях жизни Ницше находит, таким об-разом, ""волю к власти"". "Все "задачи", "цели", "смысл" - только формы выражения и метаморфозы одной и той же воли, которая присуща всякому процессу - воли к власти". Это, пишет он, "не бытие, не становление, а пафос -- элементарный факт, из которого уже и по-рождается и становление и действие". И дальше: "Вся энергия, вся действительная сила -- в воле к власти, кроме нее нет никакой другой ни физической, ни дина-мической, ни психологической силы". ""Воля к власти"", согласно Ницше, свойственна любому становлению, является основой мировой эволюции и фактом... не допускаю-щим никаких объяснений. ""Воля к власти"", по Ницше, не едина, а распадается на некоторые центры сил (атомы сил, центры воли Willens Punctationen), мощь которых либо растет, либо уменьшается в зависимости от при-сущей им энергии и степени противоборства противо-стоящих центров. Принцип, управляющий всем этим процессом, есть, по Ницше, не дарвиновская "борьба за существование" и не стремление к самосохранению и устойчивости; "великая и малая борьба идет всегда за преобладание, за рост и расширение, за мощь воли к власти, которая и есть воля к жизни". Становление есть, таким образом, непрерывное усилие к возраста-нию жизни, росту, как условию ее сохранения. Это усилие становления, "жажда жизни" и есть ""воля к власти"" как "самая внутренняя сущность бытия". Ницше пытается проследить ее на всех ступенях развития жизни, пола-гая, что любой живой организм представляет собой со-брание действующих в унисон силовых центров. Даже процесс питания он рассматривает в контексте "приме-нения первоначальной воли сделаться сильнее". "Известное количество сил, связанных общим процессом питания, мы называем "жизнью". Этот процесс питания предполагает как средства своего осуществления все формы так называемого чувствования, представления, мышления...". Замет-но, как в этом самом общем определении жизни угады-ваются многие из выводов социально-нравственного учения Ницше. Так, эксплуатация, по его мысли, не есть атрибут "развращенного, несовершенного или же примитивного общества: это -- часть существа всего живого, его органическая функция, следствие истин-ной ""воля к власти"", которая есть, прежде всего, воля к жизни. Еще одно, очень характерное в этом плане высказыва-ние: "Жить значит постоянно отталкивать от себя не-что, что собирается умереть; жить значит быть жесто-ким и неумолимым ко всему, что слабо и старо в нас", и т.п. Человек, как и человечество в целом, превраща-ются в этой системе координат в своего рода сложную группировку центров природных сил, постоянно со-перничающих между собой за рост "чувств власти". "Все, что делается с известной целью, может быть сведено к цели умножения власти". . Ницше против того, чтобы описывать человечество в терминах метафизических объяснений, внушающих человеку мысль о его исключительном по сравнению с природой положении в мире. "Он должен быть глух к таким голосам и стоять с бесстрашными глазами Эди-па и заклеенными ушами Улисса". Будучи частью уни-версальной жизненной силы и выражением единого жизненного принципа, человек, как и любой сложный механизм, отличается многообразным и неоднознач-ным его проявлением, где каждая из множества ""воля к власти"" имеет свой способ выражения. Первичными и наиболее естественными здесь являются аффекты, и только за ними идут уже интеллект и мышление, явля-ющиеся не более чем "только выражением скрытых за ними аффектов, единство которых и есть ""воля к власти"". ""Волить" не значит желать, стремиться, жаждать - от них воля отличается аффектом команды...". Последняя становится у Ницше также и основопо-лагающим принципом познания, которое, будучи лишь "перспективным учением об аффектах" -- перспективизмом, рассматривается им тоже, как только орудие ""воля к власти"", все высшие проявления человеческого со-знания служат не более чем повышению жизни. Позна-ние, по Ницше, тем сильнее, чем сильнее управляющая им воля: "Какой-нибудь тип усваивает столько реаль-ности, чтобы овладеть, воспользоваться ею". "Познание работает как орудие власти. Поэтому совершенно ясно, что оно растет соответственно росту власти". Ницше развивает дальше свою идею об исключительно слу-жебной роли познания и о том, как возникают и само сознание, и разум, и логика, и все важнейшие мысли-тельные категории (каузальность и т.п.), являю-щиеся в конечном счете только результатом приспо-собления организма к среде, схематизации и упроще-ния мира. Большое место он уделяет здесь и проблеме истины, резко выступая против рациональной ее трак-товки -- как главной цели всех знаний. Это место при-надлежит, по Ницше, самой жизни со всеми ее страстя-ми и влечениями. "В жизни, -- пишет он, -- есть лишь желания и их удовлетворения, а что между ними -- ис-тина или заблуждение -- не имеет существенного зна-чения". Значительно опережая по времени одного из своих будущих последователей -- Рорти, философ от-рицает объективный характер истины, -- то, что она выражает некое отношение самих вещей, "нечто такое, что уже существовало, что нужно, поэтому только най-ти, открыть -- она есть нечто, что нужно создать и что дает имя процессу, стремлению к победе". Истинам, как вполне логичным, несущим на себе печать обще-значимости, "затасканным, захватанным химерам", сконструированным бездушным рассудком, Ницше противопоставляет заблуждения. Последние, считает он, пронизаны человеческими заботами и желаниями, способствуют сохранению и возрастанию жизни. Диалектика истины и заблуждения здесь сложна и противоречива: философ то сталкивает их друг с другом, отдавая приоритет заблуждению; то не видит между ними вообще какого-либо принципиаль-ного различия. Так, истина превращается у него в то же заблуждение, только неопровержимое ("что удает-ся, то и истинно"). В силу того, что реальность Ницше трактует в качестве неупорядоченного потока станов-ления, оказывается невозможным говорить о какой-ли-бо соизмеримости категорий мышления и действи-тельности. "Вещь в себе", "субъект", "субстанция", "единство Я", "каузальность" и т.п. -- все это, по Ниц-ше, не более чем эвристические, антропоморфизирующие мир упрощения и предрассудки разума, от кото-рых надо отказаться, противопоставляя им энергетику ""воли к власти"". Мир, как вечное становление, находится в про-цессе постоянного изменения количеств сил, у кото-рых нет ни цели, ни единства, ни истинного, ни ложно-го. Ницше провозглашает тезис о существовании толь-ко кажущегося мира, мира постоянных движений и пе-ремещений количеств силы; только этот мир, по его мысли, и является единственно реальным. "Выражаясь морально, мир лжив. Но, поскольку сама мораль есть часть этого мира, мораль также лжива. Воля к истине есть укрепление, утверждение, упрочение, маскирование этого лживого характера, перетолкование его в "сущее". "Истина", таким образом, не есть нечто, что существует и что надо найти и открыть, но нечто, что надо создать и что служит для обозначения некоторого процесса, еще более некоторой воли к преодолению, которая сама по себе не имеет конца; вкладывание истины, как processus in infinitum, как активное определение, не осознание чего-либо, что само по себе твердо и определенно. Это есть слово для выражения "воли к власти"..." Принципи-альной установкой его гносеологии становится пер-спективизм, согласно которому каждое живое сущест-во наделяется особой точкой видения этого мира вечно меняющейся перспективы. "Мы не можем ничего ска-зать о вещи самой по себе, так как в этом случае мы лишаемся, точки зрения познающего"... который как бы останавливает на мгновенье этот вечно становящийся мир с тем, чтобы логизировать и схематизировать его. При этом никто не в состоянии обосновать истинность своей перспективы. Процесс познания превращается, таким образом, в оценку, интерпретацию и созидание мира, когда все от начала и до конца обусловлено дея-тельностью самого субъекта. "Есть только одно -- пер-спективное "познание", и чем больше позволяем мы аффектам говорить о вещи, тем больше глаз, различ-ных глаз имеем мы для созерцания вещи, тем полнее будет наше "понятие" о вещи, наша "объективность". Наряду с такого рода гносеологическим прагматизмом Ницше, как и все представители философии жизни (Шпенглер, Дильтей, Гартман, Бергсон, Шпрангер, Клагес, Боймлер), яв-ляется иррационалистом, отдающим приоритет ин-стинктивно-бессознательному, непосредствено-интуитивному в познании. Это вытекает из противопостав-ления им разума жизни, разума как неспособного по-нять последнюю, умертвляющего или в лучшем случае деформирующего ее -- "каким холодом и отчужденно-стью веет на нас до сих пор от тех миров, которые от-крыла наука". Разум случаен, "даже в самом мудром человеке он составляет исключение: хаос, необходи-мость, вихрь -- вот правило". Не лгут, по Ницше, толь-ко чувства, "мы сами вносим ложь в их свидетельства, приписывая явлениям единство, вещественность, суб-станцию, положительность и т.д.". Только в инстинкте непосредственно находит свое проявление принцип всего существующего -- ""воля к власти""; только инстинкт явля-ется ее аутентичным выражением. Ницше ставит фи-зическую, инстинктивную сторону в человеке выше, чем духовную, которая, по его мнению, является лишь надстройкой над истинным фундаментом -- жизнью тела. Поэтому истинное воспитание, здоровье должны начинаться именно с физической стороны: "надлежа-щее место есть тело, жест, диета, физиология... Греки знали, они делали, что было нужно, заботились об улучшении физической природы". Сознание, духов-ное, будучи симптомом несовершенства организма, выступает, по Ницше, вперед только тогда, когда уте-рян верный инструмент -- инстинкт. Этот тезис о до-минирующем значении бессознательно-витальной сферы в человеке, а также представление о нем, как о "неопределившемся" животном вошли в несколько преобразованном виде в качестве важнейшего элемен-та в концепции философской антропологии, особенно в биологической ее ветви. В осуществлении "воли к власти" и воли к свободе смыкаются все этические задачи, которые Ницше ставит человеку, переступившему "по ту сторону добра и зла" (jenseits vЖn Gut und BЖse), своею властью творящему себе закон и в железной дисциплине подчиняющему себя этому самосозданному закону.

Интерпретации учения Ницше.

Понятие "воли к власти" оказывается в философии Ницше непосредственным образом свя-зано с другими основополагающими ее концептами -- "вечным возвращением" и "сверхчеловеком". В конеч-ном счете, и то, и другое являют собой образы этого главного его постулата; причем если первое становит-ся у него своего рода способом бытия ""воля к власти"", то второе -- "сверхчеловек", де-монстрирующее стремление к созданию высшего типа человека, являет собой, по Ницше, "наивысочайшее" самоосуществление этой воли. "Моя формула для величия человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но и не скрывать ее - всякий идеализм есть ложь перед необходимостью, - любить ее...". В качестве прототипа сверхчеловека рассматривались Чезаре Борджа, Цезарь (Caesar, 100-44 до Р.Х.) и Наполеон. Когда Ницше предпочитает Чезаре Борджа евнуху, это не обязательно означает, что первый является его идеалом. Не отвечает ницшеанским требованиям и сам Цезарь. Он устраивает Ницше как "римский цезарь", но требуется, чтобы у него была "христианская душа". Наполеон - это "синтез нечеловека и сверхчеловека". Не отдает Ницше какого-либо особого предпочтения "арийцам", антисемитам или немцам. Кажется, именно Гете, в глазах Ницше, наиболее близок к идеалу "сверхчеловека". Гете обладал от природы сильными страстями, но сумел преодолеть себя. "Чего он хотел, так это цельности; он боролся с рознью разума, чувственности, чувства, воли (которую в ужасающей схоластике проповедовал Кант, антипод Гете)". Гете был толерантен по причине силы, а не слабости. Он был не немцем, а европейцем. Гете был человеком, который сказал жизни "да". Такой свободный дух "пребывает с радостным и доверчивым фатализмом среди Вселенной, веруя, что лишь единичное является негодным, что в целом все искупается и утверждается; он не отрицает более... Но такая вера - наивысшая из всех возможных: я окрестил ее по имени Диониса". Понятие ""воля к власти"", как и другие понятия философии Ницше, неоднократно под-вергалось всевозможным фальсификациям: вырван-ные из контекста, те или иные афоризмы и извлечения в их "свободной" подборке или же искусной компонов-ке интерпретировались часто совсем не в том смысле, который им придавал сам автор, отождествляясь с "культом силы", разнузданностью инстинктов, внеш-ним господством, стремлением к захватам и т.п. Одна-ко ницшевская ""воля к власти"" не может быть адекватно понята в таком контексте грубого насилия, так как последнее, согласно Ницше, всегда растрачивается в том, на что оно было направлено, если только оно не возвращает-ся к себе самому с последующим "сохранением" и "возрастанием". "Прежде, чем господствовать над дру-гими, -- писал Ницше, -- научись властвовать над со-бой", само-властвовать. Могущество власти заключа-ется не в ее произволе, а в желании мочь, желании си-лы. В этом стремлении исполнить элементарный долг жизни Ницше и увидел синоним ""воля к власти"", отсюда постоянное использование им в качестве тождественного ей понятия "воли к жизни". Причем сама жизнь, по Ниц-ше, это и есть "инстинкт роста, устойчивости, накоп-ления сил, власти: где недостает воли к власти, там упадок." Адептом такого рода истолкования ""воля к власти"" яв-ляется Мартин Хайдеггер (1889-1976), который в своей работе "Европей-ский нигилизм" говорит о недопустимости отождеств-лять последнюю с "романтическим" желанием и стремлением просто к захвату власти: ее смысл он ви-дит в "самоуполномочении власти на превосхождение себя самой", т.е. всегда возрастании власти, не доволь-ствующейся достигнутой ступенью, т.е. самою же со-бой. Подобная остановка расценивается им как не-мощь и упадок. Анализируя смысл данного понятия, Хайдеггер описывает его в контексте собственной кон-цепции Бытия, считая, что Ницше использует понятие ""воля к власти"" для обозначения основной черты сущего и су-щества власти и дает тем самым ответ на вопрос о том, что есть сущее в истории своего бытия. Все сущее, насколько оно есть и есть так, как оно есть -- это ""воля к власти"" Но для Хайдеггера последняя означает еще и но-вый принцип полагания ценностей, -- то, откуда, соб-ственно говоря, и исходит и куда возвращается это по-лагание. "Если все сущее есть ""воля к власти"", -- пишет Хайдеггер, -- то "имеет" ценность и "есть" как цен-ность только то, что исполняется властью в ее сущест-ве." Она, власть, не терпит никакой другой цели за пре-делами сущего, а так как последнее в качестве ""воля к власти"" как никогда не иссякающего превозмогания должно быть постоянным "становлением", вновь и вновь воз-вращаться только к ней и приводить к тому же самому, то и сущее в целом должно быть только вечным воз-вращением. В интепретации ""воля к власти"" Жиль Делезом (1925-1995) акцент сде-лан на абсолютном характере ее утверждения и невоз-можности ее истолкования сквозь призму уже устояв-шихся ценностей -- т.е. через отрицание (насилие, за-хват и т.п.). Поэтому Делез призывает отличать ""воля к власти"" от так называемых "вожделения господства" и "воли властвовать", которые пишутся по-немецки не так, как у Ницше, т.е. "Will zur Macht", а так -- "Will der Macht", хотя могут переводиться таким же образом -- ""воля к власти"", означая, однако, при этом не утверждение, не творчество новых ценностей, а стремление добиваться уже установленного и созданного. Что же касается Ницше, то у него, согласно Делезу, природа ""воля к власти"" со-стоит именно в том, чтобы творить и отдавать, утверж-дая; а не забирать, отрицая. "Природа воли к власти, по Ницше, - не в том, чтобы вожделеть, не в том даже, чтобы брать, но в том, чтобы творить и отдавать. Власть - как воля к власти - это не то, чего волит воля, это то, что волит в воле (в лице Диониса). Воля к власти - это элемент различения, из которого проистекают настоящие силы и соответствующие их качества в некоей целостности. Вот почему воля эта всегда представляется стихией подвижной, воздушной, многообразной. Благодаря воли к власти сила управляет, но благодаря воли к власти и подчиняется. Стало быть, двум типам или качествам сил соответствуют два лика, qualia воли к власти - два крайних, текучих характера, более сокровенных, нежели характеры сил, которые из них проистекают. Ибо воля к власти содействует тому, что активные силы утверждают, и утверждают собственное отличие: утверждение в таких силах всегда стоит на первом месте, отрицание же всегда оказывается следствием, как переизбыток радости. Силы реактивные, напротив, сопротивляются всему отличному от них, ограничивают другое - отрицание в таких силах первично, именно через отрицание подходят они к некоему подобию утверждения. Стало быть, отрицание и утверждение являются двумя qualia воли к власти, как активность и реактивность - качествами сил. Как толкование находит в силах принципы смысла, так и ценностное суждение обретает принципы ценностей в воле к власти" . Учитывая неодно-значность самого немецкого слова Macht, русские до-революционные философы, как бы предвосхищая Делеза, переводили это ницшевское понятие как "воля к мощи", но не как "волю к власти", акцентируя здесь момент творчески-активного, положительного. Кроме Хайдеггера и Делеза, ницшевская ""воля к власти"" оказала определенное влияние также и на творчество Мишеля Фуко (1926-1984) с его "метафизи-кой власти". "Ницше -- это философ власти, которому удалось помыслить власть, не замыкаясь для этого в рамках политической тео- рии". . Ницше укореняет мораль и соци- альные институты в такт и ках, осуществляемых отдельными выдающимися личностями, Фуко пол- ностью депсихол о гиз и рует этот подход, чтобы сос- лать психологические мотивации не источником, а про- дуктом стратегии без стратегов. Там, где ставился вопрос происхождения, скрытого смысла или эк с пли-цитной интенциональности, Мишель Фуко обнаружи- вает отношения силы, манифест и рующиеся на повер- хности событий, и с торических движении и самой ис- тории. Власть и знание образуют единый сплав, дополняя и усиливая друг друга: "Н е обходимо согласиться, что власть и знание непосредственно пронизывают друг друга, что нет отнош е ний власти без установления соответству- ющего поля знания, нет и знания, которое не пре д пол-агало бы и не конституировало бы в то же время от- ношений власти " Хорошо знаком с этим понятием был еще один французский философ, занимавшийся проблемой создания безвластных структур в языковом простран-стве текста, -- Ролан Барт, интепретировавший ""волю к власти"" как аффект, удовольствие и указание на перспективу гедо-низма как пессимизма у Ницше. "Стоит вам где бы то ни было лишь заикнуться об удовольствии от текста -- и у вас за спиной немедленно вырастут два жандарма -- жандарм политический и жандарм психоаналитический: вас обвинят в легко-мыслии и/или преступлении; удовольствие объявляется порождением праздности либо суетности, классовой идеей или просто иллюзией. Это древняя, весьма древняя традиция: едва ли не все философские школы отвергали гедонизм; его права отстаивали лишь маргинальные авторы -- Сад, Фурье; даже для Ницше гедонизм -- это пессимизм". Однако, используя не-которые идеи Ницше, Барт в то же время достаточно редко вспоминал или тем более цитировал своего "фи-лософствующего молотом" немецкого предшественни-ка. Среди англоязычных, в частности американских ав-торов можно отметить профессора Колумбий-ского университета Артура Данто. Этот мыслитель ставит учение о ""воля к власти"" в тесную связь с нигилизмом Ницше, полагая, что в зрелый период его творчества учение о ""воля к власти"" на-ходится в таком же отношении к учению о нигилизме, в каком находилось аполлоновское начало к дионисийскому в ранний период творчества Ницше. Так же, как и в его концепции искусства, обе эти силы, или поня-тия, считает Данто, дополняют друг друга. Нигилизм необходим, чтобы расчистить почву для подлинного творчества, представив мир во всей его наготе, лишен-ным значения или формы. В свою очередь, ""воля к власти"" "на-вяжет неоформленной субстанции форму и придаст значение, без чего мы не могли бы жить. Как мы будем жить и о чем мы будем думать -- об этом только мы са-ми можем сказать" . Иначе говоря, мир всегда есть только то, что мы сами сделали и должны воспроизво-дить, что у него нет никакой другой структуры, а так-же значения, помимо тех, которые мы ему приписыва-ем. ""Воля к власти"" означает, таким образом, волю к творчеству, к созиданию новых ценностей, определение "куда?" и "зачем?" человека, простирая творческую руку в буду-щее. В интерпретации современных норвежских историков философии Г. Скирбекка и Н. Гилье "волю к власти" следует из полагания, что человек не стремится, прежде всего к "удовольствию" или к тому, что является "полезным". Он стремится не к свободе от чего-либо, а скорее к свободе реализовать себя, найти свое "жизненное предназначение". Последнее происходит в форме воли к власти. Но здесь власть не означает власть над другими, но скорее власть над собой. Воля к власти также выражается в виде воли к познанию, то есть в виде инстинкта организации хаоса, преобразования окружения и господства над ним. Иногда это понятие приобретает онтологическое значение. Воля к власти становится формативной силой существующего. Однако в той степени, в какой она оказывается волей к чему-то будущему, это представление кажется противоречащим представлению о вечном возвращении одних и тех же объектов. В поздних идеях "воли к власти" и "вечного возвращения подобного" Фридрих Юнгер обнаруживает напряжение между рациональным прочерчиванием границы и преодолевающим все границы целостным созерцанием. В то время как идея воли к власти подразумевает дифференциацию мира и вместе с тем упорядоченный, наполненный ориентирами мир, то учение о возвращении говорит о всеобъемлющем утверждении становления, о самонастраивании на безграничность становления. В отечественной историко-философской тради-ции, где восприятие идей Ницше было далеко не однозначным, можно назвать Н.Михайлов-ского, достаточно высоко оценившего ницшевский те-зис о безусловной ценности волевой деятельности личности, а также В.Соловьева, критиковавшего Ниц-ше за отрыв его ""воля к власти"" от христианско-религиозного контекста и др. В советское время это понятие подвер-глось многочисленным искажениям и фальсификаци-ям, как впрочем, и вся философия Ницше. В имевших тогда место крайне упрощенных интерпретациях оно сравнивалось, по степени его абсурдности, то с боже-ственной волей, сотворившей этот мир и управляющей им, то с понятием, с помощью которого философ пытался якобы устранить закономерно развивающийся материальный мир и низвести его к акту субъективно-го творчества и т.п. В работах современных отечест-венных авторов, посвященных интерпретации ницшевского понятия ""воля к власти" дается взвешен-ный, опирающийся на аутентичное прочтение ориги-нальных текстов мыслителя анализ. Ницше рассматривал себя и свою философию как эксперимент. Он трактует себя в качестве "экспериментирующего" (tentative). Ницше подвергает перекрестному огню наши наиболее глубоко укорененные представления. Он сомневается в ценностях, которые мы часто догматически и беспроблемно принимаем в качестве само собой разумеющихся. Он разрушает то, что, мы трактуем как самоочевидное. Ницше ставит эксперимент над истиной. Если мы, в конечном счете, выясняем, что этот эксперимент в том или ином смысле предполагает то, в чем мы сомневались, а именно идею абсолютной истины, то это не умаляет значения эксперимента.

Ницшеанство в 20 веке.

Философия жизни - направление в западноевропейской философской мысли, сложившееся в последней трети 19 в. в Германии и получившее известность, главным образом, в первой трети 20 в. Философия жизни утрачивает самостоятельное значение после Второй мировой войны в связи с утверждением философии экзистенциализма, которая дополнила основные принципы философии жизни феноменологическим методом и акцентировала внимание на ряде новых острых проблем современной эпохи. Философия жизни возникла в эпоху, когда европейский капитализм начинает проявлять первые симптомы своего кризиса, выразившиеся в нарастании иррациональности общественной жизни, учащении конфликтов между личностью и обществом и во все большем поглощении тотальностью социума человеческой индивидуальности. Философия жизни может быть рассмотрена, как реакция (хотя и гипертрофированная) против издержек рассудочного века Просвещения; реакция, главным пафосом которой стало противопоставление разуму сил самой жизни с ее иррациональностью, непосредственностью и принципиальной недоступностью, для всякого рационального осмысления. Целостная реализация данного умонастроения и привела в конечном счете к такого рода философскому движению, как философия жизни, представленному именами Ницше, Дильтея, Зиммеля, Шпенглера и Бергсона. Освальд Шпенглер (1880--1936) - продолжатель тради-ции немецкого романтизма и "философии жизни", по-клонник Ницше и Гёте. Культуры, по мнению Шпенглера, возни-кают "с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле", и столь же бесцельно уходят со сцены ("...лишь живые культуры умирают", -- писал он), не оставляя по-сле себя ничего. Морфология культуры Шпенглера сообщила за-падному миру, что он неудержимо клонится к закату: по убеждению Шпенглера, рационалистическая цивилизация озна-чает деградацию высших духовных ценностей культуры, обреченной на гибель. Великие культуры прошлого, по мысли Освальда Шпенглера, как бы демонстрируют Западу его собствен-ную судьбу, его ближайшее историческое будущее. Философ никогда не обманывался по поводу истинной сути и исто-рических судеб трагического российского эксперимента 1917: "социализм, -- по его убеждению, -- вопреки внешним иллюзиям -- отнюдь не есть система милосер-дия, гуманизма, мира и заботы, а есть система воли к вла-сти... "благоденствие" в экспансивном смысле... Все ос-тальное самообман". По Шпенглеру, 19 век рассматривал историю как дорогу, по которой "человече-ство храбро маршировало все дальше... Но куда? Как долго? И что потом..?" Освальд Шпенглер как метакультурный диагност, рационально предостерегавший о грядущем Апокалип-сисе в Европе, разработавший многомерную и содержа-тельную историческую концепцию, покончивший с пло-ским прогрессизмом рационалистического толка, оказал-ся, прежде всего, философом будущего для любой совре-менности. Бергсон Анри (1859--1941) -- фран-цузский философ, возродивший традиции классичес-кой метафизики, один из основоположников гумани-тарно-антропологического н а правления западной фи-лософии. Представитель интуитивизма, эволюциони-стского спир и туали з ма и "философии жизни". Центральное понятие идеализма Бергсона - "чистая", то есть нематериальная "длительность" (отличаемая от "времени" как искаженного человеческим интеллектом представления о "длительности") - первооснова всего сущего. Материя, время, движение - лишь различные формы проявления "длительности" в человеческом представл е нии и в рассудочных схемах науки. Познание "длительности" доступно лишь интуиции, п о нимаемой как непонятийное, непосредственное "узрение", "пост и жение", где "акт познания совпадает с актом, порождающим действительность". Бергсон противопоставляет предыд у щим философским учениям свою концепцию "творческой эволюции", основанную на ун и версализации понятий, заимственных из течений дарвинистов. Ричард Рорти (р. 1931 г., США) выдвинул проект "деструкции" предшествующей философской традиции, обремененной, по его мнению, такими пороками, как метафизичность, трансцендента-лизм и фундаментализм. Образ ума, стремящегося вы-работать общую теорию точного представления о мире как грандиозного зеркала, постоянно подвергающегося анализу и улучшающей его свойства шлифовке, соглас-но Р., сопряжен с трактовкой философии как трибунала чистого разума, отвергающего либо привечающего то или иное положение культуры. Рорти, жестко разводя по либеральной модели сфе-ры жизни "публичной" и "приватной", также разграни-чивает "приватную мораль самосовершенствования" и "публичную мораль взаимоприспособления". Критики Рорти неоднократно отмечали по сути кантовский дух дан-ной процедуры (столь же категорически Кант принял как данное разделение между наукой, искусством и мо-ралью), хотя сам Рорти и подчеркивал: "Если однажды фи-лософы проглотили кантовское "настойчивое различе-ние", тогда они приговорены на бесконечные редукци-онистские и антиредукционистские ходы. Редукциони-сты будут пытаться сделать все научным, или политическим (Ленин), или эстетическим (Бодлер, Ницше). Антиредукционисты будут показывать, что не прини-мают во внимание такие попытки... Философия модер-на состояла в беспрестанной их перестройке, то в сжи-мании их друг с другом, то в разводе друг от друга. Но неясно, сделали ли эти усилия свое время значительно лучше". Не разделяя идею Канта о принципиальной не-возможности придать нравственный смысл человечес-кому познанию (по Рорти, эту ошибочную мысль достраи-вали с переменным успехом Маркс, Ницше и М.Вебер, "купились" на эту "типично немецкую басню" Фуко и Делез), Рорти подчеркивает, что рассмотрение истины от-дельно от власти результируется не в том, что язык на-уки мог бы обеспечить беспристрастную критику ин-ститутов социального контроля, а, наоборот, в том, что бюрократия исключительно эффективно пользует вер-бальную палитру, изобретенную мудрецами от либера-лизма. Новое переосмысление Ницше начнется в экзистенциализме, который является одним из ведущих философских теорий 20 века, полностью базирующейся на наследии Фридриха Ницше. "Собственно мысль Ницше - это система мысли, в начале которой стоит смерть Бога, в центре - вытекающий из нее нигилизм, а в конце - самоопределение нигилизма в вечном возвращении", - говорит К. Левит. К. Ясперс определит весь экзистенциализм как "становление самим собой в ходе усвоения Ницше", а Хайдеггер будет выводить из нигилизма Ничто: "Ничто здесь означает не какое-то особенное отрицание отдельного сущего, но безусловное и полное отрицание всего сущего, сущего в целом... Что, наконец, если упущение этого развернутого вопроса о существе Ничто оказывается основанием того, что западная метафизика неизбежно впадает в нигилизм?" Философия жизни оказала, без преувеличений, колоссальное воздействие на европейскую культуру и самосознание 20 в. Особенно велико это влияние оказалось для гуманитарной сферы знания, представители которой до сегодняшнего дня эффективно реализуют многие из методологических установок философия жизни (дескриптивно-деструктивный феноменологизм и филологизм Ницше, герменевтику Дильтея, антиисторицизм и антицентризм Шпенглера с его циклической моделью уникально-автономных культурных организмов, идеи о "закрытом обществе" Бергсона). Задав мощную, инородную философской классике антисциентистскую традицию, философия жизни явилась по сути, первым историческим выражением нового типа философствования, ставшего господствующим в европейской ментальности, начиная с 30-40-х 20 в. со свойственными ему отказом как от претензий на завершающее системоосмысление мира, так и от поддержания мифа о единстве этого мира и разума.

Заключение.

Драматична не только жизнь Ницше, но и судьба его наследия. Затравленный непониманием и одиночеством при жизни, он был извращен и оболган после смерти. Скандалы вокруг его рукописей и их фальсификация последовали почти сразу. Трижды в 1892-1899 гг. начинало выходить полное собрание сочинений Ницше и дважды обрывалось. "В неописуемой странности и рискованности моих мыслей лежит причина того, что лишь по истечении долгого срока - и наверняка не ранее 1901 года - мысли эти начнут доходить вообще до ушей". Удивительно, что этому одинокому "охотнику до загадок", испившему до дна чашу непризнанности и вынужденному, несмотря на крайнюю бедственность, печатать за свой счет немногочисленные тиражи собственных сочинений, так и не пришлось хоть однажды усомниться в каждой написанной им строчке. Пророчество оказалось необыкновенно точным: столетие открывалось оглушительным взрывом ницшемании, словно бы те на последнем дыхании выкрикнутые слова: "я не человек, я динамит" - были не эйфорическим разоблачением с-ума-сходящего, а самой действительностью. Злая насмешка судьбы: самому аристократичному из мыслителей, индивидуалисту, поддерживающему свою жизнь строжайшей диетой одиночества и презирающему даже театр, в котором "господствует сосед", довелось посмертно побить наиболее внушительные рекорды по части массового эффекта и стать едва ли не самым всеядным властителем дум начинающегося столетия. Нельзя без возмущения смотреть на то, как зловещие всходы "ницшеанства", а фактически осквернение его памяти, чертополохом разрастались в Германии и Европе. Словно предчувствовавший эту Вальпургиеву ночь, этот шабаш, Ницше писал о зловонном рое ядовитых мух, которые "льстят тебе, как Богу или дьяволу; они визжат перед тобою, как перед Богом или дьяволом. Ну что ж! Они - льстецы и визгуны, и ничего более". А ницшеанства как такового нет, этим термином обозначают по крайней мере три различных явления. Первое - новое воспроизведение отдельных положений Ницше в творчестве таких философов, как М. Хайдеггер, К. Ясперс, К. Левит, Ж. Делез, Ж. Деррида. Второе - современная международная школа ницшеведения со своим ежегодником "Ницше-штудиен", издательскими центрами, научными организациями и периодическими конференциями или симпозиумами. Третье - дальнейшая разработка тех проблем, которые вошли в современную культуру и философию через Ницше. А поскольку он касался буквально всего духовного содержания истории и культуры, то по этому критерию не только "философия жизни", у истоков которой стоял он, но практически все основные направления современной культурологической и философской мысли можно смело отнести к ницшеанским. Даже марксистское, если взять идеи Ницше об относительности и обусловленности морали и нравственности или его тезис о воспитании нового человека. Но существует еще одно, четвертое и наиболее зловещее значение ницшеанства (так называемое, ферстер-ницшеанство)- политическое, которое сконструировали, прежде всего, нацисты, руководствуясь идеологией, основанной на аморальности, политическом экстремизме, цинизме и нигилизме (Юлиус Лангбен, Альфред Шулер, Стефан Георге). В политическом смысле трактовалась философия Ницше и у нас, подвергаясь осуждению и критическому разгрому. Фашистская интерпретация идей Ницше до крайности искажала его мысли, превращала мыслителя в шовиниста и человеконенавистника, каким он не был. Нацизм в свое время ухватился за эти рассуждения Ницше в "Антихристе", истолковав их на свой лад и объявив войну "слабым, а именно тем, кого следовало бы поработить или уничтожить ради процветания высшей расы". В чем и виновен Ницше, так это в том, что раньше всех заглянул в кошмарную бездну грядущего и ужаснулся от открывшегося ему. Никто, как Ницше, не призывал с таким отчаянием к бегству в царство свободы интеллекта и никто с такой силой не почувствовал, что наступающий век несет с собою нечто новое и ужасное, что старая эпоха отмирает, а в ее предсмертных конвульсиях родятся тоталитарные режимы XX в.: национал-социализм в Германии и большевизм в России: "Грядет время, когда будут вести борьбу за господство над землей - ее будут вести во имя фундаментальных философских учений". Это предсказание Ницше остается в силе. И пока оно будет оставаться в силе, идеям Фридриха Ницше суждено быть не столько философским наследием, сколько ареной политических битв. И сфабрикованная работа "Воля к власти" будет играть здесь не самую последнюю роль, находясь вместе с Библией как некогда "Так говорил Заратустра" в походном ранце современного апологета глобализма. Литература:

    -- Ницше Ф. Сочинения в двух томах -- М.: Мысль, 1990. -- . -- " История философии: Энциклопедия" -- Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002. -- 1376 с. -- Философия и жизнь. Материалы ежегодной конференции 16-17 ноября 2001г. Петербург -- СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. -- 276 с. -- П. С. Гуревич , В. И. Столяров "Мир философии" -- М.: Издательство политической литературы, 1989. -- . -- Даниэль Галеви "Жизнь Фридриха Ницше" -- Рига: Спридитис, 1991. -- с. -- Стефан Цвейг "Ницше. Борьба с безумием" -- Талинн: , 1990. -- с. -- В. А. Подорога "Метафизика ландшафта" -- М.: Наука, 1993. -- . -- Хайдеггер Мартин "Кто такой Заратустра у Ницше?" -- М.: Топос, 2000. -- с.50-65 -- Фридрих Георг Юнгер "Ницше" / пер. с немецкого А. В. Михайловского. -- М.: Праксис, 2001. -- 256 с. -- Ницше Фридрих "Воля к власти" / под ред. Г. Рачинского и Я. Бермана. -- М.: ТОО "Транспорт", 1995. -- 302 с. -- Делез Жиль "Ницше" / Перевод с французского С.Л.Фокина. -- СПб: AXIOMA, 2001. -- с. -- М. Фуко "Ницше, генеалогия и история" -- Философия эпохи постмодерна: Сборник переводов и рефератов. -- Мн.: ООО "Красико-принт", 1996. -- с. 74-97 -- Скирбекк Г., Гилье Н. История философии: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Пер. с англ. В.И. Кузнецова; Под ред. С.Б. Крымского. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2003. - 800 с. -- Ролан Барт "Удовольствие от текста" -- Избранные работы. Семиотика. Поэтика. -- *: *, *. -- с. 462-553
Интернет ресурсы:
    -- Данто Артур "Ницше как философ" http://www.nietzsche.ru/look/danto.php?8 -- Хайдеггер Мартин "Европейский нигилизм" http://www.nietzsche.ru/look/l21_01.htm -- Ясперс К. "Духовная ситуация времени" http://library.ninsi.ras.ru -- Ясперс К. "Ницше. Введение в понимание его философствования"
Aus dem Nachlau der Achtzigerjahre. - S. 422. Ессе Homo. Перевод Ю.Антоновского. - С. 737 W.Kaufinann. Nietzsche: Philosopher, Psychologist, Antichrist. Princeton, 1968. - Pp. 3-21, Pp. 284-307.

Почитать философов – значит показать как люди мыслили их мыслямидо них, как не мыслили при них, как мыслили после них, как мыслят их мыслями сегодня и, наконец, как мы сегодня мыслим их мыслями, которые высветились в их текстах только сейчас .

Так или иначе в представлении большинства образованных людей закрепилось мнение, что Фридрих Ницше был страстным проповедником идеи о том, что не столько интеллект создает волю, сколько воля создает интеллект. Причем не просто воля, а именно злая воля, воля к власти, к подчинению, к насилию. Именно стремление к господству и порождает культуру. Отсюда множество основополагающих для трагедии человеческого существования парадоксов: чтобы стать лучше – следует быть злее и более жестоким; жизнь, постигающая жизнь, в глубине своей темна и трагична; для того, чтобы жизнь утвердить – ее признанные формы следует отрицать и т.д. . Для исследователей же философского творчества Ницше представилось широкое поле всевозможных интерпретаций. Одни акцентировали свое внимание на "воле к власти" как сердцевине ницшеанской идеологии, в то время как другие предпринимают попытки смягчить вызывающее обычно осуждение положение философа: "Падающего – подтолкни", как-то "очеловечить варварское" в суждениях мыслителя и оградить его от обвинений в создании идеологии фашизма. Мартин Хайдеггер, творивший в середине XX века, в русле идей гуссерлианства создал философию "человека" как "наличного бытия", "вот-бытия" (Da - Sein) находящегося в "просвете Бытия". Основная его идея: утверждение "фактической наличности" человеческого бытия важнее которой ничего нет, несмотря на укорененность в Бытии . Человеческая сущность схватывается только в языке – это то единственное и отличное от других сущее, которое способно само поставить вопрос о бытии . Если Ницше – одна из центральных фигур в философии конца XIX века, то Хайдеггер по праву считается в мировой философской мысли XX века просто "философом века".

Сами по себе мысли обоих философов никогда не были новыми даже для их времени. С этой точки зрения "ницшеанство" и "хайдеггерианство" существовали задолго до Ницше и Хайдеггера, но не в той форме. Кричащие противоречия между требованиями бурлящей жизни и этикой давно волновали философов. Вся послегомеровская культура (включая Платона, но не Сократа) полна требований: усиливающееся с "прогрессом" господство посредственности, "серости", которое мешает росту значения аристократии, власти лучших; превзойти окружающих и презирать их; делать зло для достижения добра; прийти от философии цинизма к философии сознательной лжи и т.д. Искаженные сестрой Ницше – Фёрстер (если искажение было, конечно) идеи, подобранные в книге "Воля к власти", не так уж далеки от действительных идей (как показала история) "Капитала" Маркса. И там и тут рискованное воспламенение людей, требование немедленного действия, обращение к мощи, к силе, насилию и власти. У Ницше – больше в духовной жизни, у Маркса в "диктатуре пролетариата". Не лишены этого и идеи "национального социализма". Недаром Г.В.Плеханов обвинял В.И.Ленина, что его "окружают ницшеанцы". А идеи Хайдеггера? Требования: освободиться от "схоластики рационализма" в пользу "живой жизни"; пойти навстречу "подпольному человеку" Достоевского и понять миp исходя из его "наличного состояния"; перейти от воспевания Истины как знания к "вслушиванию" в Истину, как искусство и т.д. Все это было и до Ницше и Хайдеггера.

Историческое значение и роль обоих философов, следовательно, заключается не столько в создании "нового", сколько в определении специфического для их времени "узла идей", позволяющих людям найти "иное начало" при вопрошании о своем месте в мире. Конкретно это выразилось в том, что и Ницше и Хайдеггер по сути выступали против картезианских традиций в философии и оказались выдающимися представителями того философского течения, которое активно включилось в борьбу за "мировое влияние" в условиях преобладания и даже кажущегося господства рационализма. Оба мыслителя выступили против ведущих идей времени, предопределяя мышление людей будущего. В этом их действительная актуальность.

Философию Ницше невозможно понять без глубокого осмысливания трагедии удивительного, казалось бы, несоответствия между недостатком физического и духовного здоровья и пафосом утвердить для людей именно это здоровье. Немощь, сострадание к людям и предчувствие безумия оказались преобразованными в пафос жизненности и мощи, силы, насилия и жестокости. В сбалансированном единстве дионисийского и аполлонического начал постепенно начинает преобладать Дионис, хотя "в самый последний момент" можно увидеть возвращение к Аполлону . Одно дело – идеи, высказанные в "Рождении трагедии". Там провозглашается, что "музыка и трагический миф в одинаковой мере суть выражения дионисической способности народа и неотделимы друг от друга... При этом в сознании человеческого индивида... это дионисическое подполье мира может и должно выступать как раз лишь настолько, насколько оно может быть затем преодолено аполлонической просветляющей и преобразующей силой...” . Другое дело – мысли, появившиеся в "Ессе Номо" и переписке "Дионис против Распятого" . Здесь Ницше неожиданно превращается в "распявшего самого себя Диониса", или просто в "Распятого". Среди ключевых понятий ницшеанской философии: "нигилизм", "переоценка всех ценностей", "воля к мощи " (сужаемая обычно до понимания как “воли к власти”), "вечное возвращение того же самого" и "сверхчеловек" – каждое может быть взято за основу как определяющее целое. Философия Ницше двусмысленна, двойственна, амбивалентна – и в этом ее величие. Он поднял и осветил центральные проблемы духовной жизни людей, так что каждый мыслитель пытается "перетянуть его на свою сторону". Не Ницше мыслил мыслями фашизма и кoммунизмa, а наоборот, тоталитарные идеологии пытались приспособить его мысли к своему миропониманию, пытались "мыслить по-ницшеански".

Социальная философия Ницше исходит из протеста против жизни "простого смертного", подчиненной стадным инстинктам. Он упрекает старую добродетель справедливости в потакании слабым и провозглашает новую справедливость как волю жизненной силы к власти, которая не нуждается в посторонних "подпорках" и оправдывает сама себя. Воля к власти (мощи) – самая внутренняя сущность бытия, требующая “хотеть стать мощнее”, “расти”, а для этого “полагать ценности” и хотеть средств для их реализации. Вопрос о ценностях фундаментальней вопроса о достоверности. Мысли, приходящие на глиняных ногах, правят миром. Истина – это тот род неистребимых заблуждений, без которых определенный род живых существ не мог бы жить из-за страха. Истина – это лишь положение различных заблуждений по отношению друг к другу так, что одно заблуждение старше и глубже другого. Истина – не то, что нужно найти, а то, что нужно создать. Мерилом же наших сил служит то, в какой мере мы можем, не погибая от этого, признать необходимость ложных ценностей. Воля как центр силы из себя конструирует весь остальной мир и ценности. Ценности же – это условия сохранения и подъема сложных образований с относительной продолжительностью жизни внутри процесса становления. Чтобы не погибнуть перед истиной – нам остаются искусство и мифы. Человек, сущность которого "водится изнутри воли к власти" – сверхчеловек, устремленный в будущее. Тем самым сверхчувственное основание сверхчувственного мира сделалось бездейственным. "Бог мертв", его убили люди. В пафосе "ужасаиз-за этого" можно усмотреть возврат к поиску божественного Высшего начала .

Ф.Ницше многое предугадал и прежде всего опасность для "воли к власти" со стороны тысячелетних усилий метафизики по истолкованию бытия. Действительное назначение метафизической истины – это подменить "истиной бытия" именно "волю к власти", пошатнуть ее значимость. И здесь он был непримирим. Однако, Ницше не смог предвидеть, что созданная им элитарная и аристократическая философия “сверхчеловека” оказалась на практике наиболее пригодной для безликих "людей из толпы", которые, компенсируя свою слабость из-за неполноценности, обратились к насилию и имморализму. Подобно тому, как Нищие не понял, что жизнь упивающегося иллюзорным героизмом сверхчеловека по существу бесчеловечна, Маркс не смог предвидеть безжизненность человека, живущего в условиях отсутствия разнообразия и тотальной уравниловки. Вскрытая в "духе трагедии" жизни драма современной ему человеческой души предстала для Ф.Ницше как нечто постоянно требующее непрерывного творчества мифов, мифотворчества. "...Все мои сочинения суть рыболовные крючки; ...если ничего не ловилось, то это не моя вина. Не было рыбы..." .

Философия М.Хайдеггера также двойственна, двусмысленна, амбивалентна, как и философия Ф.Ницше, что, вероятно, и послужило причиной того, что именно Хайдеггер "заставил" философский мир относиться к Ницше серьезно, что именно Хайдеггер уловил в идеях Ницше одну из главных установок грядущего XX века: постановку вопроса о необходимости философии вообще (а не в каком бы то ни было виде) . Более того, осмысление философии Нищие Хайдеггером "пало" на серединный, переломный период его творчества (1936-1942). И хотя М.Хайдеггер постоянно подчеркивал, что между ранним и поздним Хайдеггером ("Хайдеггером I и Хайдеггером II ") нет принципиальной разницы , все же следует признать существенное влияние идей Ф.Ницше на философские установки "позднего" Хайдеггера. Вслед за Ницше, Хайдеггер, например, додумывает "до конца" основную идею нигилизма, ведущую к "убийству Бога"; показывает неизбежность для "отвергнувших Бога" прихода к "новому богу" из-за невозможности существовать для человека без посторонней поддержки; постоянно "вопрошает" себя и человечество о необходимости и, в то же время, невозможности "назвать" то, что оказалось "на месте Бога", терзающий человека ужас от этой невозможности. Само философское творчество М.Хайдеггера наглядно демонстрирует, какие идеи Ницше и каким образом работают в мыслях философов творивших после него в XX веке. Мы не говорим уже о других. Сказанное определяет не только философию Хайдеггера в целом, но и отдельные, в частности, интересующие нас в данном случае проблемы, поставленные мыслителем. Новизна и оригинальность идей, предложенных Хайдеггером, теперь уже не вызывает серьезных возражений, хотя самого философа такие сомнения посещали часто. "Видимо, борьба за сохранение традиции истощает нас, – признается он в письме к Блохманн от 27 июня 1926 года, – Создавать свое и охранять великое одновременно – превосходит силы человека... Из этого круга нет выхода – вот так и получается, что собственный труд кажется то важным, то вновь совершенно незначительным..." .

Согласно социальной философии М.Хайдеггера , "воля к мощи", или, более узко, "воля к власти", которой придавал столь большое значение Ф.Ницше, действовала в новоевропейском субъекте тайно уже с самого начала, но временно признавала над собой требование объективности, научной строгости и не объявляла себя единственным законом сущности. Лишь в последние десятилетия, в результате глубоких "метафизических" размышлений, выяснилось, что субъект, по сути, обеспечивает лишь самого себя. За субъектом все более решительно стала обнаруживаться "воля к власти", а содержанием “воли к власти” оказалась некая "воля к воле ". Соответственно, "воля к власти" – это всего лишь проявление более глубинного процесса: "воли к воле". "Воля к воле" – это такой, возникший в западноевропейской традиции, процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от самоутверждения, всё берет под свой учет и контроль .

М.Хайдеггер является создателем оригинальной концепции "наличного бытия", т.е. человеческого бытия, концепции "вот-бытия" (Da - Sein). Философствование следует начинать с вопроса о сущем, с человеческой реальности, которая только и может раскрыть сущее, а именно с феноменологической онтологии. Только через выяснение сущности человеческого бытия (Da - Sein) можно раскрыть сущность собственно бытия (Sein). Причем человек находится "в просвете бытия" и может, поэтому, или подняться к "высшему" или, не поняв смысла этого "просвета", попасть в ад. Истинным отношением человека к миру является озабоченность своей деятельностью, единством с миром, отношением к общественности, отчужденностью. Через заботу человеческое существо порабощает само себя, постоянно ставя перед собой все новые и новые цели, и именно в этом процессе порабощения пытается обосновать и укрепить свою свободу. Страх, с одной стороны, заставляет человека, отказываясь от своего истинного бытия, растворяться "в массе" (Man), а с другой – именно страх потерять себя и раствориться в анонимности общественного заставляют человека преодолеть одиночество и вернуться к "личностному существованию". Поскольку человек "виновен изначально", то только совесть позволяет ему осознать это. Совесть – это особый долг перед самим собой, отказ от неподлинного существования, что требует решимости, которая может привести человека к подлинному цельному самобытию, вырывая его из безличного существования. Любую решимость человека предвосхищает решимость особого рода: "бытия-к-смерти", которая может придать существованию смысл и позволяет рассеять всякое "мимолетное самосокрытие" .

В наше время высшее знание обращается не к Логосу, как в прежние времена, а к соединению "науки и магии". Естествознание ("научное мышление") обращено к сущему, между тем как философия ("мыслящее мышление") стремится проникнуть к смыслу бытия. Если до Ницше философы обычно делили мир на субъект и объект, то с возникновением "философии жизни" возникла традиция понимать человека как "бытие в себе", подлинность которого раскрывается в вопрошании, направленном на самого себя.Хайдеггер стремится преодолеть противопоставление субъективного и объективного, он за "нерасчлененное бытие ". Кантовская схема подведения явлений под схемы понятий рассудка отвергается Хайдеггером, а постоянно прогрессирующая рационализация ведет, по его мнению, в тупик, выход из которого в умении понять культуру личного мира души человека, погрузиться в субъективное переживание времени, в непридуманную человеческую жизнь с ее заботами и страстями, в человеческое сознание, в "бытие бытующего", поставить вопрос о значительности человеческой субъективности .

При ближайшем рассмотрении выясняется, что существуют два времени ; с одной стороны, человеческое, время человеческого бытия, первоначальное (соотнесенное с жизнью человека), а с другой, мировое время, время природы, производное от человечески-личного – безличное время. Проблема состоит в том, что человек одновременно находится в этих двух разных "временах". Время, по Хайдеггеру, не субъективно и именно из времени можно понять истинное бытие. Подлинное (человеческое, а не мировое) время конечно, а поэтому конечно и бытие. Со смертью человека исчезают и время и бытие. "Временность " – это связь времени с человеческим существованием. Сущность временности в обнаружении единства "экстатических состоянии человека", когда прошлое и будущее сливаются в настоящем .

Тем не менее будущее обладает приоритетом , поскольку для каждого человека очевидно существование в будущем смерти как завершения временности. В отличие от человеческого времени, в "абстрактном времени", в мировом и общественном, человек встречается с внутримировым сущим. Мировое время оказывается по Хайдеггеру ни субъективным, ни объективным, оно было "раньше". Исходя из прошлого можно понять лишь "механическую причинность", а "жизнь как органическое целое", сознание и историю – лишь исходя из будущего. Если объяснение с научной точки зрения, опираясь на прошлое, подводит итог и ставит перед собой какую-то цель, которую стремится достичь, то это заведомо ложный шаг. Ведь цель – это то, что лишь наступит в будущем. Цель не задается прошлым, а определяется каждый раз заново из самого грядущего. "Истинная истина" не замкнута (хотя и целостна), она – открытость бытия времени. Главное в истине – не то, что уже есть, а то , чего ей не хватает, что еще только наступит . Время всегда разомкнуто в будущее, которое и определяет направление изменения мира. Плюрализм истины и свобода человека состоят как раз в том, что существует необходимость каждый раз постигать будущее заново. А его неведомость делает мир бесконечным. Поэтому, по Хайдеггеру, время неотъемлемо от субъекта и исчезает вместе с ним. Время и есть бытие, а без него прекращается. Постичь бытие может лишь такое мышление, которое поймет "время как горизонт бытия" в единстве с "временем как бытийностью заботы", поймет время в единстве прошлого и настоящего, "временящихся из будущего", время как скрытую историю. Бытие не вещественно, как это мыслит человек, исходя из европейских традиций. Но бытие и не идея, не мысль. Бытие – это то, .что открывается в горизонте времени, что открыто времени, что исторично, плюралистично и трансцендентно. То что есть – лишь дано в бытии, а не само по себе бытие, которое как бы ускользает от определения. "Не то что бытие где-то существует само по себе и сверх того еще ускользает от рассмотрения. Нет, ускользание бытия как такового – это и есть само бытие" . Находясь "в просвете бытия", человек может не понять, где истина, а где заблуждение, где истинное время и "цель", а где ложное "абстрактно-мировое" время и серия "ложных целей". Европейский человек "заблудился", увлекшись "волей к власти" и стоящей за ней "волей к воле".

Как уже отмечалось, "воля к воле" – это такой процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от самоутверждения, все берет под контроль и свой учет. Обеспечивая каждый свой шаг развитием техники на основе научных методов покорения природы, “воля к воле” делает себя представительницей бытия, полностью вытесняя его собой. “Воля к воле” оказывается закрытой для любого события, которое было бы не ею же самой установлено. В практике нового человека безраздельно правит трансцендентное метафизическое начало “воли к власти” и “воли к воле”. Слепота метафизической мысли состоит как раз в том, что она никак не может в наступательной "воле к воле" узнать саму себя.

Мир становится не миром, поскольку Бытие, хотя и пребывает, но как таковое не правит в своем собственном "доме". Сущее, полагает Хайдеггер, перешло в "блуждающий способ существования, когда распространяется пустота, требующая одного единообразного порядка и обеспечения сущего" . Никакая акция, никакой активизм не может изменить состояние мира, потому что бытие как действенность и действие замыкает сущее от "раскрывающего со-бытия" (Ereignis). Даже страдание, противоположное действию, оказывается заодно с действием в той же самой метафизической сфере "воли к воле" и не в состоянии вывести за ее пределы. "Воля к воле" навязала возможному в качестве цели невозможное. Техника, поэтому, – идентична понятию законченной метафизики. Абсолютное единообразие человеческих масс под господством “воли к воле” делает ясной бессмысленность человеческого действия, возведенного в абсолют.

"Ни одно изменение не происходит без опережающего указывающего путеводства" ,– подчеркивает Хайдеггер. Это–"судьба"-"посылание", каковым для человека оказывается какое-нибудь "бытийное озарение", независимо от того, сумеет ли человек принять его как таковое или оградит себя от “раскрывающего со-бытия” (Ereignis) Бытия. В последнем случае, а именно, с "вытеснением судьбы" прекращается и история. Будущее становится материалом лишь для волевого планирования. "Но как сможет достичь нас какое-то путеводство, – завершает свои мысль Хайдеггер, – если не высветится со-бытие, которое призывая, требуя человека, озарит его существо, даст ему сбыться и в этом о-существлении выведет смертных на путь мыслящего, поэтического обитания на земле?" .

Итак, по новому взглянув на философию Ницше и заставив философов XX века относиться к нему серьезно, Хайдеггер сам стал во многом мыслить "по-ницщеански". Из развитой Хайдеггером концепции человеческого "вот-бытия", находящегося одновременно и в абстрактно-мировом времени как "горизонте бытия", и в подлинно человеческом времени как "бытийности заботы", с необходимостью следует возможность или уловить то, что можно уловить пребывая в "просвете бытия", или отгородить себя от этого "просвета", даже если вдруг произойдет какое-то "со-бытие", определяемое Бытием, "знамение". Забвение бытия и произошло из-за увлечения человечеством сначала "волей к власти", а затем и "всегда стоявшим за ней" более глубоким содержанием: "волей к воле" как самодостаточным и не имеющим истинной цели процессом, который со временем становится не подвластным человеку. Позволив вовлечь себя в этот процесс, человечество потеряло путь к "истине бытия" и оказалось в кризисной ситуации. Выйти из нее, вероятно, можно только распознав "открывающее человеку собственно бытие" некое "раскрывающее событие" (Ereignis).

В самом конце XX вела уже достаточно отчетливо стали видны результаты того "восстания масс", о котором Х.Ортега-и-Гассет писал в самом его начале. Огромное число людей и сегодня мыслит мыслями Ницше и Хайдеггера, сознательно или бессознательно ассимилируя из них "то, что подходит", переделывая в новом ключе как идеи "классиков", так и свои собственные в "их духе". Однако, скорее всего, "наизнанку", акцентируя внимание на достаточно поверхностных, второстепенных для классиков проблемах и оставляя в тени наиболее существенные, эпохальные. Идеи Ницше и Хайдеггера утилизируются и предстают в достаточно вульгарном виде.

К концу XX века наступило время, пользуясь словами Хайдеггера, “массового напора на сущее со стороны воли к власти”, когда человек делает все, чтобы стать господином всего стихийного, когда "пользование становится использованием, а расходование израсходованием... "Мировые войны" с их "тотальностью" суть уже следствие бытийной оставленности... это миро-войны, предварительная форма устранения различия между войной и миром... Появляются признаки последней оставленности бытием – провозглашение "идей" и "ценностей", потерянные метания призывов к "делу" и к непременной духовности... Это оказывается единственным способом, каким пристрастившийся к самому себе человек еще может спасти свою субъективность, взвинтив ее до сверхчеловечества... Недочеловечество и сверхчеловечество – одно и то же; они принадлежат друг другу... как животный "низ" и разумный "верх" неразрывно спарены до соответствия друг другу" . Сущее действительно как действенное, а в нашем сегодняшнем обществе как манипулирование всем тем, чем можно манипулировать. Нравственное негодование тех, кто еще не знает, что есть на самом деле, часто нацелено на произвол и властолюбие "вождей" – это самая фатальная форма их признания.

Борьба за власть распространяет и ускоряет идею первостепенности вопроса о власти, хотя борющиеся за власть не замечают, что являются лишь агентами власти. "Борьба между теми, кто у власти, и теми кто хочет власти, с обеих сторон есть борьба за власть. Повсюду определяющим оказывается сама же власть. Благодаря этой борьбе за власть принцип власти с обеих сторон возводится в принцип абсолютного господства власти. Одновременно, однако, здесь остается скрытым то одно, что эта власть стоит на службе у власти и угодна ей. Борьба за власть заранее уже подвластна власти. Воля к воле только уполномочивает эту борьбу. Власть же благодаря этой борьбе овладевает человеческими массами таким образом, что лишает людей возможности когда-либо вырваться на ее путях из забвения бытия. Борьба за власть неизбежно планетарна и как таковая по сути безысходна.., поскольку своею собственной силой вытеснена в историческинaуместное, в оставленность бытием" . Применительно к событиям нашего времени, сказанное трансформируется в тезис, что в условиях кризиса парламентской демократии и тоталитаризма все более и более отчетливо культивируется новое понимание сути бытия, в виде "вывернутого наизнанку" старого. Суть бытия все чаще и чаще понимается не столько в виде достаточно глубоко раскрытой "воли к воли " Хайдеггера или даже в виде проявления "воли к воле" с пафосом отстаиваемой "воли к власти" Ницше, сколько в виде их самой поверхностной разновидности "власти власти " как "властвования власти " ("власти к власти "). Усугубление кризиса "напряжения встречи планетарной техники и современного человека" приобретает формы как бы "закрывающие" пути выхода из него.

Через призму культивируемого сегодня (и, вероятно, господствующего) представления о сути человеческого (и нечеловеческого) бытия как "власти власти " по иному видится и сущность "воли к воле " Хайдеггера, а тем более сущность "воли к власти " Ницше. Перед нами выстраивается новый ряд понятий, сравнение которых требует осмысления. Современный человек также оказывается двойствен, амбивалентен, противоречив.

Да, и Ницше, и Хайдеггер выступали по сути против картезианской традиции западноевропейской философии и видели в рационализме не столько помощь, сколько помеху дальнейшему развитию человечества. Ницше предъявил этой традиции свои "пять нет", выступив против: чувства вины; скрытого христианства (перенесенного в музыку, в социализм); " XVIII века Руссо" с его "природой"; романтизма (в котором сходятся идеалы христианства и Руссо); и, наконец, против "преобладания стадных инстинктов". Хайдеггер, со своей стороны, утверждает, что "...не потому не веруют в Бога, что Бог как таковой утратил для них достоверность, а потому, что они сами отказались от возможности веровать и уже не могут искать Бога. Они больше не могут искать, потому что перестали думать... Мышление же начнется лишь тогда, когда мы постигнем уже, что возвеличивавшийся веками разум – это наупрямейшийся супостат мышления" . Современный человек также противоречив. Время "власти власти" заставляет его метаться между разумом и верой, рационализмом и мистикой, не поднимаясь, однако, как правило, до уровня рассуждений классиков. Старое не отвергается совсем, но и перестает осваиваться "за ненадобностью" в борьбе за власть.

Да, и Ницше, и Хайдеггер сумели рассмотреть "ужас" господства масс, будущего "усредненно-серой" посредственности и "грядущего хама". Но, если пафос Ницше сводился к праву прямого насилия со стороны сверхчеловека даже над "последним человеком", не понимающим неизбежности подчинения "року", то Хайдеггер сумел найти для "воли к власти" первое более глубокое содержание в виде "воли к воле". При потере перспективы развития современному человеку в условиях усиливающегося господства "властвования власти" ближе оказываются не "заумные рассуждения" Хайдеггера, а более простые рекомендации в "борьбе за власть" Ницше, если вообще всплывает потребность в обосновании своих поступков. Однако, ни Нищие, ни Хайдеггер не смогли предугадать всех последствий действий людей в новых условиях. В отличие от Ницше, уповавшего на ведущую роль сверхчеловека и презиравшего слабых, Хайдеггер увидел возможность "самовзвинчивания от страха потерять свою субъективность" недочеловека в "сверхчеловека" и некоторые негативные последствия этого, когда говорил о роли "вождизма" в становлении тоталитарных режимов. Но все же и он не смог предугадать последствий господства идей "власти власти", когда осуществлять их начинает "каждая кухарка", получившая эту власть.

Да, и Ницше, и Хайдеггер в том или ином виде оказались вовлеченными в идеологическую борьбу XX века, особенно по проблемам тоталитаризма. Однако, если Ницше мог быть лишь "перетрактован" , исходя из текущих потребностей национал-социализма и национал-коммунизма, то Хайдеггер исходя из своих внутренних убеждений (никогда от них не отказываясь) первоначально увидел "внутреннюю истинность и величие" национал-социализма в том, что он на первых порах своего развития, с его точки зрения, олицетворял собой необходимую для общества идеологию "встречи планетарной техники и современного человека". И это не случайно. Многие крупные умы искренне увлекались реально осуществившейся мощью тоталитарных режимов. Но быть последовательным приверженцем, тоталитаризма Хайдеггер просто не мог из-за исходных положений своей философии. Философия индивидуального человеческого "вот-бытия" несовместима с идеологией тоталитаризма (ни фашизма, ни коммунизма, в чем представители как той, так и другой быстро разобрались). Ключевое слово здесь для уточнения позиции Ницше и Хайдеггера – это слово "первоначально". Фашистские и коммунистические идеи действительно могут увлечь человеческую мысль только "первоначальными" своими призывами к "иному лучшему", только на первых этапах формирования реального движения, пока не стали очевидными последствия действий на основе таких идей, через процесс "власти власти" ввергающих человечество постепенно в варварство. От власти "тупеют", отмечал Ницше. "Я занялся исследованием Ницше при фашизме затем, чтобы показать несовместимость его идей с фашизмом, а тем самым направить мысль людей против идеологии тоталитаризма", – подчеркивал Хайдеггер .

Да, и Ницше, и Хайдеггер подняли на щит идею особой роли "языка-речи" для человека, к тому же еще поэтической речи. Развиваемые вслед за другими мыслителями, идеи о развертывании "трагедии человеческого духа" не столько в философии, сколько в музыке Рихарда Вагнера и поэзии вообще, лежат в основе ницшеанского философствования. Требование обратиться к вслушиванию в "речь-сказ" и создать "ухо", которое могло бы проникнуть через язык как "дом бытия" к самому бытию – характерно для позднего Хайдеггера. Но все это в периоды господства "воли к власти" и "воли к воле". Классики ощущали, но не смогли предугадать роль музыки, поэзии, "речи-сказа" и простого "пересказа"– интерпретации в манипулировании сознанием масс людей в самой примитивной форме "за" или "против" очередного интереса "власти власти", в условиях возникновения "четвертой власти" масс-медиа.

Таким образом, мыслями Ницше и Хайдеггера люди мыслили до них, после них и сегодня. Идеи "воли к власти" и "воли к воле" органически влияли и формировали идеи "власти власти". И наоборот, господствующие сегодня идеи "власти власти" ассимилируют идеи "воли к воле" и "воли к власти", культивируя (иногда "нейтрально", иногда искажая, а иногда даже открывая новые аспекты ) их в меру возможности приспособить к своим текущим интересам. Не более того. Время "власти власти" вряд ли нуждается в глубоких разработках философской мысли.

В результате рассмотрения некоторых идей обоих философов выявилось своеобразное противоречие между "пессимизмом" разума и достаточно уязвимым "оптимизмом" метафизики, указывающей на возможность лучшего. Однако, не менее уязвим и "оптимизм" научного рационализма, противопоставленный "пессимизму" якобы "умершей" метафизики. Все дело в том, что и как под этим понимать. Следует, вероятно, согласиться с Хайдеггером, что для выхода из глобального кризиса человечества наших дней недостаточно уповать на помощь со стороны "сверхчеловека", что без возникновения независимого от желания человечества "потрясающего со-бытия", идущего от Бытия – люди не перестроят свою жизнь. Но что это будет за событие? Вероятно что-то “человечески-онтологическое”, “объективно-субъективное”. В этом смысле тезис о том, что сознательно используя свои рациональные к нерациональные возможности, человечество из имеющегося налицо кризиса само никогда не выберется – оказывается не столько пессимизмом, сколько как раз оптимизмом, хотя и умеренным.

Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. Новосибирск, 1992, С.136-204.

Хайдеггер М. Что значит мыслить? // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991, С.134-138.

Зайцева 3.Н. Мартин Хайдеггер: язык и время // Хайдеггер М. Разговор... С.172.

Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Соч. в 2-х томах, T. I, М., 1990. С.25-34.

Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Соч. в 2-х томах. T.I. М., 1990. С.25-34.

Ессе Hомо. Как становятся сами собой // Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. - М., 1990.

Ницше Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. T.I. М., 1990. С. 592-593.

Ницше Ф. Ессе Номо // Там же, С.754.

Михайлов А.Б. Предисловие к публикации // Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" - "Вопр. философии", 1990, № 7, С.133-136.

Интервью М.Хайдеггера в журнале "Экспресс" // "Логос". Филос.-лит. журнал. М., 1991, № 1. С.54-55.

Михайлов И. Собрание писем из переписки Мартина Хайдеггера и Элизабет Блохманн // "Логос". Филос.-лит. журнал. М., 1992 (l), № 3. С.283.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 214-221.

Heidegger M. Sein und Zeit. Zwolfe, unver. Auflage.Tubingen, 1972, S.180-190.

Heidegger M. Sein und Zeit..., S.191-230.

Ibid., S.404-427.

Heidegger M Der europaische Nihilismus. Pfullingen, 1967, S.251-252.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.222-224.

Там же. С.229.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики//Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.229-230.

Хайдеггер М. Преодоление метафизикя//Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.225.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики //Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 224.

Беседа сотрудников журнала "Шпигель" Р.Аугштайна и Г.Вольфа с Мартином Хайдеггером 23 сентября 1966 // Там же. - С. 241, 246-247.

ХайдеггерМ. Слова Ницше “Бог Мертв” / Вопр. философии. 1990. С.174.

Беседа сотрудников журнала "Шпигель"... // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 241.